Юрий Жуков - Тайны Кремля Страница 10

«Необходимо будет, — сказал Яковлев, — выйти на очередной съезд партии с предложением об отмене пункта устава ВКП(б) об организации партгрупп в составе Советов и их исполкомов». А далее впервые открыто высказал то, что и свидетельствовало со всей очевидностью о нарастании кризиса существовавшей в СССР политической системы. Пояснил, что партгруппы следует ликвидировать для того, «чтобы впредь все вопросы Советов как в части хозяйственного, культурного и политического руководства, так и в назначении людей обсуждались и решались непосредственно Советами и их исполкомами (выделено мною. — Ю. Ж.), без возложения на коммунистов обязанности голосовать в порядке партдисциплины за то или иное решение через партгруппы, не являющиеся партийными органами»[22]. Оставил второй частью тезиса лазейку для выборных партийных органов, то есть горкомов, обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик.

Сегодня невозможно установить, кому именно принадлежало авторство именно такого варианта предложения, означавшего необходимость придания большей самостоятельности официальным, советским ветвям власти и одновременно относительного сокращения полномочий самой партии. Несомненно одно: данное положение доклада получило предварительно одобрение большинства членов ПБ и, в частности, Сталина. Подтверждением же тому служит и короткое выступление в прениях В. М. Молотова, который хотя в несколько смягченной форме, но твердо поддержал тезис Яковлева. «В представлении некоторых товарищей, — отметил Вячеслав Михайлович, — у нас можно встретить такое отношение, что советский аппарат — это, ну, второстепенная какая-то организация, а советские работники — это работники второго сорта». Чтобы искоренить подобный недостаток, добавил Молотов, следует «Советы, советский аппарат, советских работников поставить в работе на более высокую ступень, поднять на ступень выше»[23]. Иными словами, как минимум уравнять обе властные структуры.

И все же ни Яковлев, ни Молотов не желали устранения партии от власти. Просто пытались найти для нее новую, более респектабельную, цивилизованную форму деятельности, сохранив прежнюю господствующую роль. Недосказанное ими более откровенно выразили другие члены руководства. «Кандидаты будут выставляться от партии и от общественных организаций, — уточнил Калинин. — …Значит, и участие в выборах, в выставлении своих кандидатур принимают эти общественные организации под руководством партии». То же нежелание рисковать, принимая всерьез демократию, продемонстрировал и Стецкий, потребовавший от участников Пленума: «Нужно заблаговременно позаботиться о том, чтобы не только был выдвинут наш кандидат, но чтобы наши кандидаты обсуждались на общих собраниях, чтобы за них агитировали, и так далее, иначе может получиться кампания наоборот»[24].

Однако даже такое решение проблемы выборов, отныне остававшихся демократическими — свободными и состязательными — только на бумаге, и должное вроде бы полностью удовлетворить интересы партократии, обезопасить ее будущее, далось далеко не сразу. Потребовалось четыре месяца на раздумья, а возможно и на резкое столкновение мнений в руководстве. Лишь 11 октября, на третьем по счету за год Пленуме ЦК, было окончательно согласовано и сформулировано общее представление о том, как же конкретно следует проводить выдвижение и избрание депутатов, теперь уже по одному на вакантное место. Представление, порожденное в равной степени как атмосферой массовых репрессий, так и неизжитым со времен революции и гражданской войны естественным для той поры представлением о политической борьбе непременно как насилии.

Молотов, на чью долю в этот раз выпала роль основного докладчика, от имени ПБ поставил перед обкомами, крайкомами и ЦК компартий союзных республик три взаимосвязанных, подчиненных достижению одной цели, задачи. Во-первых, «иметь примерно в среднем для всего СССР до 20 % беспартийных в составе Верховного Совета», тем самым предрешив для партократии ее автоматическое большинство в обеих палатах создаваемого парламента. Во-вторых, «вся работа по выдвижению кандидатов в депутаты в Верховный Совет должна быть по-настоящему под контролем и руководством парторганизаций», что отдавало формирование депутатского корпуса все той же партократии. В-третьих, «до 17 октября Центральный Комитет должен получить проверенных, настоящих кандидатов и, опираясь на эти решения, мы будем выдвигать их через собрания рабочих и колхозников»[25]. Предупредил таким образом всех без исключения: последнее слово руководство оставляет только за собой.

Назвал Вячеслав Михайлович и тех, кому ПБ поручило с 17 октября начать проверку кандидатов, провести обе кампании — и по выдвижению, и по выборам, возглавив Центральную избирательную комиссию. Председателем ее назначили сорокадвухлетнего Петра Георгиевича Москатова, давнего функционера профсоюзов, с мая одного из секретарей ВЦСПС. Заместителем его стал сорокашестилетний Отто Юльевич Шмидт, в прошлом социал-демократ — интернационалист, проработавший к тому времени и в наркомпроде, и в кооперации, и в наркомпросе, а в последние годы — участвовавший в нескольких полярных экспедициях, и потому назначенный начальником Главсевморпути, с 1935 года еще и действительный член АН СССР. Секретарем был выбран тридцатишестилетний Георгий Максимилианович Маленков, окончивший два курса Московского Высшего технического училища, но работавший только в партаппарате: с 1925 г. — в ЦК и МК, с 1934 года — заведующим отделом руководящих партийных органов (ОРПО) ЦК ВКП(б).

Ни одно из положений весьма короткого, до предела информативного доклада Молотова, выдержанного в откровенно императивной форме, не вызвало у участников пленума дискуссий. За ним не последовало ни обсуждения, ни дополнений, ни предложения хотя бы незначительных корректив. Этот доклад был воспринят как боевой призыв к действию и потому псевдопрения выражали полное и единодушное понимание того, что от их участников ждут. Выступавшие ограничивались либо уже готовым рапортом о выполнении только что полученного приказа, либо предусмотрительным рассказом о тех или иных трудностях, которые имеются в их регионе. Но лейтмотивом всех без исключения выступлений оказалось упование на новые репрессии, которые и позволят преодолеть сложные препятствия.

Первый секретарь Архангельского обкома Конторин, например, заявил, что на вверенной ему территории слишком много противников Советской власти — «и административно высланные, и спецпоселенцы, и лагери… Много всякой сволочи. И вот сейчас, когда оперативно работает „тройка“, и когда начали мы разматывать это дело, вскрыли дополнительно 10 контрреволюционных организаций. Мы просили и будем просить Центральный комитет нам увеличить лимит по первой категории (т. е. позволить местной „тройке“ вынести загодя установленное число смертных приговоров. — Ю. Ж.) в порядке подготовки к выборам».

Ю. М. Каганович, брат Л. М. Кагановича и первый секретарь Горьковского обкома, наоборот, докладывал о том же как об уже сделанном. «С мая месяца, — гордо отчитывался он за проделанную „работу“, — посажено врагов — троцкистов, бухаринцев, шпионов, вредителей, диверсантов — 1225 человек, в том числе орудовавших на автозаводе, на 21-м заводе, на 92-м заводе и других. Взято 2860 человек кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов…» А. А. Волков, секретарь ЦК компартии Белоруссии, столь же четко сообщил Пленуму о ликвидации главных «врагов» — ксендзов и учителей польских школ. А заодно продемонстрировал и редкую гибкость в подходе к решению предложенной задачи. «У нас есть, — поделился он своим опытом, — такие писатели, как Якуб Колас, Янка Купала, Александровский. По правде говоря, первые два — люди, которые были завербованы врагами. Но это наиболее видные люди для Белоруссии, поэтому мы должны вырвать их из вражеских лап, приблизить к себе, и мы даже считаем нужным провести их в Совет национальностей».

Только одно выступление, первого секретаря Курского обкома Пескарева, прозвучало диссонансом. Оно стало предвестником будущих переоценок массовых репрессий. Продемонстрировало, что слишком многие аресты необоснованны, надуманны, зиждятся на ложных обвинениях. «…Судили по пустякам, — рассказал Пескарев. — Судили незаконно, а когда мы, выяснив это, что незаконно многих судили, поставили вопрос в Центральном Комитете, товарищ Сталин и товарищ Молотов крепко нам помогли, направив для пересмотра этих дел за эти годы бригаду работников Верховного Суда и Прокуратуры. И оказалось, что за три недели работы этой бригады по 16 районам отменено этой бригадой Верховного Суда и Прокуратуры 56 % приговоров как незаконно вынесенных. Больше того, 45 % приговоров оказалось без всякого состава преступления»[26].