Бригита Йосифова - Декабристы Страница 10

Но вдруг директор почты побледнел, словно полотно. В письме было написано следующее: «Не удивляйтесь, что пишу вам по почте. Наш директор почты тоже с нами!»

Иван Пестель понял, что погублен. Невозможно показать это письмо императору. Его подозрительность граничит с безумием. Без колебаний он отправит своего директора почт в Петропавловскую крепость.

И он уничтожил письмо.

А Ростопчин только этого и ждал. Павел I все узнал, и блестящая карьера закончилась плачевно. Директора уволили со всех должностей, и он вернулся на жительство в Москву.

Однако падение его было временным. Через четыре года граф Пален возглавил заговор, в результате которого был убит император Павел I.

На престол взошел Александр I. Он обещал править «по законам и сердцу бабки нашей Екатерины Великой». Новый император вызвал Ивана Пестеля в Петербург и назначил на большой и ответственный пост — генерал-губернатора Сибири.

Павел Пестель, как уже говорилось, родился в июне 1793 года. Это был год самого большого испытания для Французской революции. Диктатура якобинцев достигла своего апогея.

До 11 лет Павел Пестель воспитывался в родном доме, при неустанных заботах матери, одной из передовых женщин своего времени. Затем его отправили в Дрезден, где он прошел полный гимназический курс. После возвращения из Германии Павел Пестель поступил в аристократический Пажеский корпус.

Молодой Пестель выделяется умом, талантами, музыкальностью. Он изучает военное дело, математику, политическую экономию. Штудирует многие книги, изучает Монтескье, Руссо, читает английских философов Локка, Смита и Бентама, с увлечением вникает в «Политику» Юста, «Политические учреждения» Липфельда, «Курс по политике» Фосса…

Однокашники относятся к нему с восхищением. Он не только серьезен — проницателен. Даже во взгляде его спокойных глаз они встречают расположение и дружеское участие. Пестель проявляет неслыханную смелость — протестует открыто перед всеми против несправедливого наказания, наложенного начальством на одного из пажей. Такой поступок был равносилен бунту. Над юношей сгущались грозные тучи, но в конце концов дело решили замять.

«Любит влиять на своих товарищей. Самостоятелен. Замкнут», — записано в графе «Поведение» его характеристики.

Единственным соперником по Пажескому корпусу был у Пестеля его однокашник Адлерберг. Но он был протеже самой императрицы Марии Федоровны, матери Александра I. Несмотря на столь высокое покровительство Адлербергу, имя Павла Пестеля как первого ученика при окончании им Пажеского корпуса заносится золотыми буквами на мраморную доску. Почетная доска с его именем украшает белый Актовый зал училища.

Пройдут годы, и Павел Пестель снова встретится с Адлербергом… в Петропавловской крепости. Павел Пестель — узник, на допросе, а Адлерберг — за столом Следственной комиссии в качестве личного доверенного представителя императора, его глаза и уши. Теперь Адлерберг наконец чувствовал себя «победителем».

Бородинская битва стала первым испытанием для молодого Пестеля. В ней он геройски сражался и был тяжело ранен. С раздробленной костью левой ноги 19-летнего героя вынесли с поля сражения его солдаты.

В госпитале Павел получил письмо от своего отца. «Я был тронут до слез, — писал он сыну, — когда граф Аракчеев мне рассказал, что главнокомандующий князь Кутузов наградил тебя золотой шпагой за храбрость. Этой награды ты удостоен за свои заслуги, а не по чьей-то милости или протекции. Именно так, друг мой, вся наша фамилия, все мы служим России, нашему Отечеству. Ты только лишь начал самостоятельную жизнь, а уже имел счастье пролить кровь в защиту своей родины».

А второе боевое крещение Пестель получил в августе 1816 года, когда его принимали в члены Тайного общества. Он горел нетерпением поделиться с друзьями своими мыслями о судьбах России. Он искал самых знающих и умных оппонентов. В столкновениях разных взглядов и мнений, в горячих спорах он проверял и самого себя. Пестель всех горячо убеждал, что нельзя начинать революции, если еще не готова конституция, то есть отсутствует высший закон, который является смыслом и целью борьбы.

Михаил Лунин, как всегда, спокоен и ироничен. С его лица не сходит выражение холодной отчужденности. Но друзья хорошо знают его гордую, страстную и горячую натуру. Лунин спрашивает Пестеля:

— Вы нам предлагаете сначала написать какой-то энциклопедический свод, а уже потом подниматься на революцию?

Но и Пестеля трудно так просто обезоружить, даже прибегая к иронии. Он может убедить и скептиков, даже людей, не верующих в проповедуемые им идеи. Пестель с невозмутимым спокойствием разъясняет смысл своей «Русской правды». Он говорит с несокрушимой логикой, опираясь на свою огромную эрудицию, глубокие познания в политических и экономических науках.

Лунин слушает. В его глазах горит огонь воодушевления. Он снова прерывает Пестеля. Но на этот раз его вопрос адресован и Никите Муравьеву:

— Вы рассказываете о конституции, о законах. Я не имею возражений, придет время, и мы их обсудим. Но вы говорите, что время проведения революции где-то в далеком будущем. А этот день мы сами ускорим. Император может погибнуть намного раньше. Ведь совсем нетрудно встретить его на Царскосельской дороге отряду решительных мужей с черными масками на лицах…

Пестель внимательно и долго смотрит на Лунина. Но кавалергардский ротмистр совершенно спокоен. Его лицо, как обычно, приветливо и несколько бледно.

Пестель развертывает огромную организационную работу. Это, можно сказать, «черная работа» революционера. Он не только создает свой колоссальный труд — «Русскую правду». Пестель непосредственно руководит двумя пламенными революционерами Южного общества. Это его первые сподвижники — Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин. Он пишет для них директивы, программу переговоров с Тайным обществом поляков, затем работает над резюме «Русской правды» для Рюмина к предстоявшим ему переговорам с организацией «Соединенные славяне». Пестель разрабатывает план революционного похода на Москву и Петербург. Он ищет возможность привлечь к Тайному обществу высших командиров и с их помощью повести за собой целый корпус Южной армии.

Как-то Александр Поджио написал о Пестеле сильные и незабываемые слова. Он так описывал свою первую встречу с ним:

«Уши мои оглушила его слава; я так много знал, так много слышал о нем, что он уже не мог меня удивить ни своим умом, ни рассуждениями, ни чем другим».

Поджио вспоминал далее, что Пестель начал разговор с ним с «азбуки» политики, введя затем его в свою республику… Наконец приступил к заговору и свершению невероятного покушения.

«Давайте же сосчитаем жертвы! — и стиснул свою руку, чтобы произвести ужасный подсчет на пальцах.

Я начал называть их по именам, а он считал их. Когда дошли до женщин, он меня прервал и сказал:

— Знаете ли, это все-таки ужасное дело.

— Не менее вас понимаю это.

Сразу же его рука оказалась передо мной. И ужасное число достигло тринадцати.

Наконец, когда я остановился в замешательстве, он сказал:

— Но это еще не все. Ведь следует устранить и тех членов фамилии, которые находятся за границей.

— Да, — сказал я, — тогда поистине нет конца этому ужасу, так как великие княгини имеют детей».

Спустя какое-то время Пестель будет категорически отрицать показания Поджио перед Следственной комиссией. Он признает, что действительно замышлял цареубийство, но заявит, что такие драматические и ужасные перечисления на пальцах не имели места. Он останется спокойным и твердым.

В 1824 году проводились интенсивные совещания между руководителями Северного и Южного обществ. Встречи происходили в Петербурге. Пестель настаивал на слиянии обоих обществ. Он вел об этом переговоры с князем Сергеем Трубецким. Долгими часами разговаривал с поэтом Кондратием Рылеевым. Предлагал им места в Директории Южного общества, говорил, что у них общая цель и, таким образом, следует идти единым путем.

Члены Северного общества отнеслись сдержанно к предложениям Пестеля. Вызывали беспокойство его сильная воля, железный характер. В его лице видели своего рода русского Наполеона. Даже Александр Поджио, когда однажды выслушал пламенную речь Пестеля, сказал ему, что, по всей видимости, его изберут диктатором будущего Временного правительства. Пестель тут же возразил, что носит нерусскую фамилию и весьма неудобно ему иметь неограниченную власть над русским народом.

Но даже эти слова не успокоили членов Северного общества. Рылеев прямо ему сказал, что видит в нем подражателя Наполеону, «похитителя свободы», завоеванной в ходе Великой французской революции.

Об этой настороженности к Пестелю писал в своих воспоминаниях князь Сергей Волконский, когда он был уже в преклонном возрасте — за его плечами было 30-летнее заточение и изгнание в Сибирь.