Юрий Мухин - Жертвы Блицкрига. Как избежать трагедии 1941 года? Страница 10

…Бригада начала отходить, ускоренным маршем двигаясь к Варшаве. Приказы свыше до нас так и не доходили. А ждали их с нетерпением как в армии, так и в бригаде, ждали, не проявляя при этом никакой собственной инициативы, никакой предприимчивости, ни малейшего действия, продиктованного требованием обстановки. Царила полная апатия.

Между тем возможностей драться и уничтожать врага было немало. Хорошо помню, как мы проходили через Кампиноскую пущу. Буквально тысячи хорошо вооруженных солдат совершенно бесцельно бродили по ее зарослям. …Об этом я говорил командиру 22-го уланского полка подполковнику Плонке, с которым несколько часов мы ехали рядом на лошадях как раз через леса и перелески Кампиноской пущи. Увы, на него мои слова не произвели никакого впечатления. В ответ он лишь твердил: «У нас нет приказа, мы должны спешить в Варшаву, а кроме того, мы не можем допустить, чтобы нас опередили и окружили».

Не дать себя опередить, окружить — это была какая-то мания, какой-то психоз, парализовавший умы и души наших командиров и заслонивший собою все остальное на свете.

Словом, происходило соревнование с немецкими бронетанковыми частями, кто скорее достигнет Варшавы — они или мы. Никто не думал о том, чтобы задержать врага хотя бы на несколько часов, если не на несколько дней или дольше.

В Варшаву, как можно скорее в Варшаву!

8 сентября мы через Модлин прибыли в Отвоцк. Штаб бригады разместился в пансионате посреди замечательного соснового парка. Здесь бригада, наконец, получила долгожданный приказ, в соответствии с которым она придавалась группе генерала Андерса.

А между тем состояние бригады было плачевным. Фактически она перестала существовать и числилась лишь на бумаге да в воспоминаниях. 1 сентября она вступила в бой в составе четырех кавалерийских полков, дивизиона конной артиллерии (четыре батареи), бронетанковой роты, зенитной батареи, разведывательного эскадрона и эскадрона связи. Это была крупная, хорошо вооруженная и оснащенная боевая единица.

Но уже после двух дней не очень тяжелых боев и после нескольких дней марша без сражений и даже без соприкосновения с противником от нашего замечательного боевого соединения в результате неумелых действий его командира почти ничего не осталось. Бригада буквально развалилась и рассыпалась. Я особо подчеркиваю при этом — без каких-либо боев с немцами ! Даже самолеты нам не очень-то досаждали. Только один раз — около Скерневиц — мы стали объектом небольшого налета, причем мы не понесли никаких потерь.

В Отвоцке всю бригаду представляли восемь офицеров командования (в том числе командир бригады полковник Гробицкий, поручик Зигмунт Янке, ротмистр Скорупка и я в качестве квартирмейстера), несколько офицеров запаса и небольшое число унтер-офицеров. Из средств передвижения уцелели два легковых автомобиля и несколько десятков лошадей.

От 20-го уланского полка остался только один взвод в составе тридцати конников. Остальные потерялись где-то в пути. 6-го кавалерийского полка вообще не существовало — он остался на месте, получив задачу прикрывать наш отход. Из состава 22-го полка уцелел неполный эскадрон. 1-й кавалерийский полк КОП вообще невозможно было разыскать, от дивизиона конной артиллерии, от бронемашин и зенитной батареи не осталось и следа. То же самое произошло с эскадронами связи и разведывательным, которые пропали неизвестно куда и когда.

…«Оперативная группа» Андерса, перед которой была поставлена задача оборонять Вислу южнее Варшавы, собственно говоря, никогда до конца так и не была сформирована. Группа фактически состояла из Барановической кавалерийской бригады, командиром которой являлся Андерс, Волынской кавалерийской бригады (командир — полковник Филипович), а также несуществующей Кресовой бригады полковника Гробицкого. Штаб оперативной группы во главе с Андерсом находился под Вянзовной.

12-го утром наша бригада получила приказ прикрывать тыл группы Андерса, которая должна была нанести удар по Минську-Мазовецки и одновременно оборонять Вислу под Отвоцком. Но те, кто отдавал приказ, упустили из виду одну деталь, — забыли, что бригады практически не существует.

Выполнение приказа выглядело так: все, что было способно двигаться, было сведено в походную колонну, которой с небольшим интервалом надлежало следовать по шоссе за частями, имевшими задачу осуществить удар по Минську-Мазовецки. Около 22 часов того же дня мы тронулись все вместе, единой и единственной колонной в составе двух легковых автомобилей, одного военного вездехода, одной грузовой автомашины и около ста всадников. Чуть поодаль за нами следовали тридцать конных повозок бригады. Общее направление движения — за группой генерала Андерса.

Вылазка в направлении Минська-Мазовецки полностью провалилась.

Мы вынуждены были отступать на Люблин. Хаос на дорогах царил невероятный. Наступившая ночь еще больше затрудняла какое бы то ни было передвижение. Колонны походили на сплетенные тела огромных ужей, конвульсивно вздрагивающих в безуспешных попытках сдвинуться в какую-либо сторону. Транспортные средства забили не только шоссе, но и обочины. Путь отступления был отмечен опрокинутыми машинами, перевернутыми телегами, изломанными колесами. Колонны шли в разных направлениях, и никто не знал, куда и зачем. Часто было неизвестно, где конец одной, а где начало другой. Командиров нигде не было видно, компактных войсковых частей — тоже. Только обозы и обозы, машины и повозки всевозможных видов и назначения. Бесконечный поток, которому, казалось, нет конца. О какой-либо организованности движения не могло быть и речи. Приказы по-прежнему не приходили.

В такой обстановке я потерял остатки группы и с трудом, часто сворачивая в поле, добрался наконец до Гарволина, который превратился в сплошное море огня. …Проехал в казармы за городом. Застал там нескольких офицеров и два-три десятка солдат. От них узнал, что всем надлежит следовать на Люблин, так как там должна быть сформирована новая ударная армия генерала Домб-Бернацкого.

О группе генерала Андерса никто ничего не слышал. Кое-кто утверждал, что кавалерия получила приказ отступать на Парчев.

…Утром в казармах от каких-то офицеров узнал, что Люблин должен быть эвакуирован и все войска покинут город, а гражданские и военные власти это уже сделали.

Было 14 сентября 1939 года.

Об ударной группе Домб-Бернацкого, которая должна была формироваться в Люблине, никто ничего не знал, а самого генерала в Люблине не было.

Массы солдат блуждали без командиров, не зная, что делать. В качестве ближайшего ориентировочного направления почти все, с кем мне приходилось разговаривать, называли Хелм-Влодаву. И сколько я ни спрашивал о кавалерии и о группе Андерса, слышал один и тот же ответ: «Держи курс на Влодаву». Мне не оставалось ничего иного, как направиться в эту самую Влодаву, новую Мекку, куда сейчас устремлялось все и вся.

Положение на дорогах было такое же, как под Лодзью, Варшавой или Люблином. Толпы беженцев, массы беспорядочно бредущих солдат — отличнейшая цель для «дорнье» и «мессершмиттов», которые безнаказанно сеяли вокруг смерть и опустошение, а прежде всего панику и неразбериху.

До Влодавы добрался к четырем часам дня 15 сентября.

Военных здесь было как муравьев, а хаос и беспорядок царили еще больше, чем в каком-либо другом месте. Никто не командовал, не отдавал приказов, не знал обстановки. Никто не имел никакого представления о том, что делать дальше, а главное — и это было самым тяжким — никто не старался овладеть положением на месте. Единственное, что мне удалось узнать: группа генерала Андерса находится в ближайших лесах, а Восточная бригада, которой командовал полковник Гробицкий, совсем рядом, в какой-то деревне. Мне даже сообщили предполагаемое название местности.

Такие сведения удавалось получать от знакомых и случайно встречавшихся офицеров, которые, разыскивая свои части, попутно узнавали о других и таким образом приблизительно ориентировались, кто где находится.

Осмотревшись в городе, я решил, чтобы не возвращаться в бригаду с пустыми руками, собрать какое-то количество солдат. Мне ведь было известно, что бригада фактически рассыпалась, а тут солдат всюду полно. С этой целью я вернулся в район Хелма и у люблинского шоссе начал задерживать небольшие группки и отдельных уланов, отбившихся от своих подразделений. Через несколько часов набрал уже около сотни человек. Разделил их на взводы, приказал приготовить обед в случайно приобретенной полевой кухне, расседлать и покормить лошадей. Видя организованную часть, к нам все больше стало приставать солдат. Стоило предложить какому-нибудь «бродяге» присоединиться к нам, и он с радостью соглашался.