Альберт Каганович - Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 Страница 10

Посланец из Тверии (Палестина) – раввин Моше бен Меир, побывавший в 1863 году в Бухаре, отмечал, что в Самарканде евреи проживают в 300 домах. Эта цифра попала затем в статьи Йосефа Иегуды Черного и Йосефа Эстампе[116]. Вряд ли она верна, поскольку даже в 1878 году их квартал насчитывал 191 дом согласно специально составленному списку[117]. Куда более достоверным статистическим источником на начало русского управления представляется составленный Моше Калантаром в 1873 году список из 168 домовладений[118]. Учитывая общепринятую оценку средней численности жителей одного дома для Средней Азии того времени в пять человек, еврейская община Самарканда должна была насчитывать 840 человек. Так, очевидно, и было, но только накануне русского завоевания в 1868 году, а к 1872-му – ее численность вместе с мигрантами возросла аж до 1582 человек, согласно точным данным чиновника Самаркандского областного статистического комитета Михаила Вирского[119]. Без всяких сомнений, разница в более чем 700 человек стала результатом спешной миграции евреев с территории, которая оставалась во владении бухарского эмира. Русский художник Василий Верещагин в 1867–1868 годах даже назвал эту миграцию бегством[120]. Уже в 1869 году, по свидетельству Василия (настоящее имя – Вильгельм-Фридрих) Радлова, немецкого востоковеда на русской службе, в Самарканде находилось свыше тысячи бухарских евреев[121]. Поэтому переданная в 1873 году Хорошхину информация, что бухарских евреев «полагают здесь до трехсот душ»[122], представляется крайним занижением их реального числа.

Георг Мейендорф и российский биолог немецкого происхождения Эдвард Эверсман, побывавшие в 1820–1821 годах в Средней Азии в одной и той же экспедиции, возглавляемой Александром Негри, независимо друг от друга написали об отсутствии евреев в Коканде[123]. Так оно и было, поскольку в другом месте Мейендорф отметил, что кокандским купцам приходилось возить в то время выделанные на месте белые ткани в Бухарский эмират для окраски в модный синий цвет[124]. Этот цвет оставался в моде потом еще долгое время. Он не понравился в 1870 году исследовавшему состояние шелководства в Кокандском ханстве князю Дмитрию Долгорукому: «Все женщины, которых я видел по дороге и в Коканде, были одеты одинаково, в длинный халат из дикой, голубоватой материи…»[125]

Вероятно, именно большой спрос на синие ткани побудил евреев-красильщиков позже переселиться в это ханство. Вольф отмечает, что во время его визита в 1832 году евреи уже переселились туда из Бухары и число их достигло 105 человек[126]. Скорее всего, эти его сведения – результат сильного преувеличения, как и другие – по Бухаре и Шахрисябзу, о чем мы поговорим чуть далее. Согласно более достоверным сведениям востоковеда Владимира Вельяминова-Зернова, к 1856 году в Коканде проживали двадцать пять евреев, занимавшихся окраской и последующей продажей шелковых тканей[127]. Спустя два десятка лет, накануне русского завоевания в 1876 году, по сообщению еврейского путешественника Эфраима Наймарка, там проживали двадцать евреев[128]. По всей видимости, к этому времени относится утверждение русского востоковеда и чиновника Владимира Наливкина, что «громадное большинство их [бухарских евреев] занималось ремеслом: в Фергане, например, были по преимуществу красильщики пряжи. Лишь наиболее состоятельные занимались торговлей»[129]. Часть переселенцев имели в городе недвижимость, о чем свидетельствуют акты 1859 и 1865 годов о покупке евреями Календарем и Даудбаем по одному участку земли, а также акт 1874 года, в котором при описании границ участка некоего мусульманина упоминается недвижимость Мулла-бая Симхаева[130].

В Андижане бухарские евреи поселились приблизительно в середине 1830-х годов. Это можно заключить из того, что Вольф в своих сведениях 1832 года о численности бухарских евреев по городам Средней Азии ничего не сообщает об их проживании в Андижане, а согласно информации, собранной русской администрацией после завоевания, свое кладбище в этом городе было у бухарских евреев уже в конце 1830-х годов. Спустя сорок лет там имелось более 200 захоронений[131]. Около шестидесяти семей проживали там накануне русского завоевания города[132], во время которого многие из них пострадали, как мы увидим ниже.

Евреев в Маргелане Мейендорф вообще не упоминает, в свете чего сведения маргеланского уездного начальника на 1907 год о том, что десять – двенадцать семей евреев появились там ста годами ранее, не вызывают доверия. Гораздо большего внимания заслуживают сведения того же чиновника о наплыве евреев в последний период правления Сеида Магомета Худояр-хана (правил Кокандским ханством в 1845–1875 годах), когда их отдельный квартал в Маргелане насчитывал тридцать домов[133]. Тогда же несколько еврейских подростков были обращены в ислам[134]. Вероятно, на постоянной основе евреи начали селиться там с 1830-х годов, а к 1840-м у них уже был отдельный небольшой квартал. На это указывает их письмо к мусульманскому судье в 1859 году. В нем они просят предписать разорившимся евреям, переселившимся из Маргелана в окрестные места, вернуться на жительство в существующий «с давних пор» еврейский квартал, которому грозит опустение[135].

Караван-сарай в Андижане (Туркестанский альбом: часть этнографическая. Т. 2. Л. 163). Библиотека Конгресса США, Отдел эстампов и фотографий, LC-DIG-ppmsca-14916

Не позже второго десятилетия XIX века несколько евреев переселились из Бухары в принадлежавший также Кокандскому ханству Ходжент, и к середине 1830-х годов у них уже сформировалась развитая община[136]. Но позже многие из них были насильно обращены в ислам. Эти чала поселились отдельно, образовав свой собственный гузар (маленький квартал) Таги савр, где тоже занимались шелкоткачеством[137]. К 1850-м годам евреев в городе оставалось только несколько десятков[138]. Башкирский этнограф и просветитель Мир-Салих Бекчурин в конце 1860-х годов обнаружил, что в Ходженте исключительно евреи занимались окраской хлопчатобумажных и шелковых тканей во все цвета[139]. В 1868 году их было там около тридцати человек[140].

Мейендорф пишет, что в Ташкенте во время его путешествия в 1820 году евреи вообще не проживали[141]. К точно такому же выводу пришел и его спутник Эверсман[142]. Зато евреи посещали в то время Ташкент по торговым делам. Это доказывает самая старая из сохранившихся надгробных плит на еврейском Чагатайском кладбище, датируемая тем же 1820 годом[143]. Приезжавшие тогда в Ташкент купцы останавливались в караван-сарае (постоялый двор)[144]. С 1830-х годов несколько семей бухарских евреев уже жили в Ташкенте постоянно[145]. К 1840 году в гузаре Ходжа Мамед, составной части ташкентской махалли (квартала) Укча Шейхантаурского района, в собственных домах жили восемь семей бухарских евреев, незадолго до этого переселившихся из Самарканда. В том году муллы заявили казию (судье), что земля, на которой стоят дома евреев, вакуфная. Поэтому он присудил евреям гузара ежегодно выплачивать мечети три золотых тилля. К середине 1860-х годов здесь проживали двадцать шесть еврейских семей, насчитывавших девяносто девять человек. В 1865–1867 годах, сразу после русского завоевания, сюда переселились еще одиннадцать семей[146]. По свидетельству русского купца, посетившего Ташкент сразу после его завоевания, бухарские евреи занимались там шелководством, ростовщичеством и виноторговлей[147].

В Карши, располагавшемся на перекрестке очень важных дорог – из Бухары, Самарканда, Балха, Кабула и Герата, евреи, по сведениям Оле Олуфсена, поселились после 1840 года. Побывавший в 1841 году в Бухарском эмирате с посольством Константина Бутенёва Николай Ханыков уже отмечал, что один из трех городских караван-сараев куплен и заселен евреями. В конце 1860-х годов бухарские евреи проживали там только в четырех домах. В 1883 году английский путешественник и англиканский миссионер Генри Лансделл насчитал в Карши тридцать – сорок евреев. Он тоже писал, что они пришли туда за сорок лет до этого[148]. Как отмечал капитан Дмитрий Путята, глава географической экспедиции, исследовавшей в том же году Памир, бухарских евреев было в Карши немного[149], что не противоречит сведениям Лансделла.

В Шахрисябзе, согласно Мейендорфу, проживали в 1820 году тридцать семей евреев. В отличие от этих сведений информация Вольфа о проживании в этом городе в 1832 году 300 семей бухарских евреев представляется сильным преувеличением. По сведениям русского этнографа Гребенкина, к началу 1870-х годов их насчитывалось там до 200 домов. Он также отмечает, что евреи переселились в Шахрисябз из Бухары девяносто лет тому назад, т. е. в начале 1770-х годов. Это не противоречит данным Мейендорфа. Впоследствии, уже после приезда туда Гребенкина, многие евреи переселились в Туркестанский край, в результате чего их численность в Шахрисябзе сильно сократилась. Согласно сведениям Наймарка, к 1885 году еврейских семей там оставалось не более ста[150].