Ростислав Ищенко - Галиция против Новороссии: будущее русского мира Страница 10

С началом боевых действий аресты, а вслед за ними и казни стали массовыми. Как свидетельствовал видный галицко-русский деятель Осип Марков, аресты «осуществлялись на основе заранее подготовленных списков «русофилов». Арестовывали крестьян, священников и светских интеллигентов; молодых и старых, часто целые семьи. Арестованных часто водили по улицам городов (например, по улицам Львова, Перемышля), а толпы фанатичных людей издевались над ними, а временами и убивали арестантов»[56].

Сегодняшнее международное право трактовало бы действия австрийских властей, как применение насилия, неадекватного угрозе, приведшее к гуманитарной катастрофе. Опыт Косово, Абхазии и Южной Осетии свидетельствует, что подобная квалификация становится достаточным основанием для признания за населением права на восстание, как способ самозащиты от неадекватной власти, для иностранного (не обязательно международного) силового вмешательства и легимизирует отторжение переживших гуманитарную катастрофу по вине собственного правительства провинций.

В то время, однако, подобные нормы еще не действовали, к тому же Австрия все равно уже вела войну именно с тем государством, которое теоретически могло вмешаться в события на стороне преследуемых русинов. Поэтому правительственные репрессии продолжались по нарастающей, расширяясь географически и становясь все более жестокими. В свою очередь, в качестве средства самозащиты галицкие русины использовали бегство на занятую русскими войсками территорию, а также оказание помощи русским войскам, вплоть до прямого перехода на их сторону. Как это всегда бывает в подобных случаях, раскрутка маховика террора привела лишь к радикализации и непримиримости сторон конфликта.

«Через наше село вели несколько арестованных священников. Их били кулаками, швыряли в них камнями и обломками кирпичей, ругали невозможными словами, забрасывали грязью, – вспоминал очевидец. – …Многих калечили до крови. Некоторые из жертв не дошли до Львова, например старенький 80-летний священник из Стоянова, который погиб по дороге вместе со своим дьяком»[57].

«Галицию усеяли мадьяры виселицами. Тогда считали каждого украинца предателем, и кто попался в их руки с самой маленькой тенью подозрения, погибал на виселице как предатель», – признавал и украинский деятель Андрей Чайковский, именуя «украинцами» всех русинов[58]. В данном случае характерно, что административно-политически Галиция входила в состав Австрии, а не Венгрии. Королевство Венгрия после 1867 года было связано с австрийскими землями в рамках двуединой монархии лишь личной унией: император Австрии был одновременно и королем самоуправляющейся Венгрии. При этом в ведении центрального правительства оставались вопросы лишь внешней, военно-морской и финансовой политики. Поэтому карательные акции венгерских войск в Галиции прямо указывают на их инициатора – центральное правительство, ибо правительство Венгрии не было полномочно осуществлять военную политику и не имело никаких административных или полицейских полномочий на землях австрийской короны[59].

Современные украинские авторы приводят свидетельство атамана украинских сичевых стрельцов (подразделения австрийской армии) Степана Шухевича[60] о том, что в галицком селе Явор «австро-венгерские части перед отступлением на Мадьярщину повесили много людей за их якобы москвофильство»[61]. Казнь за «москвофильство» была одним из распространенных видов наказания в тот период. Но необходимо отметить, что даже законы военного времени, предполагающие жесткие наказания за нелояльность, предусматривают смертную казнь за конкретные действия (шпионаж, диверсии и т. д.), направленные против воюющего государства, но никак не за ощущение кровного родства и не за невысказанную симпатию к военному оппоненту, тем более не за подозрение в такой симпатии. Австрийские суды часто выносили приговоры по обвинению в шпионаже, но часто людей казнили и за непредусмотренное никаким кодексом «москвофильство». А уж заключение в тюрьму по обвинению в «москвофильстве» в тех условиях могло рассматриваться как большая удача – из тюрьмы был шанс рано или поздно выйти.

В городке Золочев австрийцы в августе 1914 года арестовали около 150 человек. Также в окрестностях города Турки было схвачено множество крестьян-русинов, причем 70 человек из них повесили[62]. В Перемышле только за один день 15 сентября 1914 года средь бела дня расстреляно было 40 крестьян-русинов и представителей русинской интеллигенции[63]. Совершенно очевидно, что столь массовые экзекуции (а это не единичный случай, а обыденная практика) совершались с целью превентивного запугивания русинского населения Галиции.

Если бы во всех этих случаях речь шла о заслуженном наказании, то пришлось бы признать, что в ближайшем тылу австрийской армии действовали целые партизанские части и соединения. В таких условиях Австрия не смогла бы воевать не только четыре года, но даже четыре месяца. Такое количество реальных диверсантов просто парализовало бы австрийскую армию. Да и ни в одном из сообщений о массовых казнях не говорится о каком-либо сопротивлении с оружием в руках. Зачастую австрийские источники и не скрывают, что казни являлись местью за русинские симпатии к России. При этом видна четкая организующая и направляющая репрессии роль официальных властей. Так, австрийская военная комендатура выплачивала от 50 до 500 крон за указывание жандармам на симпатика России[64]. Отметим, опять же не на шпиона, диверсанта или провокатора, но всего лишь на симпатика.

Обратим внимание на три факта. Во-первых, речь идет о репрессиях не по классовому или социальному, но по национальному признаку. Уничтожая народ, австрийцы, в первую очередь, уничтожали элиту народа – его образованный класс, наделенный самосознанием. Попасть в тюрьму, концлагерь или на виселицу у русинского интеллигента (госслужащего) или у священника было больше шансов, чем у простого крестьянина, но и последних репрессии не обходили стороной, обрушиваясь иногда на целые деревни.

Во-вторых, репрессии были также четко политически ориентированы уже внутри русинского народа. Русин-украинофил мог пострадать от репрессий лишь случайно, по недоразумению, хотя, с учетом эксцесса исполнителя, такие недоразумения случались сплошь и рядом. В свою очередь, русину-русофилу не попасть под каток репрессий, уклониться от австро-венгерского террора, было практически невозможно. Тех, кто не был повешен или расстрелян без суда, казнили по судебному приговору, зачастую основанному лишь на подозрении или голословном обвинении. Тем же, кому удавалось избежать смерти, грозили концлагеря, тюрьмы и переселение в западные провинции Австро-Венгрии. «Цивилизованная» Вена начала применять выселения из родных мест целых народов (по подозрению в нелояльности) на тридцать лет и одну мировую войну раньше, чем эту практику применил Сталин в Крыму и на Кавказе, и почти на тридцать пять лет раньше, чем поляки окончательно решили украинский вопрос в своих восточных воеводствах в ходе акции «Висла», а чехи и те же поляки изгнали из своих западных областей[65] 6,5 миллионов немцев.

В-третьих, репрессии против русинов-русофилов зачастую инициировались доносами русинов-украинофилов. Конечно, последние не могут нести ответственность за массовый и зверский характер репрессий, но свою лепту в разжигание нервозности и подозрительности австрийских властей они внесли. В результате австрийские власти начали репрессии раньше, чем русины смогли проявить свою нелояльность – уже в момент мобилизации, то есть за несколько месяцев до вступления русской армии в Галицию.

«При самом начале мобилизации, по всей Червоной Руси пошли аресты тысячей и казни сотен священников, интеллигентов и крестьян, – отмечалось в сообщении Главного благотворительного комитета, организованного при российском генерал-губернаторе после занятия Галиции русскими войсками. – …Мы еще не имеем точных сведений из Угорской Руси и Лемковщины, но оттуда доходят зловещие слухи, что отступающие австрийцы вырезали целые деревни, и что уцелевшие жители скрываются по горам и лесам»[66].

Фактически вступающие в Галицию русские войска могли лишь констатировать факт умышленного уничтожения местного мирного населения австрийскими военными властями и логичный на этом фоне рост пророссийских симпатий.

Характерно, что австрийские военные власти ничтоже сумяшеся применяли принцип коллективной ответственности. «Военно-полевые суды приговаривали к повешению по подозрению в шпионаже и пособничестве русской армии ни в чем не повинных мирных граждан. Но и без суда тысячи крестьян, считавших себя русинами, были расстреляны и повешены… Дома и целые деревни сжигали при подозрении в русофильстве»[67]. Понятно, что «шпионы и пособники неприятеля» не бродили по Галиции тысячами и не локализировались целыми селами.