Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир Страница 10

«Как поступить с национализированной, обобществленной государственной землей? Программа национализации у большевиков совсем не давала ответа на этот вопрос, откладывая его на время после захвата земель, после победы революции, после национализации земли [...]. Ни в проекте национализации, предложенном большевиками Стокгольмскому съезду рабочей партии (1906 г.), ни в программе национализации, принятой на конференции партии в апреле 1917 г., ни в обширной литературе по этому вопросу — ни разу никто из сторонников национализации в среде марксистов не затрагивал этого вопроса, не предлагал каких-либо решений»[25].

Чем ближе к перевороту, тем больше видоизменял Ленин первоначальные крестьянские требования. Так, в опубликованной 24 октября статье «Новый обман крестьян партией эсеров» Ленин «пересказал» требования крестьян следующим образом:

«Крестьяне требуют отмены права частной собственности на землю; обращение всей частновладельческой и т. д. земли в всенародное достояние безвозмездно; превращения земельных участков с высококультурными хозяйствами (сады, плантации и пр.) в «показательные участки»; передачи их в «исключительное пользование государства и общин»; конфискации «всего хозяйственного инвентаря, живого и мертвого» и т. д. Так выражены требования крестьян, точно и ясно, на основании 242-х местных наказов, самими крестьянами данных»[26].

Но, во-первых, речь шла о наказах «эсеровских» крестьян, а не о крестьянах вообще. Во-вторых, даже в эсеровских наказах не было изложенных Лениным требований. По существу Ленин очень тонко и завуалировано завел речь о национализации. Но в солдатской и крестьянской среде господствовала идея «уравнительного землевладения» по потребительско-трудовой норме распределения, а не ленинская идея «национализации»[27], предполагавшая безвозмездную конфискацию у крестьян их основной собственности — земли.

Блок с левым крылом ПСР был в этих условиях естественным шагом. Принятие большевиками аграрной программы, без которой Совнарком не смог бы функционировать, и согласие в этом случае левых эсеров идти с большевиками стало, как тогда казалось, залогом успешного сотрудничества. Левоэсеровские партийные кадры в сельских Советах и большевистские партийные функционеры в Советах городских естественно дополняли друг друга.

Фундамент такого союза уже существовал: борьбой с большинством своей партии левые эсеры показали, что стоят на позициях, сходных большевизму. Действительно, после февраля 1917 года расхождения левых эсеров с ПСР лишь обострялись[28]. На Первой конференции петроградской организации, состоявшейся 2 марта, был достигнут компромисс между основной частью ПСР и левой фракцией. Он выразился, в частности, в том, что в редколлегию эсеровской газеты «Дело народа» были включены представители левых. Однако уже на Второй конференции Петроградской организации ПСР, состоявшейся в апреле, один из лидеров левых эсеров Б. Д. Камкбв выступил против «оборончества» эсеров в войне, встав, таким образом, на позицию пораженцев-интернационалистов. Формально эсеры на конференции одержали победу: большинством в 12 голосов была принята резолюция центра, и левые заверили ПСР, что не намерены производить раскол.

Однако на местах, где ЦК не в состоянии был контролировать деятельность левых, раскол начался. Так, харьковские эсеры уже в первые дни после февральского переворота сообщили ЦК ПСР, что их «организация партии социалистов-революционеров на общегородской конференции признала себя стоящей вне партии эсеров и наименовала себя организацией партии левых социалистов-революционеров»[29]. В марте-апреле 1917 года левоэсеровские организации возникли также в Астрахани, Казани, Нижнем Новгороде и Смоленске[30]. В Кронштадте не было «не только правого крыла, но даже центра»[31]. В мае раскололась одесская организация, и эсеровская центральная групп» меньшинства «выпустила воззвание, где объявляла одесские организации несуществующими»[32], под влиянием приехавших в Выборг М. А. Спиридоновой и П. П. Прошья-на произошел раскол в выборгской эсеровской организации[33].

В мае 1917 г. во время выборов в районные Думы Петрограда большевистско-левоэсеровский союз дал первые результаты: в Невском районе большевики вступили в блок с левыми эсерами-интернационалистами и победили. В том же месяце левые эсеры получили преобладающее влияние в Северном областном комитете ПСР, объединявшем эсеровские организации Петрограда и Кронштадта, а также Петроградской, Новгородской, Псковской, Вологодской, Эстляндской и Лифляндской губерний и Финляндии[34]. А левоэсеровский орган «Земля и воля» пером В. Е. Трутовского указал, что среди членов эсеровской партии многие, «называя себя и социалистами, и революционерами», на деле не являются ни теми, ни другими[35].

На открывшейся 20 мая Северной областной партийной конференции левые эсеры выступили с резкой критикой внешней и внутренней политики Временного правительства. Прошьян и А. М. Устинов, в частности, осудили аграрную политику правительства. Первый протестовал против того, что крестьянам предлагают ждать до созыва Учредительного собрания и пока не бороться с помещиками; второй требовал немедленного захвата крестьянами помещичьей земли (что полностью соответствовало большевистским лозунгам). Тогда же М. А. Натансон осторожно высказался против вхождения в коалиционное (с кадетами) Временное правительство[36]. И хотя делегаты 71 голосом против 36 одобрили вступление эсеров в правительство[37], в руководство Северным областным комитетом они выбрали левых эсеров, в том числе — Камкова, Прошьяна и Устинова.

Непосредственный партийный раскол начался на Третьем съезде ПСР, открывшемся в Москве 25 мая, где левое крыло партии, насчитывавшее 42 человека, образовало свою фракцию и по всем вопросам повестки дня — об отношении к Временному правительству, войне, аграрной политике и задачам ПСР — подвергло критике позиции ЦК. Оглашенная левыми эсерами резолюция, осуждавшая политику ЦК, была, однако, отвергнута съездом. И тогда левоэсеровская группа во главе с Натансоном[38], Спиридоновой и Камковым — «менее известные вожди партии», как написал о них Троцкий[39], — заявила, что намерена создать свое организационное бюро и оставляет за собой свободу действий.

Примерно с этого момента левые эсеры, формально оставаясь членами эсеровской партии, стали занимать по ряду вопросов позицию, отличную от директив и установок своего ЦК, и проводить собственную политическую линию. В ответ на это руководство партии эсеров запретило левым социалистам-революционерам выступать от имени ПСР с критикой решений Третьего съезда. Но реальных последствий это постановление не имело. Несколько позже левые эсеры приняли решение, «не порывая организационной связи с партией, определенно и твердо отграничиться от политики, усвоенной руководящим большинством, и сохранить за собой в дальнейшем полную свободу выступлений». Левые обвинили ЦК ПСР в отклонении от программы и «традиционной тактики» и в перемещении «центра опоры партии на слои населения, по классовому характеру своему или уровню сознательности не могущие быть действительной поддержкой политики истинного революционного социализма». В заявлении также указывалось, что левое крыло оставляет за собой право на «полную свободу выступлений в духе указанных выше положений». Заявление было подписано организационным бюро левого крыла эсеров («информационно-деловым центром левых социалистов-революционеров интернационалистов»[40]), избранным фракцией левых социалистов-революционеров на Третьем съезде, а также фракциями левых эсеров в центральных исполнительных комитетах Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов[41].

Только после этого ЦК ПСР принял вызов левых. Он постановил предложить Прошьяну и Устинову прибыть в Петроград для объяснений по поводу проводимой ими в Финляндии раскольнической деятельности[42], а когда те отказались — отозвал их из Гельсингфорса[43]; снял партийные аншлаги с газеты «Воля народа», в редакции которой к тому времени доминировали левые[44], и постановил перестать считать газету партийной[45]. Это не устранило левой угрозы, и в июле ЦК приступил к исключению левых из партии. За неподчинение постановлению ЦК ПСР об отбытии из Гельсингфорса были исключены Прошьян и Устинов[46]; за принадлежность к «новой организации» (левых эсеров), стоящей вне подчинения ЦК ПСР — Камков, А. Л. Колегаев и В. А. Алгасов. Для выяснения состава этой новой организации ЦК создал специальную комиссию и угрожал теперь исключать всех вступивших туда левых[47].