Вольдемар Балязин - Конец XIX века: власть и народ Страница 10

И в это же самое время Желябов и Перовская закончили последние приготовления к покушению на царя. Они тщательно изучили время и маршруты Александра, подготовили бомбы, расставили метальщиков, предусмотрев все возможные варианты необходимой подстраховки, определили слабые места охраны и назначили день убийства – 1 марта.

В субботу 28 февраля был канун Великого поста. Александр причастился, и вместе с ним прошли этот обряд все его родные – дети от первой жены со своими близкими, и светлейшая княгиня Юрьевская со своими детьми. Александр как помазанник Божий причастился у алтаря, все остальные получили хлеб и вино – тело и кровь Христову – из рук священника. Царь сам поднес к чаше своих маленьких дочерей, после чего ушел с Екатериной Михайловной завтракать. Но еще не успел он окончить завтрак, как ему передали срочное письмо от Лорис-Меликова. Министр внутренних дел спешил известить царя о том, что 27 февраля арестован Андрей Желябов – организатор и участник всех покушений на Александра с 1879 года. Чуть позже приехал сам Михаил Тариелович и сообщил, что в самые ближайшие дни следует ожидать очередного покушения и потому следует воздержаться от выездов из дворца. Александр не согласился с министром и перевел разговор на текущие дела, в частности, на подписание «манифеста» о введении в состав Государственного совета членов представительных организаций. После того как «манифест» был подписан, царь поздравил с этим выдающимся событием Екатерину Михайловну, сказав ей, что в понедельник утром, 2 марта, документ будет опубликован в газетах.

Спускаясь по лестнице Зимнего дворца, Лорис-Меликов встретил Шебеко и, отведя ее в сторону, сказал: «Поздравьте меня, дорогая Вера Игнатьевна, это – великий день в истории России. Я сейчас же отвезу „манифест“ в типографию». Он рассказал Шебеко и об аресте Желябова, и о том, что на свободе еще остаются почти все его сообщники, готовящие покушение, и потому царю снова грозит страшная опасность.

В тот же вечер после ужина Александр, Екатерина Михайловна и Шебеко сели играть в «ералаш» – карточную игру, напоминавшую и вист, и преферанс. Когда Александр мешал и сдавал карты, Шебеко решительно попросила царя не уезжать завтра с утра в Конногвардейский манеж на развод. «А почему же мне не поехать? Не могу же я жить во дворце, как затворник», – возразил царь.

Не поехать он не мог, главным образом, из-за того, что дал слово быть на разводе: в то утро там впервые должен был командовать его племянник великий князь Дмитрий Константинович, а он пообещал брату Константину и его жене обязательно быть на разводе, чтобы тем усилить торжественность и праздничность весьма важного для племянника события.

Утром 1 марта, погуляв после завтрака с женой по залам дворца, Александр выехал в Манеж. Развод прошел прекрасно, и он уехал в Михайловский дворец к своей любимой кузине Екатерине Михайловне. Оттуда в четверть третьего Александр выехал в Зимний. Карета и конвой, стремительно промчавшись по Инженерной улице, повернули на пустынную набережную Екатерининского канала. Александр увидел, как навстречу ему какой-то мальчик тащит по снегу корзину, по тротуару идет незнакомый офицер, а чуть дальше стоит простоволосый молодой человек со свертком в руке. И как только карета поравнялась с ним, он вдруг бросил сверток под ноги лошадям. Карету занесло на сторону, рысаки забились в упряжи, барахтаясь в кровавом снегу. Александр увидел, как невесть откуда взявшиеся люди схватили метальщика и закрутили ему руки за спину. Увидел он и убитых лошадей, и убитого мальчика, и двоих убитых казаков-конвойцев. Оглушенный взрывом, царь шатаясь, подошел к злодею и хрипло спросил его:

– Кто таков?

– Мещанин Глазов, – ответил тот. (На самом деле это был народоволец Н. И. Рысаков. – В. Б.)

– Хорош, – сказал Александр и пошел к уцелевшим саням, на которых за его каретой ехал полицмейстер полковник Дворжицкий. Кучер Фрол Сергеев кричал: «Скачите во дворец, государь!», но Александр не мог оставить раненых.

Воспользовавшись тем, что конвойные казаки заняты Рысаковым, к царю и Дворжицкому бросился другой участник покушения – Игнатий Гриневицкий, кинув бомбу между собой и императором. Когда раненый Дворжицкий очнулся, он услышал слабый голос царя: «Помоги!». Александр попытался встать, ничего не видя вокруг и лишь шептал: «Помогите… Жив ли наследник? Снесите меня во дворец… Там умереть…».

Александра, окровавленного, с раздробленными взрывом ногами довезли до дворца, и когда понесли по лестнице, то кровь ручейком стекала на пол. Сбежавшиеся врачи смогли лишь остановить кровотечение. Им, как могла, помогала Екатерина Михайловна, не потерявшая самообладания и пробывшая возле раненого до самого конца. Все остальные безудержно рыдали у тела усопшего: рыдания сотрясали могучего 36-летнего наследника престола и всех его братьев. Потрясенный горем, стоял возле мертвого деда старший, 12-летний внук Николай. Всю жизнь он считал день 1 марта 1881 года самым страшным и трагичным днем своей жизни, до мельчайших деталей запомнив все связанное со смертью своего великого деда, который умер в 3 часа 35 минут. В это время с флагштока Зимнего дворца пополз вниз черно-золотой императорский штандарт

Отзывы об Александре II

Приведем некоторые оценки, данные Александру II. Фрейлина А. Ф. Тютчева тонко подметила главное противоречие в характере и судьбе императора: «Его лицо было маловыразительно, и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный и величественный вид. Это выражение он перенял от отца, у которого оно было природное, но на его лице оно производило впечатление неудачной маски. Это двоякое выражение его лица отражало в известной степени двойственность его натуры и судьбы. Он был тем, чем не хотел быть, и хотел быть тем, чем не был».

Наблюдения А. Ф. Тютчевой подтверждала в своих воспоминаниях и фрейлина императрицы графиня А. А. Толстая – двоюродная тетка Л. Н. Толстого: «Он переставал быть царем, как только заканчивал прием своих министров и снимал парадный мундир. Казалось, что, сбрасывая мундир, он выбрасывал также из головы все идеи, которыми был обременен по утрам и, выходя на обычную прогулку, всецело отдавался приятностям частной жизни».

И дополняя их, сошлемся на мнение академика В. Николаева, который писал: «Основной слабостью Александра как политической фигуры, в том числе и в его отношениях с отцом, было то, что человеческие проблемы всю жизнь были для него важнее государственных. В этом была его слабость, но и его превосходство: был он прежде всего добрым и благородным человеком, и часто сердце у него брало верх над умом. К сожалению, для человека, предназначенного судьбой быть властителем России, это являлось скорее недостатком».

ИСТОРИЧЕСКАЯ МОЗАИКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Император и булочник-немец

Однажды Александр II, прогуливаясь по фешенебельному немецкому курорту Карлсбаду, познакомился с местным жителем. Царь был в штатском платье и гулял один.

– Чем вы занимаетесь и как, вообще, вам живется? – спросил немца Александр.

– Я имею сапожную мастерскую, и положение мое прекрасно, – ответил немец и спросил в свою очередь: – А вы кто такой и чем занимаетесь?

– Я русский император, – ответил Александр.

– Да, это тоже хорошее положение, – флегматично заметил немец.

Сборище дураков со всего света

– Есть ли глупые люди в России? – спросил один англичанин русского посланника в Неаполе Александра Булгакова.

– Вероятно, есть, и, полагаю, что их не меньше, чем в Англии, – ответил Булгаков, – а почему вы об этом спросили?

– Мне хотелось узнать, – пояснил англичанин, – почему ваше правительство, имея столько собственных дураков, нанимает на государственную службу еще и чужеземных.

Ангелы смерти

Скобелев однажды был опечален кончиной близкого ему человека и недовольный тем, что врач не спас того от смерти, обратился к нему с раздражением и досадой:

– Почтенный эскулап, много ли вы отправили людей на тот свет?

– Тысяч на десять меньше вашего, – ответил доктор.

ВЫДАЮЩИЕСЯ ПИСАТЕЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Александр Иванович Герцен

А. И. Герцен родился 25 марта 1812 года в Москве, в доме своего дяди – богатого аристократа Александра Алексеевича Яковлева, брата его отца Ивана Алексеевича Яковлева. Матерью его была немка Луиза Гааг, брак с которой у И. А. Яковлева не был зарегистрирован, и мальчик получил придуманную отцом фамилию Герцен (от нем. слова «Herz» – «сердце»). От матери получил он знание немецкого языка, от отца и гувернеров – французского. У Яковлева была большая библиотека, состоявшая в основном из книг французских энциклопедистов и просветителей XVIII в. Юный Герцен читал эти произведения, тем самым создавая фундамент собственного мировоззрения.