Николай Карамзин - История государства Российского. Том 4. От Великого князя Ярослава II до Великого князя Дмитрия Константиновича Страница 10

(1253 г.) Выехав из Новагорода, Александр оставил там сына своего, Василия, который счастливо отразил Литовцев. Псков, внезапно осажденный Ливонскими Рыцарями, защищался мужественно. Неприятель отступил, сведав, что идут Новогородцы; а Россияне и Корела, опустошив часть Ливонии, в окрестностях Наровы разбили Немцев, таким образом наказанных за нарушение мира и принужденных согласиться на все требования победителей.

(1255 г.) Между тем как Великий Князь радовался успехам оружия Новогородского, он был изумлен нечаянным известием, что сын его, Василий, с бесчестием изгнан оттуда и приехал в Торжок. За год до сего времени брат Невского, Ярослав, княжив в Твери, по каким-то неудовольствиям выехал оттуда с Боярами, сделался Князем Псковским и разными хитростями преклонил к себе Новогородцев. Они стали жаловаться на Василия, хотели послать Архиепископа с челобитьем к Александру и вдруг, забыв благодеяние Невского Героя, объявили Ярослава своим правителем. Великий Князь, огорченный поступком брата и народа, ему любезного, вооружился, в надежде смирить их без кровопролития. Ярослав, не посмев обнажить меча, скрылся; но граждане, призывая имя Богоматери, клялися на Вече умереть друг за друга и стали полками на улицах. Впрочем, не все действовали единодушно: многие Бояре думали единственно о личных выгодах: они желали торговаться с великим Князем, чтобы предать ему народ. В числе их был некто Михалко, гражданин властолюбивый, который, лаская Посадника Ананию, тайно намеревался заступить его место и бежал в Георгиевский монастырь, велев собраться там своим многочисленным единомышленникам. Граждане устремились за ним в погоню; кричали: «Он изменник! Убьем злодея!» Но Посадник, не зная Михалкова умыслу, спас сего мнимого друга и говорил им с твердостию: убейте прежде меня самого! В благодарность за такую услугу Михалко, встретив Александра, описал ему Ананию как первого мятежника, и Посол великого Князя, приехав в Новгород, объявил жителям на Вече, чтобы они выдали ему Посадника, или разгневанный Государь будет их неприятелем. Народ отправил к Александру Далмата Архиепископа и Клима Тысячского. «Новгород любит тебя и не хочет противиться своему законному Князю, – говорили ему сии Послы: – иди к нам с Богом, но без гнева, и не слушайся наших изменников. Анания есть добрый гражданин». Александр, отвергнув все их убеждения, требовал головы Посадника. В подобных случаях Новогородцы стыдились казаться малодушными. «Нет, – говорил народ: – если Князь верит Новогородским клятвопреступникам более, нежели Новугороду, то Бог и Святая София не оставят нас. Не виним Александра, но будем тверды». Они три дня стояли вооруженные. Наконец Князь велел объявить им, что он удовольствуется сменою Посадника. Тогда Анания с радостию отказался от своего верховного сана, а коварный Михалко принял начальство. Александр вступил в Новгород, дав слово не стеснять прав народных, и с честию возвратился в столицу Владимирскую.

(1256 г.) Скоро Шведы, Финны и Немцы явились на берегах Наровы и заложили там город. Встревоженные Новогородцы послали гонцов к Александру и в свои области для собирания людей ратных. Хотя опасность миновалась – ибо Шведы ушли, не достроив крепости, – но великий Князь, немедленно прибыв в Новгород с Митрополитом Кириллом, велел полкам изготовиться к важному предприятию, не сказывая ничего более. Только у Копорья, где Митрополит дал Невскому благословение на путь, сведали воины, что они идут в Финляндию: устрашенные дальним зимним походом, многие Новогородцы возвратились домой; прочие сносили терпеливо ужасные вьюги и метели. Погибло множество людей; однако ж Россияне достигли своей цели, то есть опустошили знатную часть Финляндии, где, по сказанию Шведских Историков, некоторые жители держали нашу сторону, недовольные правлением Шведов и насильственными их поступками.

Поручив Новгород сыну своему, Василию, Александр долженствовал снова ехать в Орду, где произошла тогда великая перемена. Батый умер: сын его – вероятно, Сартак – хотел господствовать над Татарами, но был жертвою властолюбивого дяди, именем Берки, который, умертвив племянника, согласно с волею Великого Хана объявил себя преемником Батыевым и вверил дела Российские своему Наместнику Улавчию. (1257 г.) Сей Вельможа принимал наших Князей и дары их: к нему явился Александр с Борисом Васильковичем и братом Андреем (ибо сей последний уже возвратился тогда в отечество и жил в Суздале). Вероятно, что они, сведав намерение Татар обложить северную Россию, подобно Киевскому и Черниговскому Княжению, определенною данию по числу людей, желали отвратить сию тягость, но тщетно: вслед за ними приехали чиновники Татарские в область Суздальскую, Рязанскую, Муромскую, – сочли жителей и поставили над ними Десятников, Сотников, Темников для собрания налогов, увольняя от сей общей дани только церковников и Монахов. Хитрость, достойная замечания. Моголы, вступив в наше отечество, с равною свирепостию лили кровь и мирян и Духовных, ибо не думали жить близ его пределов и, страшась оставить за собою многочисленных врагов, хотели мимоходом истребить всех людей; но обстоятельства переменились. Орда Батыева расположилась навсегда кочевать в привольных окрестностях Волги и Дона: Хан ее для своих выгод должен был в некотором смысле щадить подданную ему Россию, богатую естественными и для самых варваров нужными произведениями; узнав же власть Духовенства над совестию людей, вообще усердных к Вере, Моголы старались задобрить его, чтобы оно не возбуждало Россиян противоборствовать игу Татарскому и чтобы Хан тем спокойнее мог повелевать нами. Изъявляя уважение к Духовенству, сии завоеватели хотели доказать, что они не суть враги Бога Русского, как думал народ. – В одно время с Александром возвратился из Орды Глеб Василькович: сей Князь Белозерский ездил к великому Хану и там женился, без сомнения, на какой-нибудь Могольской Христианке, ибо самые жены Ханов явно исповедывали Веру Спасителеву. Он надеялся сим брачным союзом доставить некоторые выгоды своему утесненному отечеству.

(1257—1258 гг.) Чрез несколько месяцев Великий Князь вторично ездил к Улавчию с Борисом Ростовским, с Андреем Суздальским и Ярославом Тверским (который, признав вину свою, уже снова пользовался искреннею дружбою Александра). Наместник Ханский требовал, чтобы Новгород также платил дань поголовную: Герой Невский, некогда ревностный поборник Новогородской чести и вольности, должен был с горестию взять на себя дело столь неприятное и склонить к рабству народ гордый, пылкий, который все еще славился своею исключительною независимостию. Вместе с Татарскими чиновниками и с Князьями, Андреем и Борисом, Александр поехал в Новгород, где жители, сведав о его намерении, пришли в ужас. Напрасно говорили некоторые и Посадник Михалко, что воля сильных есть закон для благоразумия слабых и что сопротивление бесполезно: народ ответствовал грозным воплем, умертвил Посадника и выбрал другого. Сам юный Князь Василий, по внушению своих Бояр, уехал из Новагорода в Псков, объявив, что не хочет повиноваться отцу, везущему с собою оковы и стыд для людей вольных. В сем расположении Александр нашел большую часть граждан и не мог ничем переменить его: они решительно отказались от дани, но отпустили Могольских чиновников с дарами, говоря, что желают быть в мире с Ханом, однако ж свободными от ига рабского.

Великий Князь, негодуя на ослушного сына, велел схватить его во Пскове и под стражею отвезти в Суздальскую землю; а Бояр, наставников Василиевых, казнил без милосердия. Некоторые были ослеплены, другим обрезали нос: казнь жестокая; но современники признавали ее справедливою, и самый народ считал их виновными, ибо они возмутили сына против отца: столь власть родительская казалась священною!

(1259 г.) Александр остался в Новегороде и, предвидя, что Хан не удовольствуется дарами, ждал следствий неприятных. В самом деле пришло известие из Владимира, что войско Ханово уже готово идти к Новугороду. Сия весть, впрочем, ложная, имела такое действие в народе, что он на все согласился, и великий Князь уведомил Моголов о его покорности. Чиновники их, Беркай и Касачик, с женами и со многими товарищами явились на берегах Волхова для переписи людей и начали было уже собирать дань в окрестностях столицы, но столь наглым и для бедных утеснительным образом, что граждане, сведав о том, вдруг переменили мысли. Сделалось волнение: чиновники Могольские требовали стражи для своей безопасности. Александр приставил к ним Посадникова сына и Боярских детей, чтобы они днем и ночью стерегли их домы. Мятеж не утихал. Бояре советовали народу исполнить волю Княжескую, а народ не хотел слышать о дани и собирался вокруг Софийской церкви, желая умереть за честь и свободу, ибо разнесся слух, что Татары и сообщники их намерены с двух сторон ударить на город. Наконец Александр прибегнул к последнему средству: выехал из дворца с Могольскими чиновниками, объявив, что он предает мятежных граждан гневу Хана и несчастной судьбе их, навсегда расстается с ними и едет в Владимир. Народ поколебался: Бояре воспользовались сим расположением, чтобы склонить его упорную выю под ненавистное ему иго, действуя, как говорит летописец, согласно с своими личными выгодами. Дань поголовная, требуемая Моголами, угнетала скудных, а не богатых людей, будучи для всех равная; бедствие же войны отчаянной страшило последних гораздо более, нежели первых. И так народ покорился, с условием, кажется, не иметь дела с Баскаками и доставлять определенное количество серебра прямо в Орду или чрез Великих Князей. – Моголы ездили из улицы в улицу, переписывая домы; безмолвие и скорбь царствовали в городе. Бояре еще могли утешаться своею знатностию и роскошным избытком: добрые, простые граждане, утратив народную честь, лишились своего лучшего достояния. – Вельможи Татарские, распорядив налоги, удалились. Александр поручил Новгород сыну Димитрию и возвратился в Великое Княжение через Ростов, где вдовствующая супруга Василькова, Мария, Князь Борис и Глеб угостили его с любовию; но сей Государь великодушный мог ли быть счастлив и весел в тогдашних обстоятельствах России?