Howck Black - История жизни Черного Ястреба, рассказанная им самим Страница 10

Наутро я выкрасил себе лицо черной краской и отправился к военачальнику в форт. Встретив его у ворот, я рассказал обо всем, что произошло. Он изменился в лице, и я увидел, что он искренне опечален гибелью наших людей. Потом он стал уверять меня, что я, должно быть, ошибся, так как не мог поверить, что белые люди могут поступать столь жестоко. Но когда мне удалось убедить его, он сказал, что презренные трусы, убившие моих людей, будут наказаны. На это я ответил ему, что наши люди сами отомстят за все, и пусть он не беспокоится об этом - ни он, ни его солдаты ни в чем не виноваты. Мои воины отправятся на Уобаш и отомстят за смерть своих друзей и родных. На следующий день мы подстрелили нескольких оленей и оставили их у ворот форта".

На этом Гомо закончил свой рассказ. Я мог бы привести множество подобных историй, очевидцем которых мне приходилось быть, но не хочу вызывать из прошлого горькие воспоминания. Итак, я возвращаюсь к своему повествованию.

Когда главный военачальник в Сент-Луисе вновь пригласил нас подписать договор о мире, мы, не колеблясь, отправились в путь, чтобы выкурить с ним трубку мира. По случаю нашего прибытия белые вожди устроили большой совет. Они передали нам слова Великого Отца, который обвинил нас в ужасных преступлениях и дурном поведении и, прежде всего, в том, что мы не явились, когда нас пригласили в первый раз. Хорошо зная, что Великий Отец обманул нас и тем самым вынудил примкнуть к англичанам, мы не могли поверить, что это действительно его слова. Как военный вождь я не мог говорить, но другие наши вожди стали настаивать на том, что все сказанное - ложь и Великий Отец не мог вести такие речи, зная, что он сам поставил нас в затруднительное положение. Белые вожди были очень рассержены таким ответом и заявили, что если мы будем наносить им оскорбления, они разорвут договор и пойдут на нас войной.

Наши вожди и не собирались оскорблять их, они просто хотели объяснить, что все сказанное не может быть правдой. Точно так же, как это делают белые, когда чему-нибудь не верят. После того, как мы все растолковали, совет продолжился и была раскурена трубка мира.

Тогда я впервые прикоснулся гусиным пером к договору, не подозревая, что тем самым я добровольно отказываюсь от своих земель. Знай я тогда, к чему это приведет, никогда бы не подписал такого договора. И мое последующее поведение целиком это подтверждает.

Что мы знаем о законах и обычаях белых людей? Они могут купить наши тела, чтобы изрезать их, а мы подпишем об этом договор, не зная, что творим. Именно так и произошло, когда мы впервые взяли в руки гусиные перья.

У нас с белыми, как мне кажется, совершенно разные представления о добре и зле. Белые могут поступать плохо всю жизнь, но стоит им только раскаяться в содеянном перед смертью, как они получают прощение сразу за все. У нас совсем по-другому: всю жизнь мы должны поступать так, как велят нам наши представления о добре. Если у нас есть кукуруза и мясо, и мы знаем, что есть семья, у которой этого нет, мы обязательно должны поделиться с ней. Если у нас больше одеял, чем нам нужно, а у других их не достает, мы отдаем им излишек. Но о нашей жизни и обычаях я расскажу немного позже.

Расставшись с белыми вождями вполне по-дружески, мы отправились в свою деревню на реке Рок. Там мы обнаружили, что на Рок-Айленд прибыли войска и собираются там строить форт. По нашим понятиям, это противоречило тому, к чему нас призывали, и означало "подготовку к войне в мирное время". Однако мы не стали возражать против строительства форта, хотя и были порядком расстроены, так как это был лучший остров на Миссисипи, который много лет служил летним прибежищем для нашей молодежи. Там был наш сад (не хуже, чем у белых людей в их больших селениях), где мы собирали землянику, чернику, крыжовник, сливы, яблоки и орехи. На порогах, которые окружали остров, мы ловили замечательную рыбу. В юности я провел на нем много счастливых дней. Остров охранял добрый дух, который жил в пещере среди скал, как раз рядом с тем местом, где сейчас стоит форт. Наши люди часто видели его: он был весь белый, с крыльями, как у лебедя, но раз в десять больше. Мы старались не шуметь в той части острова, где он обитал, чтобы не тревожить его. Но шум при строительстве форта спугнул его, и ничего удивительного, что его место занял злой дух.

Наша деревня находилась на северном берегу реки Рок в излучине между Рок и Миссисипи. Перед ней до самых берегов Миссисипи простирались прерии, а позади возвышался пологий холм. По склону холма вдоль Миссисипи тянулись наши кукурузные поля, поднимаясь вверх мили на две. Они граничили с землями фоксов, чья деревня располагалась в трех милях от нашей на берегу Миссисипи против нижней оконечности Рок-Айленда. У нас было около восьмисот акров вспаханной земли, включая острова на реке Рок. Вокруг деревни раскинулись прекрасные пастбища, поросшие мятликом. Из холма било несколько ключей, в которых мы брали воду. Пороги на реке Рок изобиловали рыбой, а тучная земля всегда приносила нам хорошие урожаи кукурузы, бобов, тыквы и кабачков. Всего у нас было вдоволь, дети наши никогда не плакали от голода и мы давно забыли, что такое нужда. Деревня наша стояла здесь уже более трехсот лет и все это время мы безраздельно владели долиной Миссисипи от Висконсина до Портаж-де-Сиу в устье Миссури на протяжении около семисот миль.

В те времена мы почти не имели дела с белыми, за исключением торговцев. Деревня наша процветала и трудно было найти в том краю более благодатное место и лучшие охотничьи угодия. Если бы в те дни к нам в деревню явился еще один пророк и предсказал то, что случилось позднее, никто не поверил бы ему. Как можно! Изгнать нас с наших собственных земель, запретив даже приходить на могилы предков, родных и близких.

Белым не понять, какое это несчастье для нашего племени. У нас существует обычай приходить на могилы своих близких и поддерживать их в порядке много лет. Мать приходит поплакать в одиночестве на могиле ребенка. После успешного похода воин является на могилу отца, чтобы заново раскрасить могильный столб. В горе мы всегда приходим туда, где лежат кости наших предков. Там Великий Дух являет нам свою милость.

Но как же изменилась наша жизнь с тех пор! Тогда мы были счастливы, как бизоны на бескрайних равнинах, сейчас же мы подобны угрюмым волкам, чей голодный вой разносится над прериями. Но я опять отклонился от темы моего повествования. Сердце мое переполняют горькие чувства, которые ищут и не находят исхода.

Возвратившись в деревню после зимней охоты, мы обычно производили окончательный расчет с торговцами, всегда приходившими в это время. Мы нарочно приберегали лучшие меха для этой сделки. Среди торговцев постоянно царило соперничество, и мы всегда получали нужные нам товары задешево. По завершении мены торговцы обычно подносили нам несколько бочонков рома, обещанных еще с осени, чтобы мы с большим желанием ходили на охоту, чем на войну. Потом, нагруженные шкурами и пушниной, торговцы отправлялись по домам, а наши старички позволяли себе немного повеселиться (в те времена молодые воины никогда не прикасались к вину). Следующим важным делом было погребение мертвых, то есть всех тех, кто умер в течение года. Это очень важный и торжественный обряд. Родственники умерших раздают друзьям все свое имущество, ввергая себя в нищету. Этим они показывают Великому Духу свое смирение, надеясь, что он сжалится над ними. Потом мы открываем свои кладовые и достаем кукурузу и другую провизию, которая лежала там с осени. После этого приступаем к починке вигвамов. Как только с этой работой покончено, начинаем расчищать поля под кукурузу и чинить ограды вокруг участков. Посадкой кукурузы занимаются женщины. Мужчины в это время пируют, угощаясь сушеной олениной, медвежьим мясом, дикой птицей и различными яствами, приготовленными из кукурузы. За едой они рассказывают друг другу, как прошла зима.

Когда женщины покончат с кукурузой, мы устраиваем праздник, на котором исполняется пляска журавля. В ней участвуют и женщины, одетые в лучшие свои наряды и украшенные перьями. На этом празднике молодые воины выбирают себе будущих жен. После юноша рассказывает о своем выборе матери, та идет к матери девушки и они договариваются обо всем и назначают время, когда юноша должен прийти в дом невесты. Он приходит в ее вигвам, когда все спят (или притворяются, что спят), зажигает спички, нарочно оставленные для этой цели, и вскоре находит место, где спит его избранница. Он будит ее и освещает свое лицо, чтобы она узнала его, а затем подносит огонь к ее лицу. Если девушка задует огонь, церемония заканчивается и утром юноша появляется в вигваме уже как член семьи. Если же она оставит огонь непогашенным, юноша покидает вигвам. Однако на следующий день он вновь появляется у ее дома и начинает играть на флейте. Молодые женщины по одной выходят из вигвама, чтобы посмотреть, для кого он играет. При их появлении юноша меняет мелодию, чтобы показать, что его игра предназначена не для них. Когда же у выхода появляется его избранница, юноша продолжает наигрывать ту же любовную мелодию до тех пор, пока она не возвратится в вигвам. Тогда он прекращает игру и ночью предпринимает еще одну попытку, которая обычно увенчивается успехом.