Йозеф Томан - Сократ Страница 10

О афиняне, возможно ль

Нашему народу

Видеть, как Перикл достойный

Лижет ж... сброду?

Несмотря на хмель, все возмутились:

- Перестань! Какая гадость! Боги ведают, кто написал такую гнусность...

- А я знаю кто, - заплетающимся языком сказал Киреб. - Я его застиг... как раз дописывал...

- Кто же это? Кто?

- Оборванец какой-то... Ха-ха, я ему говорю: и много ты этим зарабатываешь? А он: Фукидид хорошо платит, и мне, и им...

- Видно, у господ аристократов - тебя это не касается, Критон, отменный вкус, - заметил Симон.

Неразбавленное хиосское - прекрасное, вкусное, предательское действует, негодное, вовсю. Пирующие все смелее исследуют заманчивую тему: об Аспасии. Один утверждает - она уловила Перикла в свои сети красотой; другой - покорила его мудростью; третий - будто связями с чужеземными и отечественными знаменитостями. Критон считает, что Аспасия поймала Перикла искусностью в любви. И он на этом настаивает:

- Искушенность в любви действует сильнее, чем воловьи глаза! И сильнее персей Афродиты с ягодками на кончиках, уж поверьте мне, друзья! Я сам собираюсь проверить это...

- Да что вы делите ее на части, - подал голос Сократ. - Перикл взял ее потому, что она обладает всем этим вместе. Аспасия - великолепная женщина.

Критон вдруг пристально вгляделся в Сократа, который с чашей в руке стоял рядом со своим Силеном. Посмотрели в ту сторону и остальные - о олимпийские боги!

- Видишь? - в священном ужасе прошептал Симон Пистию.

Тот украдкой соединил указательный палец с мизинцем - защита против сглаза, отвращающая злые чары черного демона: ведь то, что он увидел, кощунство, безбожие...

Заметив, что все притихли, замер и Сократ, хотя он, единственный из всех, понятия не имел, что так напугало его друзей.

Танцующий Силен был скорее живой, чем неживой, его лицо порозовело под лучами закатного солнца. Сократ же, чьи волосы и потное тело были припудрены мраморной пылью, стоял, такой же порозовевший, как Силен, скорей неживой, чем живой, в своей неподвижности. И как они были похожи!

У Силена широкий лоб, курносый нос, выпуклые глаза - Сократ изваял самого себя!

Киреб начал смеяться.

- Чего это ты? - спросил Сократ, которого уже тоже так и подмывало расхохотаться.

А Киреб уже прямо ржал, тряся животом, и, не в силах промолвить слово, только показывал рукой на Силена. Его смех заразил и остальных.

- Да что с вами, Критон? - не понимал Сократ. - Что тут смешного? - Его непонимание пуще веселило друзей. - Да говорите же, громы небесные! Онемели вы, что ли?

Критон ответил намеком:

- Оглянись, дорогой, сам увидишь!

- Что я должен увидеть? - поспешно оглянулся Сократ.

- Да собственное свое изображение!

Сократ вспыхнул гневом:

- И это - я? Я - этот старый козел, вечно пьяный, вечно рот до ушей? Глупости говоришь, Критон!

- Да нет. Он отлично знает, что говорит, - вмешался Киреб. - А почему ты этому старому козлу, который насмехается над людьми и вместе с толпой сатиров творит всякие безобразия, - почему ты не приделал ему копыта? Ха-ха-ха! - Киреб прямо давился смехом. - И с чего это ты не привесил ему к заднице хвост? Из деликатности к самому себе?

- Превосходно! - воскликнул Критон. - Перед нами Силен, но очищенный от признаков древней козлиной породы! Меня вдруг осенило: потому-то и показался Силен живым моему отцу, что это ты сам, Сократ!

Сократ не двигался. Молча смотрел он на Критона, только рука его крепче сжала чашу. А тот прекрасно видел, что речь его, развеселив гостей, омрачила Сократа, но не в силах был остановиться, чем бы ни кончилась игра. Показав рукой на Силена, а потом на Сократа, он продолжал:

- Не ему - тебе недостает кое-чего, чтобы стать вам еще ближе друг другу: венка из виноградных листьев, да набекрень!

Киреб встал, пошатываясь, подошел к стене, по которой вился виноград, сорвал свежий побег, свернул венком и надел на голову Сократа, который даже теперь не вышел из неподвижности.

- Танцуй! Как он! - потребовал Критон.

Медленно и твердо, почти не разжимая губ, Сократ сказал:

- Вы мне заплатили. Переплатили даже. Так что - танцуй, Сократ, повесели нас за это!

Ни сама обстановка, ни настроение Критона не были таковы, чтоб побудить его извиниться за шутку. Напротив, он надулся:

- Какие бесы в тебя вселились? Почему не танцуешь? Смейся со мной вместе! Смейся со всеми нами!

Сократ хмуро молчал. И увядал смех его товарищей, пока совсем не сник. А Критон от судорожного уже хохота вдруг перешел к жалостливому хныканью:

- Я, наверное, обидел тебя... Ударь меня! Побей меня, Сократ! - Подойдя к приятелю, он подставил лицо.

Сократ не двигался. Критон потянулся снять с него венок - Сократ сухо отрезал:

- Оставь!

Критон отступил, собираясь с силами, а для чего - он уже и сам не знал.

Солнце садилось. Заря угасла, хотя вечер еще не совсем погрузился в темноту.

К Критону вдруг обратился Симон:

- А ну-ка, остроумный Критон, разгляди Силена получше!

Критон обернулся. Белый с прожилками мрамор изваяния светился в сумерках.

- Не видишь? - напирал Симон. - Кроме того, что ты сказал, не видишь ничего больше?

Критону легче было высказать через Симона то, на что не повернулся у него язык, когда он обращался к Сократу непосредственно:

- А что я увидел? Разве дурно - предаваться вину и веселью? Да ведь Сократ - по уши в вине! Здесь, по стенам его дома, вьется лоза, в Гуди у него виноградник, в погребе бог весть сколько каменных чанов... - Он повернулся к Сократу. - Зачем же стыдишься этого, великий скульптор? Мы ведь эллины! Отчего же нам и не пить? Сам Зевс пьет, один его божественный глоток - целый хус! Бедняга Ганимед с ног сбивается, пока натащит столько вина для одного Громовержца, а тут еще другие боги! - Критон робко улыбнулся Сократу. - Не поверю я, Сократ, не можешь ты хотеть, чтоб мы бегали по воду к источнику Каллирои! - Но что-то в лице Сократа не понравилось Критону, он взорвался. - Да пил ли ты сегодня? Хмуришься, киснешь - клянусь девственной Афиной, ты ни капельки не захмелел! Скажите, друзья, пил он? Вы видели?

Все наперебой закричали, что Сократ пил как все, и даже больше других.

Симон встал, подошел к Критону:

- Причина в том, что Сократ всего может вынести больше, чем мы, понимаешь?

Критон вскипел:

- Ты, Симон, не вмешивайся сейчас! Это наше с Сократом дело!

- Нет, стой, - не уступал Симон. - Это дело не только ваше. Сократ мой друг, так же как и твой. Почему же нельзя мне вмешаться в ваш спор? Мне можно! И не тебе помешать нам! Тебе - меньше всего! Куда ты смотришь? Я же сказал: на Силена смотри! Не видишь - на руках у него маленький Дионис?

Критон - юноша умный и образованный. Рассудок его не притупляется даже во хмелю, хотя работает порой как-то неровно.

Слова Симона о маленьком Дионисе будто подтолкнули его мысль - и разом открылись ему все связи. Искра, вспыхнувшая в Силене, перескочила на Диониса, от него так и сыплются искры, сыплются от сатирического культа, отовсюду, куда ни шагнет юный бог и его наставник Силен. Из дифирамба родится музыка, танец, и пение, и декламация... И вот уже огромное пламя разгорелось, огненными языками взвиваются мысли, чувства, страсти, клики восторга и свет, озаряющий тысячи сердец и умов людей, сидящих в театре, когда на сцену в силеническом ликовании вступает во главе хора сатиров трагический поэт... Критон покраснел от стыда.

- Стоит ли вдаваться в подробности, - буркнул он грубо и раздраженно.

- Сейчас - стоит, - с глубокой серьезностью ответил ему Симон. - Коль скоро ты заговорил о вине - почему умолчал о мудрости? Силен, пестун и неразлучный спутник Диониса, не топил в вине разум, как ты сегодня, Критон, но находил в нем мудрость. Вот где ищи сходство между этими двумя - Силеном и Сократом, - просто закончил он.

А Сократ, словно пробудившись от хмурых сновидений, вдруг звонко расхохотался:

- Симон, Симон! Знаю, у тебя доброе сердце, и сказал ты то, что, по-твоему, следовало сказать, чтоб не сочли меня никчемным пьяницей. Но я сердился на Критона не за то, чем он меня почтил, а за то, что он напился и не совладал со своим языком, и если я, скажем, немножко похвастался своим Силеном, то он решил похвастать остроумием. Не нравилось мне, что он падает все ниже и ниже - вы ведь знаете, как я его люблю! Не нравилось мне, что сам он превращается в этакого рогатого козла, в которого хотел превратить меня!

Веселье вернулось за стол. Киреб рассмеялся так, что расплескал вино.

- Критон - рогатый козел! Ха-ха-ха!

Критон не держался на ногах. Сократ подхватил его под руку:

- Дорогой Критон, ты, как я сказал, высоко почтил меня. Ты пошел в отца - тот мне за Силена переплатил, ты же меня переоценил. Да что вы, друзья, могу ли я быть воспитателем бога? Тем более столь прославленного, как Дионис? Знаете, почему мне удался Силен? Потому что я делал его с любовью, как ни одну другую скульптуру, и во время работы - признаюсь вам я непрестанно думал о маленьком боге, чудотворце, который гонит прочь заботы и несет людям пьянящую радость... Хотел бы и я - ах, как бы я хотел! освобождать людей от забот и дарить им взамен что-нибудь получше. Но где взять мне для этого столько человеческой силы, коли уж нет у меня божественной?