Виктор Жигунов - Текст книги doc Страница 10

«Полечю, – рече, – зегзицею по Дунаеви» (7 4 11 7 4).

Второе равенство хоть и не вполне точно, однако не скажешь, будто его нет. Его границы указаны ещё и арифметикой окружающих фраз. Ярославна не находилась на Дунае и не кричала так, что её там слышали.

Другой отрывок так разделился после подсчётов:

Рекъ Боянъ (1 1 1 – –)

и Ходына (1 1 – 2 –)

Святъславля пестворца

(Святославовы песнотворцы) стараго времени

Ярославля, Ольгова, коганя хоти: (12 7 3 2 –)

«Тяжко ти голове кроме плечю,

зло ти телу кроме головы –

Рускай земли безъ Игоря» (3 9 6 6 3).

В первом издании было написано ходы на и переведено «походы». Потом прочли имя Ходыны. Равногласие подтверждает, что здесь в самом деле имя: оно занимает отдельный стих, автор обычно так и выражал уважение.

Непонятно было сочетание Ольгова коганя хоти. То ли Боян и Ходына говорят: «Жена князя Олега!» (деда Игоря), то ли они сами его любимцы, хоти.

Если тут обращение к жене, то как же они пели об Игоре задолго до его рождения? Или им принадлежит только изречение о голове и теле, а про князя добавил автор? Но ему вряд ли нужна такая цитата, невелика мудрость: плохо голове без плеч.

А что если имеется в виду другой Игорь – сын Рюрика, от которого пошла вся династия? Тот Игорь был убит, его вдове песнотворцы могли сказать: плохо Руси без князя. По равенст­ву видно, что так и есть: изречение лишь вместе с Игорем составляет стих.

Но тогда бессмысленным становится упоминание Олега. Он сын Святослава, внук Ярослава Мудрого. Получается, поэты слагали для Святослава песни о прежних временах его отца... и его сына.

Может быть, Олег тоже не тот – Олег Вещий?

Итак, тут не только жена вызывала сомнения, присутствует ли она, и если да, то чья. Ходыны не было, потом появился. Игорь был, но ушёл, его место занял другой. То же самое про­изошло с Олегами.

Вдобавок по поводу Бояна прозвучало высказывание: он опи­сан в поэме живо – значит, автор знал его лично. В таком случае Боян не являлся песнотворцем Святослава, умершего за сто с лишним лет до создания «Слова». Правда, согласно этой ло­гике Пушкин должен был лично знать вещего Олега. Но поправка встречается: Боян сам по себе, а дальше Ходына Святъславль.

Кстати, Ходыну тогда производят в учителя Бояна. Возродившись из пробела между словами, он развил бурную деятельность...

А есть, наоборот, мнение, что Боян – учитель Ходыны, и последний не кто иной, как автор «Слова о полку Игореве». В соответствии с разбираемым отрывком они оба – Святославовы песнотворцы, только Святославы у них разные.

Здесь изложены ещё не все вопросы, возникавшие вокруг приведённых стихов. В толковании, какое сейчас будет дано, нет ничего ранее неизвестного, просто из множества предположений выбраны те, что соответствуют разбивке текста по равенствам.

Боян и Ходына пели Святославу о Ярославе Мудром, Олеге Вещем и о жене Игоря Рюриковича, правившей Русью после его гибели. К герою поэмы, всего лишь удельному князю, применено возвеличивающее его высказывание, которое песнотворцы когда-то произнесли по отношению к другому Игорю – тот действительно являлся главой всей Русской земли. Заметьте, что слово голова употреблено в двух смыслах.

Скопление имён и эпох в одном стихе обычно для поэмы. В предыдущей главке говорилось о четырёх поколениях, охваченных двумя именами – Олег и Святослав. Вот ещё пример:

Были вечи Трояни,

минула лета Ярославля,

были пълци Ольговы,

Олега Святославлича (10 6 3 10 1).

Неизвестный воин

Упрекая князей в том, что из-за междоусобиц они забыли о борьбе с внешним врагом, поэт ставит одного из них в пример остальным: Единъ же Изяславъ, сынь Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, притрепа славу деду своему Всеславу.

Глагол притрепати понимают как «прирубить, прибавить» либо, напротив, «разбить, растрепать». Этот корень и теперь двойствен: треплют по голове ласково, а задают трёпку совсем иначе.

Летописи умолчали об Изяславе, он упомянут лишь в «Слове о полку Игореве». Молчание понятно, если он нанёс урон славе, добытой его дедом. А самъ подъ черлеными щиты на кроваве траве притрепанъ литовскими мечи.

Исходя из того, чьим сыном и внуком он являлся и с кем воевал, исследователи сделали вывод, что Изяслав жил под Полоцком. У тамошнего князя Василька были сыновья Брячислав и Володша. А в «Слове», где описана гибель Изяслава, говорится: Не бысть ту брата Брячаслава, ни другаго Всеволода. Если последнего отождествить с Володшей, Изяславу найдётся место в родословии русских князей.

Но вот затруднение: в приведённой только что цитате – 8 а-я и 9 других гласных. Пробуем убрать какой-то слог… и получается не другаго, а друга. Смысл остаётся тот же самый (сравните храбрый и храбръ, синее и сине), но может быть иной – что Всеволод не другой брат, а друг…

В поэме ещё дважды подсчёты заставляют укоротить это местоимение. Например:

Бишася день, бишася другъ (4 – 1 2 1).

Третьяго дни къ полуднию

падоша стязи Игоревы (4 4 2 4 2).

Надо ли объяснять, что сочетание день с другъ чётче, нежели с вялым другый?

Однако главное – не родственные связи Изяслава, а то, каким воином он был. Ищем равенства.

Единъ Изяславъ, сынъ Васильковъ,

позвони своими острыми мечи (3 5 2 10 –),

о шеломы литовския

притрепа славу

деду своему Всеславу,

а самъ подъ черлеными щиты

на кроваве траве

притрепанъ литовскими мечи (10 7 11 11 4).

Изяслав разбил, растрепал дедовскую славу о литовские шлемы! Сухое сообщение сменилось поэтическим образом.

А обо что же князь звенел мечами?

В старину существовал обычай: прежде чем вступить в битву, противостоящие войска гремели оружием и кричали – сначала одно, затем другое. Чем больше шума, тем многочисленнее рать. Случалось, враг обращался в бегство, не приняв боя. Дружина Изяслава позвенела мечами о собственные щиты – то есть не побоялась бросить вызов литовцам.

Кстати, был и такой способ голосования – чьи сторонники громче крикнут. Отсюда само слово голосование.

От Изяслава нить потянулась к другим богатырям:

Тии бо бесъ щитовъ,

съ засапожникы,

кликомь пълкы побеждають,

звоня въ прадедню славу (6 6 3 6 3).

Обычное объяснение: в рукопашной схватке, когда щиты мешали, воины бросали их, выхватывали ножи из-за голенища и бились, окружённые ореолом славы предков. Однако странным остаётся выражение звоня въ славу. И почему кликомь побеждають?

Вот иное толкование: дружина так могуча, что выходит на бой без оружия; единственное, что за него можно счесть, это ножи, их постоянно носили в сапоге. Воины по обычаю кричат, а звонить им не во что, ведь сказано – бесъ щитовъ. Зато слава их самих и прадедов так громка, что враг не решается вступить в бой и бежит.

Эти герои даже не названы по именам, как Изяслав. Но не были неизвестные солдаты плохими воинами.

«А мои ти куряни...»

Есть в «Слове» отрывок, который никак не укладывается в равногласие, тем не менее говорит о блистательной стихо­творной технике автора. Это восхваление курских воинов, произносимое их предводителем князем Всеволодом:

А мои ти куряни сведоми къмети (опытные воины):

подь трубами повити (рождены),

подъ шеломы възлелеяны,

конець (с конца) копья въскърмлени,

пути имъ ведоми,

яругы (овраги) имъ знаеми,

луци (луки) у нихъ напряжени,

тули (колчаны) отворени,

сабли изъострени,

сами скачють, акы серыи вълци въ поле,

ищучи себе чти (чести),

а князю славе.

Разделить ли текст так, как здесь, или ещё мельче, или объединить его отрезки по-другому, или сосчитать все вместе – никаких убедительных равенств не получится. Разве что в конце, в деепричастном обороте, будь в нём ещё одно у-ю, вышло бы четырежды три – но очень уж странно отделился бы хвостик от всей фразы. К тому же в нём погрешение против грамматики: надо не славе, а славы (под Псковом и Новгородом в просторечии звучит: у сестре, для козе).