Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3 Страница 109

— Отдыхаю! — улыбается рыболов. — Глядите, за два часа полный рюкзак наловил! Да тут и уменья никакого не надо: только опустишь, сразу и вынимай, зараз по полкилограмма беру. А жирная она, посмотрите!

Капитан-лейтенант, дружелюбно глянув на меня, разламывает маленькую рыбку.

— А что вы с ней делать будете? Она же колючая, да и слишком мелка.

— Рыбий жир выгоняю. Знаете, детишкам как это полезно? А после блокады — особенно. Конечно, можно и по рецепту достать, но ведь я это попутно, заодно с отдыхом. И уху жинка наварит!

— Семья, значит, здесь? — с завистью говорю я.

— Ага! Недавно вернулась! — и капитан-лейтенант вновь погружает сеть. — Может, и вы половить хотите?

— Спасибо. Мне делать с ней нечего…

— Понятно… Семья в эвакуации, сами одиноки, навоевались, кругом все уже мирно жить начинают, и вам в такой вот денек скучновато стало? Так?

— Ну так… Скоро ведь уже и войне конец. О мирной жизни задумываешься.

— Ну? — воскликнул капитан-лейтенант, вытряхивая в снарядный ящик новый улов. — А я вот еще только воевать собираюсь!..

— Что же? Разве не ленинградец?

— Я-то? Коренной! А только до войны мне никак не дорваться. Другие воюют, а я — всю войну отдыхал. Корабль мой на приколе стоял. Так? Из зениток раз-другой пальнешь и опять иди в кают-компанию… Нет! Наше времечко теперь только начинается. И уж отольется фашистам теперь двухлетняя наша стояночка. Ждем не дождемся мы, когда скажут: курс на Балтику!

И, отбросив в сторону сеть, сразу воспламенившись, капитан-лейтенант с азартом высказывает затаенные мечтания свои о портах, в которых обязательно должен побывать его корабль. И понимаю: распаляя свою наболевшую за время блокады душу, балтийский моряк всем сердцем сейчас не здесь, а там, где главный калибр его корабля скоро будет бить по вражеским миноносцам и береговым укреплениям, а каждый узел стремительного хода — завязываться на шее врага, нести ему месть.

Бросив свою рыбную ловлю, капитан-лейтенант стал торопливо одеваться, и, когда, прикрутив рюкзак с уловом к велосипеду, укатил по аллее, я задумался обо всем, что в этот праздничный день видел вокруг себя.

Нет, не о возвращении к мирной жизни думаю я теперь. Передо мной воочию встали большие морские сраженья, и путь наших наступающих войск по Прибалтике, и вступление наше в Германию, и победные флаги союзных государств на улицах Кенигсберга, Киля, Берлина — все величие нового, последнего этапа, венчающего грозную Отечественную войну!

Да, война еще продолжается. Она в полном разгаре, и много еще есть русских людей, которые только вступают сейчас в эту войну, которые впервые обрушат на врага полную силу своей настоявшейся за три года ненависти к фашизму!

И, возвращаясь домой, иными глазами смотрю я на свежую стальную окраску стоящих на Неве, готовых поднять якоря кораблей Балтийского Краснознаменного флота!

20 мая. Перед полночью. Борт «Зотова»

Давно хотелось отправиться к Ладожскому озеру по освобожденной от немцев Неве. В Управлении речного порта начальник его Белов сказал мне, что сегодня в восемь вечера сквозным рейсом по Неве к Шлиссельбургу отправится первый после снятия блокады пароход.

За полчаса до отхода у Смольнинской пристани я нашел маленький рейдовый пароход «Зотов» и вступил на его борт. «Зотов» — старичок, построенный в 1895 году, со 125-сильной машиной. Штатный состав его команды — тринадцать человек, но сейчас его обслуживают пять человек — работают сутки, двое суток отдыхают. В мирное время ходил в черте города, изредка захаживал до Ивановского, Арбузова и вот теперь впервые после блокады идет туда опять…

Мы отвалили от пристани в девять вечера и сейчас, в полночь, остановились у какого-то причала на ночевку, дружной компанией садимся ужинать, на столе кают-компании — капуста, консервы, водка…

21 мая

Тот, последний пароход, который поднялся по Неве перед нами от Ленинграда до Шлиссельбурга, шел в августе 1941 года — тридцать три месяца назад. Враг занял Мгу. Немецкие пушки и танки выкатывались в Ивановском, в Пелле, в Дубровке к невскому берегу. В живую водную артерию впилась немецкая сталь. Минометы завесили реку сплошным огнем. У Островков, у Малых Порогов посыпались с неба на правый берег фашистские парашютисты. Они были уничтожены еще в воздухе. Дальше левого берега враг не прошел. Началось двухлетнее стояние гитлеровских дивизий на берегу не преодоленной ими реки.

Все это кончилось в славные дни января 1944 года, когда на невском берегу пал трупом последний гитлеровец. Накануне мая вниз прошли льды с чернеющими на них останками врага. Ленинградцы смотрели на эти останки, перегнувшись через перила мостов. В мае невские воды вновь потекли свободно от Ладоги к Ленинграду, отражая в себе изуродованные, изрытые, убитые войной берега. Но дно могучей реки оказалось усеяно магнитными минами. В поход вышла ватага маленьких деревянных тральщиков. Вот уже три недели, как снуют они по Неве, словно жучки-плавунцы, волоча за собой на длинных тросах поплавки тралов.

Есть, однако, на речном транспорте работники, которым нельзя ждать полной безопасности плавания. Это работники службы, называемой «обстановкой речного, района». Ведь не осталось в среднем течении Невы ни одного путевого знака: ни вешек, ни бакенов, ни прочих сигнальных обозначений, предупреждающих капитанов о мелях и подводных камнях, о рискованных поворотах, обо всяких капризах фарватера. К началу навигации все эти знаки должны быть восстановлены.

В теплый вечер 20 мая 1944 года от Смольнинской пристани отваливает рейдовый буксирный пароход «Зотов». Это первый пароход, который решился пройти снизу доверху всю Неву, несмотря на то что его металлический корпус может привлечь магнитную мину.

Капитан парохода Михаил Фокич Носов работал со своей сменой вчера, а сегодня пароход ведет тридцатипятилетний помощник капитана Александр Петрович Аржанцев — опытный речник, окончивший судоводительские курсы в 1936 году. В 1941 — обслуживание на пароходе «Революция» эсминца «Строгий», который 21 августа занял боевую позицию на Неве, против Ижорской больницы, и провел на этом месте все время блокады. А теперь вот на этом «Зотове» — самые разные поручения Управления речного пароходства. Не раз бывал он под обстрелом в Угольной гавани, грузя под носом у немцев уголь, испытал все, что полагалось испытать ленинградцам. Человек он спокойный, обстоятельный, дело знает…

На борту парохода начальник «обстановки Ленинградского района» Дмитрий Алексеевич Смирнов, старый моряк. Сорок девять лет назад родился он в каюте колесного парохода «Русь», во время перехода из Петербурга в Кронштадт. На борту «Зотова» представитель одного из райжилуправлений — Васильев. Ему нужно прикинуть глазом: много ли бревен, годных для строительства, за три года наворотила Нева у опустошенных своих берегов? На корме парохода — свежесрубленные красные бакены, вешки, камни, перевязанные накрест веревками. В рубке у штурвала помощник капитана Аржанцев. Когда-то он был главным боцманом в дивизионе тральщиков, и кое-что из практики кораблевождения по минным полям ему известно.

Невская вода белой пеной бежит за кормой. Белая ночь зыблет над городом волнующее свое покрывало.

Пройдены все мосты, пройдены трубы вновь задымивших заводов. Громадный город за кормой растворяется в белесой мгле.

До Ижоры, до Овцина берега Невы полны жизни. Здесь Александр Невский когда-то победил шведов. Сюда Красная Армия не допустила немцев. Деревни, палисадники, огороды, окруженные сочной зеленой чашей садов и лесов. Заводы и фабрики, на которых круглые сутки кипит восстановительная работа. Плоты, дрова, кирпич, суперфосфаты. Весла рыбаков, ленточки снующих по своим корабельным делам краснофлотцев, песни молодежи на травянистом берегу красавицы реки.

Приблизившись к бывшему переднему краю, «Зотов» ошвартовывается до утра у разбитой еще в сорок первом году землечерпалки. Ее как-то обследовали эпроновцы. В ней больше пятисот мелких пробоин, но, восстановленная, она все-таки будет работать в этом году.

Утро. Набрав десять атмосфер пару, маленький «Зотов» вновь трудолюбиво режет встречное течение. Резко меняется облик берегов. Знакомые с детства каждому ленинградцу, они нынче неузнаваемы. Налево были сотни домов села Большие Пороги. Только один уцелевший домик глядит на нас тремя окнами.

Направо — устье реки Тосны, село Ивановское. Нет ни села, ни труб, ни развалин, ни леса. Здесь были немцы. Пустынное, перерытое взрывами прибережье. В 1942 году в устье Тосны внезапно ворвались наши военные бронекатера. Балтийцы дрались ночь, дрались день. Трижды переходило из рук в руки Ивановское. Половина села до конца блокады осталась за нами! Траншеи наши и траншеи немцев сплелись. И те и другие разъяты сотнями глубоких воронок. Земля не зеленеет травою, она мертва. Белая кора умерщвленных, срезанных до половины берез, черные обрубки голых ветвей. Груда кирпича, облом арки ворот — единственное напоминание о высокой, стоявшей здесь церкви. Да голубой изломанный ларек. На ста квадратных метрах земли наши саперы недавно собрали две тысячи четыреста мин. Так впереди — по всему невскому берегу.