Ханна Арендт - Истоки тоталитаризма Страница 11

Базисное противоречие между политическим состоянием, основывающимся на равенстве перед законом, и обществом, основывающимся на неравенстве, проистекающем из классовой системы, препятствовало как развитию и функционированию республик, так и зарождению новой политической иерархии. Непреодолимое неравенство в социальных условиях, а также то обстоятельство, что на континенте классовая принадлежность навязывалась индивиду и вплоть до первой мировой войны практически предопределялась его происхождением, могли каким-то образом сосуществовать бок о бок с политическим равенством. Только политически отсталые страны, такие, как Германия, унаследовали некоторые феодальные пережитки. Здесь представители аристократии, которая в целом уже превратилась во многом в класс, обладали привилегированным политическим статусом и могли, таким образом, как группа сохранять определенные особые отношения с государством. Но это были лишь пережитки. В полной мере развившаяся классовая система однозначно означала, что статус индивида определялся его принадлежностью к своему классу и его отношением к другому классу, а не положением в государстве или в государственной машине.

Единственным исключением из этого общего правила были евреи. Они не образовывали свой собственный класс и не принадлежали к какому-либо из классов в своих странах. Как группа они не были рабочими, не были людьми среднего класса, не были ни землевладельцами, ни крестьянами. Их состояние могло сделать их частью среднего класса, однако они не участвовали в процессе его капиталистического развития. Они были слабо представлены в промышленном предпринимательстве, а когда на последних стадиях своей истории в Европе они стали крупными работодателями, то нанимали служащих, а не рабочих. Другими словами, их статус определялся тем, что они евреи, и не определялся их отношением к какому-то другому классу. Их особая защищенность со стороны государства (или в прежней форме явных привилегий, или посредством особого указа об эмансипации, в котором не нуждалась ни одна иная группа и который иногда требовался, чтобы противостоять враждебности общества) и их особые услуги правительствам препятствовали как их включению в систему классов, так и складыванию в отдельный класс.[36] Поэтому в тех случаях, когда им было позволено и они включались в общество, они становились четко определенной, самосохраняющейся группой в рамках одного из классов — аристократии или буржуазии.

Нет никакого сомнения в том, что заинтересованность национального государства в сохранении евреев в качестве особой группы и его заинтересованность в том, чтобы они не ассимилировались в классовое общество, совпадали с заинтересованностью евреев в самосохранении и в выживании как группы. И более чем вероятно, что без такого совпадения интересов усилия правительств оказались бы тщетны. Могучее устремление к равенству всех граждан со стороны государства и могучее устремление к включению всех индивидов в тот или иной класс со стороны общества, очевидно предполагавшие полную ассимиляцию евреев, могли оказаться безрезультатными только при условии сочетания определенных усилий правительства и добровольного сотрудничества евреев в этом деле. Официальная политика в отношении евреев, в конце концов, не всегда была столь последовательной и целеустремленной, как можно было бы предположить, если исходить только из конечных результатов.[37] Действительно, удивительно наблюдать, как последовательно евреи отвергали все возможности включиться в нормальные капиталистические предпринимательство и бизнес.[38] Однако без заинтересованности и соответствующих действий правительств евреи вряд ли сохранили бы свою групповую идентичность.

В противоположность всем остальным группам статус и положение евреев определялись государством. Поскольку, однако, это государство не обладало какой-либо иной социальной реальностью, то они оказывались в социальном плане в пустоте. Их социальное неравенство было совершенно отличным от неравенства в системе классов. Оно было главным образом следствием отношений с государством, так что в обществе сам тот факт, что человек родится евреем, означал, что он или сверхпривилегирован, т. е. находится под особым покровительством правительства, или лишен привилегий, т. е. у него нет некоторых прав и возможностей, которые были закрыты для евреев ради того, чтобы воспрепятствовать их ассимиляции.

В схематическом изложении одновременный рост и упадок европейской системы национальных государств и европейского еврейства проходил приблизительно следующие стадии.

1. XVII и XVIII столетия были свидетелями медленного развития национальных государств под покровительством абсолютных монархов. Повсюду отдельные евреи переходили от ситуации полного бесправия к положению, иногда блестящему, но всегда влиятельному, придворных евреев, которые финансировали дела государства и занимались финансовыми сделками своих князей. Этот процесс столь же мало влиял на положение масс, продолжавших в той или иной мере жить в условиях феодального строя, как и на положение еврейского народа в целом.

2. После Французской революции, которая резко изменила политические условия на всем Европейском континенте, появились национальные государства в современном смысле, деловые операции которых потребовали значительно более крупных капиталов и кредитов, чем те, что князья когда-либо просили придворных евреев предоставить в их распоряжение. Только совокупное достояние зажиточных слоев западноевропейского и центральноевропейского еврейства, доверенное некоторым наиболее крупным еврейским банкирам для соответствующих целей, могло оказаться достаточным для удовлетворения новых возросших потребностей правительства. В этот период привилегии, которые до того давались только придворным евреям, предоставляются более широкой группе зажиточных евреев, сумевших в XVIII столетии осесть в важных городских и финансовых центрах. Наконец, эмансипация наступила во всех полностью оформившихся национальных государствах. Ей воспрепятствовали только в тех странах, где евреи в силу своей численности и общей отсталости соответствующих регионов не сумели организоваться в особую отдельную группу, экономическая функция которой заключалась бы в финансовой поддержке своих правительств.

3. Поскольку тесные связи между правительством национальных государств и евреями покоились на безразличии буржуазии к политике вообще и к государственным финансам в частности, то этот период завершился с появлением в конце XIX столетия империализма, когда капиталистический бизнес, экспансионистский по своей форме, уже не мог осуществляться без активной политической поддержки и вмешательства государства. Империализм в то же время подрывал самые основы национального государства и вносил в европейское сообщество наций конкурентный дух деловых предприятий. В первые десятилетия развития этого процесса евреи уступили свои эксклюзивные позиции в делах государства империалистически настроенным бизнесменам. Значение их как группы понизилось, хотя отдельные евреи сохраняли свое влияние в качестве советников в финансовых вопросах и общеевропейских посредников. Эти евреи, однако, в противоположность государственным банкирам XIX столетия, еще меньше нуждались в еврейском сообществе, несмотря на его достояние, чем придворные евреи XVII и XVIII столетий, и поэтому они зачастую полностью порывали с еврейским сообществом. Еврейские сообщества уже не сорганизовывались в финансовом отношении, и хотя отдельные евреи, обладавшие высоким положением, по-прежнему воспринимались нееврейским миром как представители еврейства в целом, за всем этим было мало или вообще не было никакой материальной реальности.

4. Как группа западное еврейство распадалось вместе с упадком национального государства в десятилетия, предшествующие взрыву первой мировой войны. В период быстрого заката Европы после войны они оказались уже лишенными своей былой мощи, оказались атомизированной совокупностью состоятельных индивидов. В империалистическую эпоху еврейское богатство потеряло свое значение. Для Европы, утратившей чувство равновесия сил между ее нациями и чувство общеевропейской солидарности, ненациональный общеевропейский еврейский элемент в силу своего бесполезного достояния стал объектом всеобщей ненависти, а в силу отсутствия у него власти — объектом презрения.

Первыми правительствами, нуждавшимися в регулярных доходах и надежных финансах, были абсолютные монархии, при которых появились национальные государства. Феодальные князья и короли также нуждались в деньгах и даже в кредитах, но только для особых целей и для временных операций. Даже в XVI столетии, когда Фуггеры предоставили свой собственный кредит в распоряжение государства, они еще не думали об установлении особого государственного кредита. Абсолютные монархии на первых порах удовлетворяли свои финансовые потребности отчасти с помощью старых методов — войны и грабежа, отчасти с помощью нового средства — налоговой монополии. Это подрывало мощь и разрушало достояние дворянства, не смягчая, однако, возрастающую враждебность населения.