Константин Романенко - "Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР. Страница 11

Между тем гибель армий Западного фронта была уже предрешена. Операцию по захвату Варшавы войска Тухачевского развернули 13 августа. Командующий-вундеркинд оставался верен своим принципам: вести боевые действия, не заботясь о резервах. Он считал, что, обладая «моральным превосходством» и имея «против правого фланга польской основной группировки не менее 14... стрелковых дивизий и 3-й конный корпус», он одержит легкую победу.

Тухачевский продолжил наступление, но его план уже трещал по швам. Дело в том, что, начиная операцию, «гениальный стратег» пребывал в полной уверенности, будто бы почти вся польская армия находится в Варшаве и к северу от нее. Командующий фронтом ошибался. Это не соответствовало действительности. Кроме того, на этот раз поляки панически не бежали. Наоборот, уже на следующий день они перешли в наступление. Причем 14 августа его начала, по мнению Тухачевского, «слабейшая по числу единиц и слабейшая духом» 5-я польская армия, возглавляемая Сикорским. В ее составе числилось «четыре с половиной стрелковые и до двух дивизий кавалерии».

Против «слабой» армии поляков командующий Западным фронтом имел целых три армии. Рассчитывая сразу же разгромить Сикорского, Тухачевский отдал приказ своим «15-й и 3-й армиям на всем фронте встретить наступление противника решительным контрударом и отбросить его за реку Вкра; 4-й армии... всеми своими силами атаковать перешедшего в наступление противника во фланг и тыл в новогеоргиевском направлении из района Рационж-Дробин». Приказ был энергичным и риторически убедительным, но эпистолярной риторикой все и закончилось. Пожалуй, это был первый и последний приказ в начавшейся операции. Единственная попытка комфронта управлять боевыми действиями.

На деле все три армии Тухачевского не смогли разгромить «слабые» дивизии противника. Напротив, теперь инициатива оказалась в руках поляков. 5-я польская армия, «имея на фланге и в тылу у себя мощную (4-ю) армию (Тухачевского) из четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, продолжала наступление против 3-й и 15-й армий» красных. Действия превосходящих сил Западного фронта оказались несогласованными и бестолковыми. Крушение плана Варшавской операции было предрешено, и этот исход стал закономерным. Дело состояло не в боевой неспособности войск красных.

«Войной» под Варшавой никто не руководил. Практически почти с первых часов начала сражений Тухачевский стал терять связь со своими армиями. Позже вундеркинд- подпоручик признавался, что со штабом 4-й армии он утратил связь еще 14-го числа, не восстановив ее до начала отступления. Не состоялся и мощный удар на севере, на который он так рассчитывал. В частях командующего Западным фронтом царили непонимание, растерянность и неразбериха. Об этом ярко свидетельствует сохранившаяся запись разговора между командующими армий Тухачевского.

В ночь с 15 на 16 августа Г. Д. Гай запросил по прямому проводу командарма 4-й Д. А. Шуваева: «Один полк вы выделили для взятия Страсбурга. Я не понимаю, для чего нам так срочно понадобился этот город? Еще один полк дивизии Томина по вашему же приказанию пытается прорваться в местечко Любич под городом Торн. Зачем, кому это нужно?

...Надо принимать решение с учетом конкретной обстановки... Остальные части корпуса сконцентрированы по вашему требованию в двух отдаленных друг от друга местах для форсирования Вислы в районе городов Нешава и Влоцлавск. Разве можно при таком распыленном состоянии войск добиться успеха, ожидаемого от нас Тухачевским?»

Эта штабная перепалка заставляет задуматься, а был ли вообще у командующего-«вундеркинда» какой-то целостный план? Какими осмысленными боевыми задачами руководствовались его командармы, — кроме лихого призыва: «На Запад!., на... Варшаву — марш!»?

В отличие от бывшего подпоручика у польского командующего Пилсудского такой план был. Он предусматривал разгром красных по частям, и это осуществлялось блестяще. Мозырская группа Тухачевского и 58-я дивизия 12-й армии были разгромлены в первый день польского наступления, начатого 16 августа с рубежа реки Вепш. Уже вечером этого дня «Мозырская группа... перестала существовать как оперативная единица». О том, что та же участь постигла находящуюся во фронтовом резерве 8-ю дивизию 16-й армии, Тухачевский узнал только 17 августа.

Едва вступив в соприкосновение с поляками, войска Тухачевского были вынуждены отступать. Чтобы избежать ловушки, командующий Западным фронтом отдал приказ частям своих северных армий, находящихся в Данцигском коридоре, начать отход. Но в это время он не знал, что Мозырская группа и 16-я армия, призванные задержать атакующую польскую группировку, фактически уже не существовали. Командарм 4-армии Шуваев директиву Тухачевского об отходе на юго-восток получил, однако он был уже не в силах собрать действовавшие далеко друг от друга дивизии и бригады. Не представляя положения на левом крыле, вместо отхода он приказал своим дивизиям и корпусу Гая продолжать операции по форсированию Вислы.

Это уже не имело смысла. Но демонстрацией верха нелепости, придавшей Варшавской операции характер трагикомедии, стало 16 августа, когда кавалерийский корпус Гая форсировал Вислу и занял Воцлавск. В этот день, не разобравшись в обстановке, Тухачевский послал в Москву ликующую телеграмму. В ней он сообщал, что Варшава взята!

Поражение и гибель армий Тухачевского предопределили не недостаток сил, не преимущества противника и не отсутствие на этой части фронта 1-й Конной армии. Причиной последовавшей трагедии стало профессиональное дилетантство командующего фронтом. Впрочем, самим ходом сражений своих армий Тухачевский практически не руководил. Дело в том, что, в отличие от Пилсудского, управлявшего Срединным польским фронтом из штаба, расположенного в Пулавах на правом берегу Вислы, Тухачевский наблюдал за операцией под Варшавой из Минска!

Даже апологетически относящийся к Тухачевскому (один из его ближайших сотрудников) Г. Иссерсон пишет: «Тухачевский по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражения его армий на Висле не смог оказаться на должной высоте... Тухачевский со сво­им штабом находился далеко в тылу. Все его управление держалось на телеграфных проводах, и, когда проводная связь была прервана, командующий оказался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа».

Как говорится, комментарии излишни. Между тем дивизии 3-й армии Западного фронта, вторгшись в Данцигский коридор, к 18 августа заняли Сольдау и Страсбург. Однако к этому времени перешли в решительное наступление силы польской ударной группировки, называемые Срединным фронтом. Теперь оказавшиеся в тылу противника войска Тухачевского утратили всякую боеспособность и управляемость. Об их трагикомическом положении свидетельствует сообщение Пилсудского генералу Сосновскому. В ночь с 19 на 20 августа польский коман­дующий иронически писал военному министру:

«То, что здесь творится, трудно себе даже представить. Ни по одной дороге нельзя проехать спокойно — столько здесь шляется по окрестностям разбитых, рассеянных, но также и организованных отрядов (красных) с пушками и пулеметами. Пока что с ними справляется местное население и тыловые органы различных наших дивизий... если бы не вооружившиеся крестьяне, то завтра или послезавтра окрестности Седельца, наверное, были бы во власти разбитых и рассеянных нами большевиков, а я бы с отрядами вооруженных жителей сидел бы в укрепленных городах».

И все-таки: что же предпринимал Тухачевский, чтобы спасти положение? Организовал вывод своих частей?

Застрелился? Нет. Иссерсон признает: «Тухачевский... остался безучастным зрителем разгрома своих армий». В результате бездарных действий командующего Западным фронтом произошла не только катастрофа под Варшавой, одновременно Красная Армия утратила то, что с большим трудом было завоевано Юго-Западным фронтом. Как это бывает у недалеких людей, потеряв способность управлять более чем 150-тысячной массой бойцов, Туха­евский схватился за соломинку. Он все-таки «выдернул» 1-ю Конную из-под Львова. Дилетантские импровизации продолжались. Теперь они разрушали южный фланг всего фронта. Возмущенный Ворошилов 21 августа телеграфировал Реввоенсовету: «...Снятие Конармии с Львовского фронта в момент, когда армия подошла вплотную к городу, приковав к себе до семи дивизий противника, является крупной ошибкой, чреватой значительными последствиями.

Я не буду говорить о том, какое моральное действие оказывает подобный подход на армию. Вы это учтете сами, если вспомните огромные наши потери в последних боях, но я должен сказать, что, продолжая бои за овладение Львовом, мы не только служили магнитом для противника, но в то же время были самой серьезной угрозой тылу его ударной группы, которой мы смогли бы через Люблин нанести сокрушительный удар...»