Moвcec Xоpeнaци - История Армении Страница 11

31

О потомках Тиграна и происшедших от него родах

Мне, как повествователю, приятно в главах моей истории, вносящихся к Ервандову Тиграну, достоверно описать коренного, первого Тиграна, и его деяния; пусть же и тебе, читателю, будут (приятны) как муж и его деяния, так и слова о нем. При этом любо мне обозначать по храбрости так: Хайк, Арам, Тигран; ибо по храбрым — и потомки их храбрецы. Что же касается средних, пусть каждый определяет их, как хочет. Но с точки зрения оценки богородных героев правильно и сказанное нами. Арамазда[175] не существует; но среди желающих, чтобы он был, слышно, что имеется четыре разных Арамазда, из коих лишь один — некий Кунд Арамазд. Таким образом, хотя многие носили имя Тигран, только этот единственный, из Хайкидов, является тем, кто убил Аждахака, увел его дом, как и Ануйш, матерь вишапов, в плен и при согласии и помощи Кира завладел государством маров и персов[176].

Сыновьями его были Баб, Тирам, Вахагн[177]; о последнем легенды нашей страны гласят:

«Мучилось родами небо,Мучилась родами земля,Мучилось родами и багряное море.Муки родин охватилиВ море и красненький тростничок.Дым выходил из ствола тростника,Пламя выходило из ствола тростника.И из пламени выпрыгнул светлокудрый юнец.Его кудри горели огнемИ борода пылала пламенем,Очи же были (как два) солнца».

Мы собственными ушами слышали пение этой (песни) в сопровождении пандирна. Далее в песне сказывалось, что Вахагн сражался с драконами и победил их и приписывались ему некоторые подвиги, очень похожие на Геракловы. Говорят также, что он обожествлен: в Иверской стране почитали жертвоприношениями его статую, сделанную в рост. Его потомками являются Вахуни, (потомками) младшего его сына Аравана — Аравенеаны. От него (родился) Араван, от того — Нерсех, от того — Зарех. От потомков последнего и происходят роды, называемые Зарехаванеан. Первенцем Зареха был Армог, этого — Багам, этого Вахан, этого — Вахе. Последний восстает против Александра Македонского и погибает от него.

Отсюда и до воцарения Валаршака в Армении ничего достоверного рассказать тебе не могу, ибо вследствие возникших смут каждый старался опередить другого в овладении нашей страной, поэтому и Аршак Великий с легкостью проник в Армению и поставил своего брата Валаршака царем над Армянской страной.

32

Об Илионской войне при Тевтамосе и участии нашего Зармайра с немногими (воинами) вместе с эфиопским войском и о смерти его в этой войне

Твоя любознательность причиняет нам тревогу при работе, требуя двух вещей — и краткости, и быстроты повествования, которое было бы, к тому же изысканным и ясным, подобно платоновским речам, далеким от лжи и исполненным того, что противостоит лжи; и еще, чтобы всё — от первого человека до тебя — было рассказано тебе сразу. Но все это совместить невозможно. Ведь и сам Создатель всего (сущего), будучи в состоянии единым взглядом в одно мгновение устроить все, не делает этого; он устанавливает дни и порядок созданиям, так что одни из них созданы в первый день, другие — во второй или третий и так далее. Тем самым учение Духа предписывает нам такой же порядок. Между   тем   мы видим, что твои желания не считаются с такого рода божественными ограничениями: расскажи тебе все, да верно, да обстоятельно, да скоро. Мы же можем рассказать тебе все либо обстоятельно, что тебе любо, либо бегло, что тебе не по душе. Ведь из-за того, что ты торопил, мы не успели обозначить в положенном месте ничего ни об (Александре) Македонском, ни об Илионской (войне), и вот, прилаживаем это здесь. Не знаем, искусным или бездарным выглядим мы плотником и уместно или нет, что мы только теперь, в конце, приколачиваем сведения, важные и достойные нашего изложения.

Какие же из подобных тем заслуживают предпочтения, если не те, что рассказаны у Гомера, те, в коих повествуется об Илионской войне[178] при ассирийском царе Тевтамосе? Также и наш Зармайр, служивший ассирийцам, с немногими (воинами отправился) вместе с эфиопским войском на помощь Приаму и там, получив рану от эллинских храбрецов, умер; желал бы я, чтобы это было от Ахилла, а не от кого-либо другого из храбрецов.

Закончилась Книга первая — родословие Великой Армении.

Что за (странное) влечение у тебя к мерзостным и нелепым легендам о Бюраспи Аждахаке[179]? Или ради чего ты занимаешь нас несуразными и нескладными персидскими былинами, а лучше сказать — небылицами[180] о первом неблагом его благодеянии, о служении ему демонов, о невозможности совратить совращенного и лживого, о целовании плеч и нарождении из них драконов, а далее — об умножении зла и истреблении людей на потребу чрева? И еще о некоем Хрудене[181], который связал его медными путами и отвел на гору по названию Дмбавнд. И о том, как Хруден по дороге задремал, а Бюраспи потащил его на холм, и как тот проснулся и отвел его в какие-то горные пещеры и заковал, а сам стал перед ним статуей, ужасаясь которой, Бюраспи покорился оковам и не может выйти и опустошить землю.

Что за нужда тебе в этих вздорных легендах, или же на что тебе эти бессмысленные и бездарные словосочетания? Разве это греческие легенды, изящные, гладкие и осмысленные, в коих под иносказаниями кроется истина? Но ты велишь объяснить их бессмысленность и придать образ безобразному. Скажу тебе снова: что за нужда тебе в них? И что за охота — желать нежелательное и прибавлять нам работы? Но мы приписываем это влечение молодости твоих лет и недостаточной зрелости и потому да будет исполнено и это желание твоего сердца. Изложение того, что (в легенде) о Бюраспи достоверно

Теперь с полным правом произнесу платоновское: «Может ли кто-либо (чужой) быть для друга (вторым) я? Никак не может!»[182]. Ибо сверх всего им самим непонятные, вкладывая смысл в их бессмысленность, лишь бы это поскольку сегодня собственной рукой излагаю их ненавистные мне слова и дела, даже звук которых был противен моим ушам; — передаю их стародавние сказы, им самим непонятные, вкладывая смысл в их бессмысленность, лишь бы это доставило тебе удовольствие или пользу. Но оцени меру нашего отвращения к этим словесам (по тому), что мы не удостоили включить упомянутые легенды ни в Первую изложенную нами книгу, ни в заключительную главу, а (приводим их) отдельно и обособленно. И начну так.

Тот, кого персы называют Бюраспи Аджахаком, — их предок, (живший), при Неброте. Когда языки распределялись по всему свету, то это происходило не беспорядочно и безнадзорно, но как бы по божественному велению были определены начальники и предводители племен, каждый из которых законно и уверенно унаследовал свой удел. Я узнал, что настоящее имя этого Бюраспи — Кентавр Пюрида[183], обнаружив это в халдейской книге. Подчиняясь Неброту, он предводительствовал над своим народом не столько благодаря храбрости, сколько — силе и ловкости. Он хотел научить всех общему образу жизни и говорил, что никто не должен иметь ничего в собственности, но все должно быть общим[184]. И все у него было открыто — и слова, и дела. Он не имел тайных мыслей, и все, что таилось на сердце, — при всех предавал гласности (своими) устами. И установил право (свободного) дневного и ночного входа и выхода для друзей. Это и было его упомянутое выше первое неблагое благодеяние.

Будучи сведущим в астрологии, он пожелал научиться совершенному злу[185], что оказалось для него невозможным, ибо он привык, как мы сказали выше, с целью обмана всех, ничего не делать втайне, а изучить тонкости совершенного зла открыто — было делом невозможным. Дабы учиться, он придумал тягостный выход: притворился якобы у него какие-то страшные боли в животе, которые излечиваются не чем иным, но только каким-то словом и ужасным именем, слышать которое никому не обходится даром. И учитель зла, приспособившись к этому, наставлял его и дома, и на площадях: преспокойно кладя голову на плечо Бюраспи и шепча ему в уши, он учил его лихому искусству. В легенде об этом говорится, что дитя сатаны прислуживал ему и исполнял его желания и затем целовал ему плечи, выпросив себе это в качестве награды.

То же, что говорится о нарождении драконов или полном обращении Бюраспи в дракона, означает следующее. Так как он стал приносить в жертву демонам несметное число людей, то народ проникся к нему отвращением и, объединившись, прогнал его, и он бежал в сторону упомянутой выше горы. И так как преследовали его очень настойчиво, то его люди разбежались. Преследователи же, успокоенные в отношении него, остановились в тех местах на отдых на несколько дней. Бюраспи же, собрав рассеявшихся, внезапно напал на них и причинил большой урон. Но народ все же одолел, и Бюраспи пустился в бегство. Возле горы его настигли, предали смерти и бросили в глубокую серную яму.