Вольдемар Балязин - Иван Грозный и воцарение Романовых Страница 11

Рассказ более позднего, чем Максим Грек, очевидца библиотеки – юрьевского пастора И. Веттермана – оказался включенным в „Ливонскую хронику“ рижского купца и бургомистра Франца Ниенштедта (начало XVII в.). В 1565 г. Иоганн Веттерман вместе с другими иностранцами, понимавшими по-русски, был призван московским царем в Кремль, где дьяки показали им „либерею“ – греческие, латинские и древневосточные книги, хранившиеся близ царских покоев „в двух сводчатых подвалах“. „Среди книг были древние авторы, на которых ссылаются многие писатели, – вспоминал потом пастор, – но произведения которых не сохранились – погибли и сгорели в прежних войнах“. Веттерман говорил, что хотя он и беден, но отдал бы все свое имущество, даже детей, только бы эти книги были в протестантских университетах. Веттерману и трем его друзьям предложили перевести книги, обещая большое жалованье и почет. Но иностранцы опасались, что „не смогут избавиться от этой работы до самой смерти“, и потому сказались несведущими. Хитрецов отпустили, а запыленные фолианты вновь были спрятаны под „тройные замки“ в подвалы, и следы „либереи“ на этом теряются.

О составе библиотеки стало известно из черновой неоконченной описи анонимного автора, случайно обнаруженной в архиве профессором Юрьевского университета X. X. Дабеловым в 20-х годах XIX в. Автор списка видел в царской библиотеке около 800 рукописей – греческих и латинских манускриптов на тонком пергаменте, с золотыми переплетами. Вместе с Ливием, Цицероном, Тацитом, Аристофаном в списке значились и полностью утраченные авторы – Гелиотроп, Заморет, Эфан и многие другие.

Чрезвычайно любопытен и ряд других известий, свидетельствующих, что в царской библиотеке были не только книги греческие и латинские, но и драгоценные рукописи на восточных языках. Таким образом, разноязычные источники подтверждают, что „слава библиотеки гремела далеко за пределами Московского государства, и все, нуждавшиеся в какой-нибудь редкой книге, надеялись найти ее у московского царя“, – указывал академик А. И. Соболевский.

Какова же тогда ее судьба? На сей счет мнения ученых до сих пор разноречивы. По предположению крупнейшего историка Кремля И. Е. Забелина, библиотека трагически погибла во время одного из опустошительных кремлевских пожаров: в Степенной книге записано, что погибли при пожаре „многие книги греческие, дивно и преизрядно украшенные…“

И, тем не менее, и поныне распространена заманчивая гипотеза о том, что библиотека сохранилась в целости, что она замурована в кремлевских подземельях. Не раз, начиная с Петровских времен, предпринимались попытки раскопок в Кремле с целью найти ее. В конце прошлого века для поисков библиотеки московских государей даже специально прибыл из Страсбурга профессор Эдуард Тремер. Целый ряд подвалов вскрыл он в подклете Теремного дворца, пока не оставил всякие надежды найти книжные сокровища. Многократно и безуспешно уже в XX в. штурмовал „великое искомое“ неистовый кладоискатель и спелеолог И. Я. Стеллецкий. Между тем забытые древние подземелья, не значившиеся ни на каких планах, обнаруживались в Кремле не раз. Волнение у историков, например, вызвал в 1882 г. провал после сильного дождя мостовой близ места, где установлена Царь-пушка. Под землей неожиданно оказалось белокаменное помещение, причем внутри его было так сухо, что книги здесь могли бы пролежать долгое время. При больших земляных вскрытиях, реставрационных работах археологи и в наше время встречали немало подклетов – нижних ярусов сооружений, глубокие подвалы древних зданий. Обнаруживались и подземные ходы.

Чрезвычайный интерес представляет участок Кремля, занятый Большим Кремлевским дворцом, – он еще отнюдь не полностью изучен. На этой площади есть до сих пор не раскрытые подземные помещения. Здесь полтора десятилетия назад были обнаружены палаты, часть которых относится к великокняжескому дворцу начала XVI в. Из одной палаты начинался выложенный камнем подземный ход. Главный архитектор музеев Кремля В. И. Федоров обратил внимание и на то, что у Благовещенского собора толща кладки такова, что в ней могут размещаться небольшие помещения, а ведь именно подклет собора в древности предназначался для хранения сокровищ московских великих князей».

А. Г. Векслер рассказал в своей книге о поисках библиотеки Грозного в Москве, но они были проведены и в Александровской слободе, однако результат был столь же плачевным.

Несчастный боярин Воронцов

Неизвестно почему, но Иван, знавший о беспутстве Марии Темрюковны, как бы закрывал глаза на ее проделки, ограничившись только тем, что не велел выпускать ее из Кремля.

Сам же решил найти себе новую жену и еще раз отправил сватов к Екатерине Ягеллон, дочери польского короля, которая однажды уже отвергла его сватовство.

За прошедшие годы Екатерина уже успела побывать замужем за финляндским герцогом Иоанном, родным братом шведского короля Эрика XIV.

Эрик, не менее безжалостный, чем русский царь, посадил своего брата в тюрьму, и герцогиня Екатерина Ягеллон осталась соломенной вдовой.

Ее-то и решил взять в жены Иван Васильевич. Его не смущало, что муж Екатерины был жив, как не смущало и то, что и его собственная жена – Мария Темрюковна – тоже была жива и даже не находилась в монастыре.

Как только царь узнал, что Эрик посадил брата в тюрьму, как тут же послал в Стокгольм боярина Никиту Воронцова, наказав ему непременно сосватать Екатерину, пообещав за ее согласие стать русской царицей отдать Ревель, который, правда, русские еще не взяли, но уже плотно обложили.

Воронцов прожил в Стокгольме почти год, но не смог добиться приема у короля. Так он и вернулся в Россию ни с чем.

Иван принял его ласково и при всех стал хвалить за все, что он сделал на царской службе. Свою речь закончил Иван совершенно неожиданно:

– За то, что пробыл ты, Никита, в городе Стокгольме год, а приехал ни с чем, жалую тебя дураком, потому как за морем, в земле Свейской, явил ты себя таковым.

И велел вынести шутовской наряд с бубенцами.

– Не дамся! Убью! Никогда Воронцовы в шутах не ходили! – закричал тот, выхватив нож.

Воронцов, не ожидая, когда слуги Ивана наденут шутовской наряд, ударил себя ножом в сердце.

Вскоре после этого умерла и неистовая царица Мария Темрюковна. Это случилось 1 сентября 1569 года.

Разгул опричнины

На старорусском языке слово «опричь» означало «кроме». Князь Андрей Михайлович Курбский – принципиальный враг Ивана Грозного, перешедший на сторону поляков и литовцев 30 апреля 1564 года, – узнав об учреждении опричнины, назвал опричников «кромешниками», обыграв слово «кромешный», означающее адскую тюрьму, и, таким образом, представляя опричное войско силою ада, а самого Ивана – сатаной, ибо именно он стоял во главе этого войска.

В опричнину входили уезды, пограничные с Литвой, в центре – уезды Можайский, Суздальский, Переславль-Залесский с Александровской слободой, которая была центром опричнины.

Опричными были города Гжель, Олешня, Гусев, Домодедово, Вологда, Двинский край и Приморье.

Москва тоже имела опричные территории. Это были Арбат, Знаменка, Воздвиженка, Пречистенка. На этих улицах и жили опричники, которых сначала было тысяча человек, но с годами их число выросло до 5-6 тысяч.

Иван обложил «земщину» – всю остальную территорию Руси – налогом в 100 тысяч рублей и на эти деньги содержал опричное войско. 100 тысяч в XVI веке было невиданно огромной суммой – большое село стоило сто – двести рублей. Опричники приносили царю присягу на верность и обязались знаться только с опричниками, не водя дружбы даже со своими кровными родственниками.

Опричники жили в Александровской слободе, совершая общие богослужения и трапезы. Между церковной службой и обильной трапезой царь наведывался в застенок, и, как писал опричник – ливонец Элерт Крузе, «никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках».

В 1566 году Иван поставил на митрополию боярина Филиппа Колычева, взяв с него обязательство «не вступаться в опричнину». Колычев два года терпел бесчинства опричников, но слово свое держал и против опричнины не выступал. Однако весной 1568 года терпение Колычева лопнуло, и он во время службы в Успенском соборе Кремля обличил Ивана и осудил опричнину.

Тогда в Соловецкий монастырь, где Колычев долгие годы был игуменом, отправлена была комиссия для того, чтобы собрать доказательства преступной деятельности митрополита. В ноябре церковный собор низложил Филиппа, и опричники, сорвав с него облачение, отвезли непослушного иерарха в Отроч монастырь под Тверью.

Осенью 1569 года Иван получил донос от новгородского помещика Петра Волынского, что новгородцы хотят царя Ивана извести, а на трон посадить его двоюродного брата, Владимира Андреевича Старицкого.