Андрей Буровский - Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга Страница 11

Среди сподвижников Петра Яков Брюс — редчайшее исключение из правила: уже потому, что он великолепно образован. Не то чтобы «грамотен» — этого мало. Он не только свободно говорит и пишет на нескольких европейских языках, он действительно знает физику, астрономию, математику, географию. Откуда?! Исключительно из книг, из общения с неглупыми людьми. Брюс — самоучка, никто специально его не учил. Чтобы учиться в Европе, у Брюсов нет денег, а в Московии не то что университетов, в Московии нет и гимназий.

Еще во время Азовских походов иные обижались на некомпанейское поведение Брюса — не бегает по девкам, не хлещет вина, а вместо этого читает книги.

Еще в годы «Великого посольства» Яков Брюс представил на суд профессоров Амстердамского университета труд «Теория движения планет» и получил ученое звание магистра наук. Больше года он провел в Англии, собирая книги и карты (что характерно, в Шотландию его «на всякий случай» не пустили).

Яков Брюс еще в 1696 году составил карту земель от Москвы на юг, до Малой Азии. Составил так квалифицированно, что карта вышла в Амстердаме.

Это Яков Брюс в 1702 году создал Школу навигацких и математических наук в Москве и оборудовал обсерваторию в Сухаревой башне Кремля.

Это Яков Брюс перевел книгу X. Гюйгенса «Космо-теорос», изданную в 1717 и 1724 годах с его предисловием. Эта книга и карта В.Киприянова знакомили русских с основами учения Коперника.

С 1706 года в ведении Якова Брюса находилась Московская гражданская типография. Он редактировал глобусы Земли и небесной сферы, географические карты и книги. В Гражданской типографии, при самом непосредственном участии Брюса, изданы «Лексикон», «Математика навигаторской школы», «Описание города Иерусалима и Афонской горы», «Изображение глобуса небесного земного», «Баталия при Пруте» и многое, многое другое. Перевод и издание книг он считал самым важным из своих дел.

Яков Брюс собрал огромную, в несколько тысяч томов библиотеку и коллекцию предметов старины — русской и европейской. В отличие от «кунсткамеры», собрания всевозможных уродств и отклонений от правил, его коллекция минералов, старинных монет хорошо систематизирована и действительно дает представление о нескольких разделах науки. Библиотеку и коллекцию он завещал Академии наук.

В 1709–1715 годах Брюс выпускал календарь, содержавший расчеты церковных праздников, предсказания затмений и движения созвездий на столетие вперед. «Брюсовым календарем» пользовались еще в начале — середине XIX века.

На фоне неграмотного Меншикова, малограмотных, малокультурных Толстого и Шафирова, на фоне Апраксина, носившего чин адмирала, но не знавшего ни математики, ни астрономии, ни навигации, Яков Брюс был совершеннейшей белой вороной.

Во время Северной войны Брюс организует артиллерию; командовал он артиллерией и в Полтавском сражении. Это он обрушил огонь 72 русских орудий на шведов, которые могли огрызаться только из 4 полевых пушек.

Мы видим Якова Брюса и в Прутском походе 1711 года. Он вообще постоянно мелькал в самом ближайшем окружении Петра и сделал при нем карьеру совершенно блестящую.

С 1717 года он член Правящего Сената и глава Берг-и Мануфактур-коллегии. В 1721 году Яков Вилимович

Брюс вместе с Андреем Ивановичем Остерманом подписывают Ништадтский трактат, завершив тем в пользу Московии… теперь уже Российской империи Северную войну. И за это получил титул графа.

Есть, кстати, упоминания, что титул графа предлагался ему еще в 1710 году, за организацию артиллерии. И что Яков Вилимович от титула отказался, считая себя недостойным (по крайней мере, такое объяснение он дал). Если это правда — личность Якова Вилимовича Брюса становится еще загадочней.

Яков Брюс всегда имел, чем заняться, помимо службы и карьеры! Во-первых, у него была семья. Своей женой, Маргаритой фон Мантейфель, Яков Вилимович не делился, с дочерьми занимался, проводить время в кругу семьи любил. Картина В.И. Сурикова «Меншиков в Березове» на редкость фальшива — просто потому, что семейная идиллия — совершенно не в духе Меншикова. «Данилыч» органически не был способен вести образ жизни примерного семьянина: ни соблюдать верность жене, ни общаться с собственными детьми.

А Яков Брюс — вполне был способен и хотел этого! И сосланным в свою деревню, и проводя дома свободные от службы вечера, он вел жизнь, наполненную смыслом.

И потом, у него была наука. Стоило появиться хоть небольшому количеству времени, и тут же он оказывался с книгой в руках, с циркулем около глобуса или с угломером возле огромного телескопа. Он переписывался со многими учеными в Европе, написал несколько десятков статей, переводил и готовил к изданию книги. Ему всегда было чем заняться, и очень может быть, тяготила его как раз служба — необходимость вечно куда-то мчаться, что-то делать, применять знание математики к расчету точности орудийной стрельбы и на строительство мостов.

Кроме того, Яков Брюс вполне мог служить не только царю Петру. У всех остальных «сподвижников» Петра никакого выбора не было; разве что какой-нибудь мелкий мусульманский царек взял бы их на службу, от-

кажись от них Петр. А вот у «Вилимыча» были и другие варианты. Квалифицированный, умный, он мог бы получить место при многих европейских университетах. Для этого у него было и владение языками, и нужные знания, и «имя». Такого офицера, как он, могли взять и в европейские армии.

Был в его жизни краткий период опалы: после разгрома русской армии под Нарвой Яков Брюс угодил в число «стрелочников», оказавшихся «виноватыми» в поражении. Год просидел, сосланный в свое имение… И за этот год получил прямое предложение — получить офицерский патент в Голландии. А через общих знакомых в Немецкой слободе наводили справки попечители Амстердамского университета, где он получал ученую степень, — не согласится ли Яков Брюс прочитать курс лекций по астрономии? Так что и «пни» его Петр, Яков Вилимович мог бы еще и выбирать между военной карьерой и академической.

То есть получается — если у всех сподвижников Петра совершенно ничтожна зона, в которой они могут принимать свободные решения и поступать так, как им хочется, то у Брюса эта зона как раз очень велика.

Интересно, а что думал о своей жизни и своей судьбе сам Яков Вилимович? Что для него-то было главным? Дело в том, что Яков Вилимович не оставил никаких документов, никаких свидетельств своего отношения и к Петру, и к самому себе, и к своей эпохе. Похоже, тут сказывается одно из двух качеств, очень помогавших Якову Вилимовичу: он поразительно умел пить, не пьянея, и так же поразительно умел держать язык за зубами. Благодаря этим качествам он не делал ошибок по службе, но и не оставил никаких интересных записок. И дневника тоже не вел.

Во всяком случае, чем больше присматриваешься к его фигуре, чем больше думаешь о нем, тем основательнее складывается уверенность: это был очень «закрытый» человек, отнюдь не стремившийся давать окружающим слишком много сведений о себе.

И второе — это был человек, живший в сложных духовных измерениях, активнейшей интеллектуальной жизнью. В частности и поэтому он менее заметен, менее известен, чем многие другие — чем те, кто старательно лезли на авансцену и принимали там картинные позы. Брюсу нужно было совсем другое. Вынужденный зарабатывать на жизнь трудами офицера и придворного, он всегда имел в этой жизни другой пласт, почти скрытый от всех остальных.

Не менее интересна и репутация Якова Вилимовича — причем репутация и прижизненная, и посмертная, — репутация чернокнижника и колдуна.

О том, что такое колдовские книги Брюса, можно сказать довольно уверенно, потому что его библиотека передана в архив Академии наук, — книги это голландские, немецкие и английские. То, что эти книги так легко принимали за колдовские сочинения, написанные на неведомом языке, доказывает только высокий культурный уровень и обширные познания тех, кто окружал Якова Брюса и видел эти книги, — не более.

А колдун почему?! А откуда бесконечное количество историй про Брюса-волшебника?! Тут тоже ведь можно предположить совершенно материалистическое объяснение вопроса, без привлечения любых мистических предположений.

Во-первых, Яков Брюс занимался вещами непонятными и непривычными: смотрел в небо, на звезды, через «стеклянный глаз» (телескоп). Читал книги на «незнаемых языках». Ставил химические эксперименты, пугая до полусмерти прислугу зрелищем меняющих на глазах цвет, «кипящих без огня», удивительно пахнущих растворов в разноцветных колбах самого что ни на есть «волшебного» вида.

2. Результаты его деятельности тоже были непонятны и непривычны. Некоторые из них, и притом самые важные — например, усовершенствование состава орудийной меди или расчет движения планет вокруг Солнца, попросту не были известны широким слоям населения, и даже широким слоям служилого сословия — да их это и не интересовало.