Сергей Цветков - Узники Бастилии Страница 11

Через минуту они были в нижнем этаже Бастилии, рядом с башней Свободы, где находилась камера маршалов. Уже издалека Суврэ, обогнавший всех, услышал сильный стук, гулко раздававшийся в тюремном коридоре. Подойдя ближе, он увидел, что Дюга и его люди пытаются выломать дверь камеры. Оказалось, что маршалы, догадавшись об их намерениях, забаррикадировали ее изнутри – это спасло им жизнь.

Екатерина появилась перед ними как добрая фея. Она изложила им положение дел и попросила немедленно отправиться к герцогу Алансонскому, чтобы убедить его в том, что король по-прежнему питает к нему самые добрые чувства. Суврэ, в свою очередь, советовал им взяться за это дело во избежание междоусобной войны. Маршалы ответили согласием с тем условием, что парламент вынесет постановление об их невиновности. Екатерина заверила, что это будет сделано завтра же.

Тестю было приказано отдать Монморанси и Коссэ при выходе из Бастилии воинские почести, подобавшие маршалам. Под звуки труб они прошли дворами сквозь двойной строй салютовавших им солдат.

Их сразу повезли в Лувр, где Генрих, напуганный побегом брата, скитался по комнатам и отдавал одно приказание за другим: собрать войско, закрыть ворота, укрепить Сен-Дени… В конце концов он послал всех придворных вдогонку за герцогом Алансонским, приказав привезти его живым или мертвым.

Маршалы были приняты как спасители престола, их осыпали ласками и обещаниями. На другой день они вместе с Екатериной Медичи выехали в Турень. Однако переговоры с герцогом Алансонским не дали определенных результатов. Союзники Месье[17] не были намерены останавливаться на полпути: один из вождей гугенотов, Торэ, предпринял наступление, чтобы соединиться с протестантами на том берегу Луары.

Гугенотский союз действительно становился опасным.

Аббат Розьер

Войска протестантов двинулись к Парижу. Перепуганный король подписал эдикт, делавший гугенотам значительные уступки.

Эдикт возмутил католиков. Герцог Гиз громко жаловался, что король в душе более гугенот, чем католик. Сторонники Гизов объединились в мощный союз – Католическую Лигу с намерением «охранить славу Господа и его Католической и Римской Церкви».

Генрих III счел благоразумным признать Лигу и даже провозгласить себя ее главой, хотя фактически Лига подчинялась герцогу Гизу. Началась беспощадная война с гугенотами, закончившаяся только весной 1580 года. Генрих отпраздновал перемирие грандиозными костюмированными балами, на которых его видели наряженным в костюм то блудницы, то амазонки с обнаженной грудью…

В Париже росло недовольство выходками короля. Народ издевался над монашескими процессиями Генриха. Его собственные пажи передразнивали их, так что король был принужден высечь восемьдесят человек во дворе Лувра. Священники с церковных кафедр гремели проклятиями коронованному нечестивцу. «Я был осведомлен из достоверных источников, – проповедовал монах Понсэ, – что вчера вечером, в день их процессии, вертела усердно работали для этих добрых кающихся, и, съевши жирного каплуна, они имели еще на постный ужин телячий хрящик, бывший для них наготове. О, нечестивые лицемеры! Вы издеваетесь над Богом под вашими маскарадными платьями, а для приличия носите бич самоистязания у пояса? Не там бы вам следовало его носить, а на спине и на плечах, и тогда это было бы вам по заслугам. Нет ни одного между вами, который не заслужил бы его вполне».

Но Генрих продолжал безумствовать. Миньоны грабили Францию, обирали казну, вымогали доходы с городов. На свадьбу Жуаеза король истратил одиннадцать миллионов экю (при том, что государственный долг уже превысил пятнадцать годовых бюджетов). Ее описание в мемуарах современников поражает: семнадцатидневный пир, сотни людей, наряженных в шитые золотом и серебром одежды, дождь драгоценных камней, маскарады, кавалькады, турниры и морские бои…

Королевская казна истощилась, а парламент запретил вводить новые налоги. На одном из заседаний Генрих разразился женскими жалобами: «Я это знаю, господа, что я оскорбил Бога, я наложу на себя епитимью и поставлю двор на менее широкую ногу. Там, где у меня было два каплуна, будет один. Но как вы хотите, чтобы я вернулся к покрою платьев старого времени, как же мне тогда жить?»

От слов лигеры[18] перешли к шпагам. Кайлюс и Можирон погибли первыми на дуэли с дворянами дома Гизов. Два месяца спустя Сен-Мегрен был убит у дверей Лувра двадцатью замаскированными людьми. Генрих опозорил себя, оплакивая их. Церковь Святого Павла, в которой он похоронил убитых, парижане называли не иначе как сералем миньонов.

Самого Генриха временами охватывали приступы панического страха. Однажды ему приснилось, что его пожирают дикие звери. Проснувшись от ужаса, он велел перестрелять из аркебуз львов и медведей, откармливавшихся в клетках Лувра. Если бы король мог, он поступил бы так же с ненавистными ему людьми…

Шел 1583 год. Герцог Гиз решил усилить пропаганду против короля. По его указанию аббат Розьер, деятельный член Лиги, сочинил и распространил несколько оскорбительных для короля эпиграмм. В одной из них Екатерина Медичи давала сыну совет не особенно гнаться за славой честного человека, на что Генрих отвечал:

Надо хорошим человеком казаться,Хотя негодяем в душе оставаться.

Другая эпиграмма высмеивала все усиливавшуюся набожность Генриха. Король учредил «братство кающихся» в честь Богоматери, куда вошли он сам, его миньоны, придворные и некоторые знатные горожане. Во время одной из процессий нового братства внезапно хлынувший дождь вымочил кающихся, одетых в одни рубашки. В народе говорили, что дождь был послан Богом в наказание за лицемерие короля. Розьер написал по этому поводу:

Над всей Францией совершать злодеянияИ до нитки народ обобрать, —А потом, ради вящего покаяния,В мокрых тряпках пред ним проплясать.

К презрению мужчин вскоре прибавилась ненависть женщины. Деятельной участницей Лиги сделалась герцогиня Монпансье, жестоко оскорбленная королем, который назначил ей свидание и во время встречи высмеял ее перед своими миньонами. Герцогиня поклялась в отместку лишить Генриха престола и своими руками постричь «брата Валуа» в монахи. С тех пор, в память о своей клятве, она носила у пояса золотые ножницы.

По ее настоянию было решено перейти от эпиграмм к более обстоятельному памфлету против Генриха. Так появилась знаменитая сатира «Поездка на остров гермафродитов», зло высмеивающая короля и миньонов. Над ней потрудились два человека – Розьер и Артус Тома, но их пером руководили герцогиня Монпансье и герцог Гиз, хорошо осведомленные о нравах двора. Тысячи списков с «Поездки» с невероятной быстротой распространились по всей стране.

Король не сомневался, кто стоит за этим памфлетом. Но Лига была уже так сильна, что Генрих не осмелился открыто выступить против герцога Гиза, чья популярность в народе достигла апогея. «Франция была без ума от него; сказать, что она была влюблена, будет мало», – говорит о нем один историк.

Тем временем умер кардинал Лотарингский, дядя Генриха Гиза. В его архиве руководители Лиги нашли заметки, сделанные покойным на черновике акта об образовании Лиги. Содержание заметок представляло такую важность, что в доме герцога Майенского, брата Гиза, было устроено совещание руководителей Лиги с участием Розьера.

Слово взял Розьер, внимательно изучивший бумаги кардинала Лотарингского. Он огласил генеалогические изыскания покойного, из которых явствовало, что герцог Гиз является единственным прямым потомком Карла Великого и, следовательно, законным наследником французского престола. Значение Католической Лиги для дома Гизов кардинал определял так: «Тот, кто воссядет на месте вождя Лиги, превратит это место во французский престол, если захочет».

Для того чтобы герцог Гиз мог открыто объявить себя претендентом на корону, лигеры сочли необходимым соответствующим образом подготовить общественное мнение. Розьеру было поручено написать книгу на основе генеалогических выписок кардинала Лотарингского. В силу важности темы сочинение не могло быть анонимным, и Розьер согласился поставить свое имя на обложке, несмотря на то, что такая смелость грозила ему тюрьмой.

Гиз горячо пожал ему руку:

– Я не допущу вашей гибели, Розьер.

– Монсеньор, – ответил аббат, забирая записки со стола, – отныне я думаю только о плане моего сочинения.

Работа над книгой потребовала много времени, зато ее появление способствовало успеху дела Гизов больше, чем создание Католической Лиги. Семитомный труд Розьера, написанный на латыни, назывался «Родословная герцогов Лотарингских и Беррийских». Как и рассчитывал Розьер, цензор не стал читать сочинение со столь безобидным заглавием. Однако в книге, наряду с династическими розысками, доказывавшими происхождение герцогов Лотарингских по прямой линии от Карла Великого, содержались и открытые нападки на королей Капетингской династии.