1917. Народ и революция - Виктор Иванович Калитвянский Страница 11

химических инстинктов, безобразной наживы и спекуляции в дни великой мировой войны и великих испытаний для России есть наш величайший позор, темное пятно на национальной жизни, язва на теле России, – писал Бердяев. – Жажда наживы охватила слишком широкие слои русского народа. Обнаруживается вековой недостаток честности и чести в русском человеке, недостаток нравственного воспитания личности и свободного ее самоограничения. И в этом есть что-то рабье, какое-то не гражданское, догражданское состояние. Среднему русскому человеку, будь он землевладельцем или торговцем, недостает гражданской честности и чести. Свободные граждане не могут спекулировать, утаивать продукты первой необходимости и т. п. во время великого испытания духовных и материальных сил России. Это несмываемый позор, о котором с содроганием будут вспоминать будущие поколения наряду с воспоминанием о героических подвигах русской армии, о самоотверженной деятельности наших общественных организаций».49

Война действительно стала настоящей «проявительницей» нравственного и этического состояния русского общества.

Бердяев горько замечает о «догражданском состоянии» даже образованной части русского народа. Что же говорить о его, народа, низовой части, для которой отвлеченные понятия геополитики или исторической роли русской цивилизации в мировом развитии – были просто пустым звуком. Мировоззрение и интересы «низов» не распространялись далее крестьянских представлений о пользе и не выходили за пределы ареала их жизни – крестьянского двора, деревни, ярмарки и т.д.

Война выявила управленческую импотенцию русской власти. В том время как неспособность русской властной элиты управлять огромной страной проявлялась все сильнее, навстречу росла способность самоорганизации низовой левой части русского общества. Вспомним, с какой скоростью были созданы после февраля 1917 года структуры различных Советов, какой поддержкой они – вдруг – стали пользоваться у больших масс населения. Старая Россия на глазах словно бы растворялась в море взбаламученного мещанства…

Стало ясно, что вера русской элиты в низовую поддержку или хотя бы в привычную покорность – это была ошибка, заблуждение. Массовый человек требовал своего места в общественном устройстве жизни, и если элита была слепа, своекорыстна и не хотела поделиться с низами плодами общественного производства, допустить низы до участия в принятии решений, – рано или поздно социальная система нашла бы свою новую точку равновесия. Если не с помощью разумных реформ – так путём социального катаклизма.

Не случись мировой войны – внутреннее состояние русского государства не изменилось бы. Настроение большей, подавляющей части населения было не в пользу правящего слоя и привычного строя жизни. Любой кризис, даже мирного времени, мог бы привести к социальному взрыву с теми же последствиями, что и в феврале 1917 года.

8

При всем отрицательном отношении к большевизму – как учению и как политической практике – следует отдать ему должное за точный анализ социального положения в дореволюционной России.

Русская правящая элита довела страну до революции – это неоспоримый факт. До самого конца существования Российской империи Николай Второй и большая часть его окружения, «коллективное дворянство» всех мастей и уровней, – упрямо пытались сохранить старую сословную Россию, если не юридически, то фактически. Ту самую, которую Николай Второй считал своею «божеской» собственностью. Ту самую, о которой позже будет сожалеть Солженицын…

Да, русская элита осознавала необходимость реформ (Витте, кадеты). Но властная группировка (царь, Столыпин и многие высшие бюрократы) полагали, что нужны лишь те реформы, которые обеспечат нейтрализацию «левой угрозы», усмирение крестьянского недовольства при сохранении незыблемости политического устройства, закрепляющего прежние, традиционные устои, где интересы и настроения «низов» почти не принимается во внимание.

«Низы» не согласились с таким способом реформирования исторической России. Произошла революция, которая обернулась новой, невиданной и неслыханной «пугачевщиной» 20-го века. Старая Россия была уничтожена почти до основания.

Но кто же стал победителем в русской революции?

Привычный ответ – большевики.

Но большевики – верхний, «кадровый» слой – были всего лишь узкой группой политиков, которые «оседлали» массовый процесс и направили его в нужное русло. Да, они стали фактическим правящим сословием на десятилетия, но они не сумели бы удержать власть, если бы не опирались на какие-то группы населения, которые выиграли от революционного катаклизма.

Какие из русских социальных групп получили выгоды от разрушения русского государства и победы большевиков над «белым» движением?

Все высшие социальные группы бывшей России – дворянство, бюрократия, духовенство, купечество, промышленники – были уничтожены социально. Часть этих социальных групп бежала за границу, часть была физически уничтожена, малая часть сумела войти в новую жизнь на новых условиях.

Как изменилось положение русских рабочих после революции и гражданской войны? Ответ вроде бы напрашивается: они – победители, на них опирались большевики, вся риторика новой власти – про-пролетарская. На самом деле, положение рабочих если изменилось, то, возможно, к худшему… Материальное их положение после гражданской войны не стало лучше, постепенно рабочие стали чем-то вроде новых крепостных при заводах и фабриках.

Русская революция по своим итогам – победа крестьянства над высшими российскими сословиями. Крестьянство – единственная социальная группа, которая выиграла по итогам революции: помещичье землевладение было уничтожено, вся земля – дворянская, кабинетная и любая другая в деревне – была переделена крестьянами между собой. Вековая мечта русского мужика исполнилась… Да, через десять лет большевистская власть уничтожит крестьянство, превратив его в подневольную армию сельхозрабочих. Но десять лет после гражданской войны – золотой век русского крестьянства.

Возможно, этот золотой век длился бы по сию пору, если белому движению удалось бы победить большевиков. Представим себе на минуту, что Деникин взял Москву осенью 1919 года. А воодушевленная армия Колчака пришла бы в древнюю столицу с востока. А затем бы пал и Петроград. И верхушка большевиков искала бы себе убежище по всему миру…

Что произошло бы в этом случае в новой России, России без большевиков?

Реставрация монархии?

Реставрация была невозможна. Царская власть дискредитировала себе полностью не только в глазах «низов», но и «верхов». Трудно поверить, что парламент новой России, избранный по пресловутой «четыреххвостке», утвердил бы монархию в качестве способа правления. Большинство в парламенте имел бы левый центр – кадеты, эсеры и меньшевики.

Вернули бы землю помещикам?

Это было невозможно. Власти пришлось бы утвердить передел земель, как это произошло в странах Восточной Европы после первой мировой войны – с выплатой той или иной компенсации или вовсе без неё.

Новая власть ничего не смогла бы сделать – идя наперекор желаниям крестьянства, которое было бы главной социальной силой и составляло бы основу армии.

В некотором смысле исполнился бы тот вариант развития страны, который предлагали кадеты в 1906 году. В этом случае началась бы другая история Росси и, возможно, гораздо более успешная, гораздо менее кровавая. И, возможно, не только новая история России, а и – всего мира…

Увы, на весах истории несовершенства старой России перевесили возможность быстрой и относительно безболезненной ее трансформации. Великие