Ниал Фергюсон - Империя: чем современный мир обязан Британии Страница 12

Ост-Индская компания опасалась, что понесет значительный ущерб от французского конкурента. Согласно сообщению, полученному лондонскими директорами, французы стремились “ни к чему иному, как к вытеснению нас из торговли на этом побережье [район Мадраса], а постепенно изо всей торговли с Индией”.

Однако Дюплекс выбрал неудачное время. Окончание войны за Австрийское наследство в Европе, завершившейся Аахенским миром (1748), вынудило его оставить Мадрас. Затем, в 1757 году, военные действия между Британией и Францией возобновились — в беспрецедентном масштабе.

Семилетняя война (1756-1763) была похожа на мировую. Как и глобальные конфликты XX века, она вспыхнула в Европе. Воевали все: Британия и Франция, Пруссия и Австрия, Португалия и Испания, Саксония и Ганновер, Россия и Швеция. Однако пушки гремели и далеко от европейских берегов: от Коромандельского берега до Канады, от Гвинеи до Гваделупы, от Мадраса до Манилы. Индийцы и индейцы, африканские рабы и американские колонисты — все участвовали в войне. Под угрозой было будущее империи. Вопрос стоял так: чьим будет мир — французским или английским?

Человеком, который стал определять британскую политику в этом Армагеддоне эпохи Ганноверской династии, был Уильям Питт. Неудивительно, что тот, чье фамильное состояние опиралось на англо-индийскую торговлю, не имел никакого намерения уступить позиции Британии ее старейшему европейскому конкуренту. Будучи внуком Томаса Питта, он думал о войне в глобальном масштабе. В этом он положился на флот и верфи, дававшие Англии преимущество перед соперниками. И пока пруссаки, союзники англичан, связывали в Европе силы французов и их союзников, британский флот громил французский, предоставив британским сухопутным силам захват неприятельских колоний. Таким образом, ключом к победе англичан стало господство на море. Питт, выступая в Палате общин в декабре 1755 года (раньше, чем война была объявлена, но позднее момента, когда она коснулась колоний), выразился так:

Наш флот должен быть полностью укомплектован, насколько возможно, прежде, чем мы объявим войну… Когда, как не теперь, на грани войны, нам необходимо использовать любой способ, который только можно помыслить, чтобы привлечь способных и опытных моряков на службу Его Величества? Открытая война уже идет: французы напали на войска Его Величества в Америке, и в ответ корабли Его Величества напали на корабли французского короля в той же части света. Разве это не открытая война? Если мы не избавим территории наших индейских союзников, да и наши собственные, в Америке, от всех французских крепостей, всех французских гарнизонов, мы можем лишиться своих плантаций.

Питт добился от парламента решения рекрутировать пятьдесят пять тысяч моряков. Он довел численность линейных кораблей до ста пяти (у французов было семьдесят). Королевские верфи стали крупнейшим в мире промышленным предприятием с тысячами работников.

Политика Питта учитывала растущее экономическое могущество Британии. В судостроении, металлургии и литье пушек страна теперь была явным лидером. Править морями англичанам помогала не только техника, но и наука. Во время кругосветного плавания эскадры Джорджа Ансона в 40-х годах XVIII века лекарства от цинги еще не знали, а Джон Харрисон еще работал над третьим вариантом своего хронометра, предназначенного для определения долготы в море. Множество моряков умирало, флот часто терял корабли. Однако к 1768 году, когда Джеймс Кук отправился на “Индеворе” исследовать юг Тихого океана, Харрисон уже получил премию от Совета по изысканию способов определения долготы в море, а моряки Кука уже ели квашеную капусту, чтобы не заболеть цингой. Союз науки и политики символизировали присутствие на борту “Индевора” натуралистов (в том числе ботаника Джозефа Банкса), а также двойная миссия капитана Кука: во-первых, распространение суверенитета Британии на Австралазию (этого жаждало Адмиралтейство), во-вторых, исследование прохождения Венеры через диск Солнца (этого желало Королевское общество).

При этом дисциплина на флоте оставалась жесткой. В начале войны адмирала Джона Бинга расстреляли за то, что он оказался не в состоянии отбить у французов Менорку, чем нарушил ст. 12 Инструкций по кораблевождению и ведению боя:

Достоин смерти тот командир, который… не предпримет все от него зависящее, чтобы захватить или уничтожить каждое судно, с которым он должен был сражаться и помогать и облегчать положение каждому судну Его Величества, которое будет в этом нуждаться.[21]

Стойкие мужчины вроде сэра Джорджа Покока, кузена Бинга, прогнали французский флот от берегов Индии. Стойкие мужчины вроде Джеймса Кука помогли генералу Вольфу пройти по реке Святого Лаврентия, чтобы напасть на Квебек. Стойкие мужчины вроде Джорджа Ансона (ставшего первым лордом Адмиралтейства) руководили блокадой французского побережья — возможно, самой ясной в той войне демонстрацией превосходства англичан на море.

В ноябре 1759 года наконец появился французский флот, отчаянно стремившийся осуществить вторжение в Англию. Его ждал сэр Эдвард Хоук. При усиливающемся шторме он загнал французов в бухту Киберон на южном побережье Бретани, где и разгромил их: две трети вражеских кораблей было потоплено или захвачено. Вторжение сорвалось. Британское превосходство на море стало абсолютным. Теперь поражение французов было предрешено, поскольку, перерезав коммуникации между Францией и ее империей, английский флот дал сухопутным войскам в колониях решающее преимущество. С захватом Квебека и Монреаля закончилось французское владычество в Канаде. Карибские “сахарные острова” — Гваделупа, Мари-Галант и Доминика — пали. В том же году французский гарнизон покинул Джинджи. К тому времени французские поселения в Индии, в том числе Пондишери, были захвачены.

Победа англичан на море в немалой степени определялась возможностями Британии занимать деньги. Более трети всех британских военных расходов было оплачено кредитами. Институты, заимствованные у голландцев при Вильгельме III Оранском, прижились и расцвели, позволив правительству Питта финансировать войну, продавая инвесторам низкопроцентные облигации. Французам, в отличие от них, приходилось выпрашивать деньги или грабить. Как заметил епископ Беркли, кредит был “основным преимуществом, которое имела Англия перед Францией”. Французский экономист Исаак де Пинто был согласен с этим: “Отказ от займов в период нужды принес большой вред и, вероятно, стал главной причиной последующих бедствий”. За каждой британской морской победой стоял государственный долг. Его рост с 74 до 133 миллионов фунтов стерлингов за время Семилетней войны был мерой британского финансового могущества.

В 80-х годах XVII века все еще существовало различие между Англией и “английской империей в Америке”. К 1743 году можно было говорить о “Британской империи, взятой в ее единстве, то есть о Британии, Ирландии, колониях и рыбных промыслах в Америке, а также ее владениях в Ост-Индии и Африке”. Но теперь сэр Джордж Макартни был вправе писать о “обширной империи, над которой никогда не заходит солнце и чьи границы природа еще не установила”. Единственное, о чем жалел Питт (мир не был заключен, пока он не оставил должность), — что у французов не отняли их заморские владения, в том числе карибские острова. Новое правительство, жаловался Питт членам Палаты общин в декабре 1762 года,

упустило из виду важнейший принцип. Франция… опасается нашего торгового и морского могущества… Вернув ей все ценные острова в Вест-Индии… мы дали ей средства для восстановления своих огромных потерь… Торговля с этими территориями будет удивительно прибыльной… [и] все, что мы получаем… в четыре раза превосходит то, что утрачивает Франция.

Питт верно предугадал, что условия мирного договора таят в себе “семена войны”: борьба Британии и Франции за мировое господство продолжалась с краткими перерывами до 1815 года. Но одну проблему Семилетняя война решила окончательно: Индия будет британской, а не французской. И она стала почти на двести лет огромным рынком сбыта британских товаров, а также неистощимым источником военных ресурсов. Индия была чем-то большим, чем “жемчужина в короне”. В буквальном и переносном смысле она была настоящей алмазной россыпью.

А что же сами индийцы? Они позволили, чтобы Индию разделили — и, в конечном счете, повелевали ими. Англичане и французы и до Семилетней войны вмешивались в индийские дела, пытаясь повлиять на назначение преемников субадара Деккана и наваба Карнатика. Роберт Клайв, наиболее способный из людей Ост-Индской компании, вышел на передний план, когда снял осаду с Тричинополи, где сидел Мухаммед Али, британский кандидат на пост наместника Деккана, а затем захватил Аркот, столицу Карнатика, и отбил атаки на город войск Чанды Сахиба, конкурента Мухаммеда Али.