Андрей Буровский - Петр Окаянный. Палач на троне Страница 12

«Несчастье Петра в том, что он остался без всякого политического сознания, с одним смутным и бессодержательным ощущение, что у его власти нет границ, а есть только опасности. Эта безграничная пустота сознания долго ничем не заполнялась. Мастеровой характер усвоенных с детства занятий, ручная черная работа мешала размышлению, отвлекала мысль от предметов, составляющих необходимый материал политического воспитания, и в Петре вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и нравственных сдержек. Недостаток суждений и нравственная неустойчивость при гениальных способностях и обширных технических познаниях резко бросались в глаза и заграничным наблюдателям 25-летнего Петра, и им казалось, что природа готовила в нем скорее хорошего плотника, чем великого государя» [14].

Правда, и здесь Ключевский непременно хочет оправдать царя Петра: «С детства плохо направленный нравственно и рано испорченный физически, невероятно грубый по воспитанию и образу жизни, бесчеловечный по ужасным обстоятельствам молодости, он при этом был полон энергии, чуток и наблюдателен по природе. Этими природными качествами несколько сдерживались недостатки и пороки, навязанные ему средой и жизнью» [15].

Обстоятельства молодости Петра были какими угодно, но только не «ужасными», но судорожная, болезненная подвижность, неспособность остановиться, поверхностность, неумение сосредоточиться были с ним всю его жизнь. Когда взрослого человека все время надо развлекать, занимать, увлекать или он сам изо всех сил развлекает себя, избегая любой возможности остановиться и задуматься, — это признак нездоровья. Стремление подчинить «правилу» всю жизнь — тоже ярчайший признак невроза, если не чего-то посерьезнее. Но если бы только в том было дело….

Современников, потом историков поражала прожорливость царя. Если Алексей Михайлович в еде был крайне умерен, а за едой — аккуратен, то Петр был чудовищно прожорлив и несдержан в еде.

И так же неудержимо сексуален, далеко выходя за пределы приличия. Такое впечатление, что он просто не мог удержаться при виде любой понравившейся ему женщины, кто бы она ни была. Для него не существовало приличий, правил поведения за столом — он в любом обществе чавкал, набивал рот едой (оттуда падало), рвал пищу руками, не обращая никакого внимания на то, как реагируют сотрапезники.

Но точно так же для Петра не было правил поведения и в еще более деликатной сфере жизни. В конце концов, свою будущую вторую жену Петр попросту отобрал у Меншикова (быть может, была тут и провокация самого Меншикова, но ведь каков факт…). Может быть, Петр не понимал, какое впечатление на всех окружающих производят его романы то с английской актрисой, то с матросской девкой из Саардама, то с женами собственных подчиненных? Или ему было безразлично? Во всяком случае, если его отец и старший брат всегда держали себя в рамках приличий, то Петр не последовал их примеру.

Неумение удерживаться, стремление овладеть буквально всякой женщиной, которая только смогла ему понравиться, привело к закономерному итогу: известно более 100 бастардов Петра. Что характерно, он им никогда не помогал, объясняя это очень просто — мол, если будут достойны, сами пробьются.

О педерастии Петра говорили совершенно открыто еще при его жизни. Ученые же мужи, если и ведут споры, то исключительно о том, кто приохотил к педерастии Петра — Франц Лефорт или Александр Данилович Меншиков? Оба предположения одинаково вероятны. Мне трудно судить, насколько прав Лев Самойлович Клейн, напрямую связывая сексуальную активность и педерастию, мол, повышенная сексуальность — это в принципе родовая мета педерастов [17]. Спорить не буду, потому что в этом мало разбираюсь.

Но, во всяком случае, при дворе мало кто не знал, что Петр «живет, Меншиковым бляжьим образом», как кричал один гвардейский сержант. Впрочем, и со многими гвардейцами Петр жил точно таким же образом. Сусальная пропаганда расхваливала простоту Петра, который так был непритязателен, так необычно прост в своих привычках, что часто спал в одной постели с матросами и солдатами. Только в простоте ли тут все дело?

Собственно говоря, все эти симптомы очень хорошо известны специалистам: это симптомы состояния, которое называется «синдром гиперактивности и дефицита внимания» и приводится в медицинской литературе под аббревиатурой СДВ. Возможна и такая формулировка: «синдром дефицита внимания и гиперактивности», или «синдром нарушения внимания с гиперактивностью», но во всех случаях речь идет об одном и том же явлении.

Возникает этот синдром при кислородном голодании малыша при затяжных родах (роды у Натальи были затяжные), при родовых травмах головы или травмах черепа в первые годы жизни. «Симптоматика СНВГ почти всегда проявляется до 7 лет, обычно в 4 года. Средний возраст обращения к врачу — 8—10 лет: в этом возрасте учеба и работа по дому начинают требовать от ребенка самостоятельности, целеустремленности и настойчивости» [18]. Саму же симптоматику я описывать не буду, потому что на примере Петра она уже описана очень подробно.

Вообще-то существует «эффективное, недорогое и безопасное» лечение синдрома, но если ребенка не лечить, почти наверняка у взрослого развиваются такие малосимпатичные проявления, как асоциальная психопатия и алкоголизм. Ведь дети, страдающие СНВГ, исходно маргинальны, не могут встроиться в нормальное сообщество и детей, и взрослых, не умеют добиваться исполнения своих желаний, целеустремленно работать, а у взрослых развиваются такие черты, как «постоянная двигательная активность. Больной все время в движении, напряжен… неспособен подолгу делать что либо сидя… все время на ногах, когда не двигается, чувствует себя неуютно»; нарушение внимания; неспособность до конца выполнить задание; вспыльчивость; непереносимость стресса; импульсивность.

Дополнительными признаками СНВГ врачи считают «супружескую неверность, низкие успехи в учебе и работе, не соответствующие уровню интеллекта и образования; злоупотребление алкоголем и наркотиками» [19].

Комментарии нужны? [20]

XVII и XVIII века — это время господства механики в методологии науки. Из всех разделов физики господствовала именно она, навязывая свое отношение к миру и другим наукам и всей остальной жизни. Сама Вселенная в представлении ученых была как бы исполинскими часами. Про «небесную механику» и про «механику сфер» писали и Галилео Галилей, и Михаил Коперник. И общество, и человек представали в виде простых механических схем, вполне однозначных и сводимых к движениям самых элементарных фигур.

Ученые-механицисты типа Вольфа, Пуффендорфа, Гроция или их учителя Лейбница настаивали на видении государства как исполинской машины. По словам Лейбница, в этой машине «как в часах одно колесо приводит в движение другое, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни будет показывать стране счастливые часы».

Вольф зашел, пожалуй, даже дальше: «Правительство должно иметь право и обязанность принуждать каждого к работе, устанавливать заработную плату и цену товаров, заботиться об устройстве хороших улиц, прочных и красивых зданий, услаждать зрение обывателей радующими глаз картинами, а уши — музыкою, пением птиц и журчанием воды, содействовать общественному развлечению театральными представлениями и другими зрелищами, поощрять поэзию, стараться о школьном воспитании детей, наблюдать за тем, чтобы взрослые прилежали добродетели и благочестию».

В научной школе «регулярного государственного строя» смешивались две линии: понимания общества и государства как механизма и идея государства, подавляющего собой общество и руководящего абсолютно всем. Как видно из слов Вольфа, даже пением птиц и журчанием воды.

У меня нет никакого сомнения, что Петр и впрямь боготворил ученых-механицистов; что идеи «регулярного государства» вызывали у него совершеннейший восторг. Я не сомневаюсь в свидетельствах современников, что Петр много лет переписывался с Лейбницем, а Вольфа даже позвал возглавить Санкт-Петербургскую де сиянс Академию наук.

Несомненно, Петру очень нравились и идеи насчет обязанностей подданных, которые, по мнению Вольфа, «должны с готовностью и охотно делать то, что власть находит нужным для общего благополучия». Петр очень жаловался курфюрстинам Софье и Софье Шарлотте на упрямство своих подданных: «под иным на дыбе вся шкура сойдет, а он все кряхтит да запирается». Идиллические подданные Вольфа, которые сами все делают «с готовностью и охотно», что им ни скажи власть (например, сами себя поднимают на дыбу), не могли его не радовать чрезвычайно.