Георгий Вернадский - Россия в средние века Страница 12

Новгородцы не могли далее оказывать сопротивление и послали архиепископа Евфимия в лагерь великого князя, прося о мире, который был дарован, но на тяжелых условиях. Их, тем не менее, приняли (1456 г.), и заключили новый договор от имени Василия II и его сына Ивана III, который был тогда шестнадцатилетним мальчиком.54 Этот мастерский удар московской дипломатии дал позднее Ивану возможность объявить Новгород своей «отчиной» (родовым владением). На новгородцев наложили штраф в размере 8500 рублей, кроме того великий князь мог теперь собирать с некоторых новгородских провинций специальный налог, так называемый «черный бор», остаток монгольской дани. Вече было лишено древнего права принимать договорные грамоты независимо от князя. Печать великого князя должна была присутствовать на всех договорных грамотах. Новгородцы обязывались не допускать в Новгород сына Шемяки (который бежал в Литву после смерти своего отца), а также кого-либо из других врагов Василия II («лиходеев»). Тем самым новгородцы не только отошли от своего древнего правила давать убежище любому просящему его, но также приняли политический контроль Москвы над их отношениями со всеми русскими князьями, не подчиненными власти великого князя московского. Более того, этим пунктом договора было введено новое понятие в отношениях между Москвой и Новгородом – «предательство». Любой союз новгородцев с врагом великого князя мог теперь рассматриваться московскими властями как политическое преступление против князя, который сам решал что считать предательством, а что нет. Ему одному теперь принадлежала власть наказывать за действия, которые он трактовал как преступный Ничего не говорилось об участии новгородских официальных лиц в политических процессах.

Договор 1456 г. оказался серьезным ударом по новгородской свободе. Он означал, что первый этап борьбы с Москвой был проигран. Это подготовило почву для похода Ивана III на Новгород пятнадцать лет спустя.

История московско-новгородского конфликта 1470-1471 гг. известна нам в основном из московских источников. Лишь отрывок из новгородских записей событий сохранился в четвертой новгородской летописи. Некоторая дополнительная информация может быть получена из псковских летописей. Московские описания естественным образом тенденциозны в пользу Ивана III, и некоторые из них звучат как политические памфлеты, разъясняющие московскую доктрину церкви и государства. Без сомнения памфлеты подобного рода писались также и в Новгороде, с тем чтобы объяснить и защитить новгородскую политическую программу, но ни один из них до нас не дошел.

По понятным причинам трудно было ожидать от новгородцев окончательного принятия условий договора 1456 г.; они был готовы избавиться от унизительных условий договора при первой же возможности. Влиятельная группа новгородских бояр теперь искала помощи у Литвы. Во главе этой группы стояла женщина – Марфа Посадница. Марфа Борецкая была без сомнения одной из наиболее замечательных русских женщин этого периода. По закону, она не являлась городским головой (посадником) – лишь мужчины могли выбираться в Новгороде на эту должность. Но она была вдовой посадника и матерью посадника, и ее влияние на новгородскую политику, в особенности на политику боярской партии, было значительным. К сожалению, известно о ней немного, поскольку после падения Новгорода архивы Борецких, равно как и большинства новгородских бояр, были уничтожены или конфискованы. Часть государственных документов из архивов Борецких увезли в Москву, а частную переписку, скорее всего, уничтожили.

Московские летописи говорят о Марфе с очевидной предвзятостью и ненавистью. Они утверждают, что Марфа и ее сыновья были «научены диаволом».55 Они уподобляют ее Иезавели, Далиле, Иеродиаде и византийской императрице Евдокии, которая преследовала Св. Иоанна Хризостома.56 Они утверждают, что она хотела порушить греко-православную веру и обратить новгородцев в римский католицизм. Более того, они обвиняют ее в личном тщеславии и утверждают, что она намеревалась выйти замуж за литовского вельможу, которого Казимир должен был послать в Новгород как своего представителя, и таким образом управлять Новгородом от имени Казимира. Последнее обвинение звучит абсурдно, поскольку Марфа была уже пожилой женщиной. В это время Марфе было, вероятно, лет 65, если не больше. Ее муж Исаак Андреевич Борецкий стал важным новгородским официальным лицом уже в 1426 г. В 1439 г., будучи новгородским посадником, он подписал договор с немецкими купцами.57 Умер до 1459 г. Их старший сын Дмитрий стал новгородским посадником в 1471 г.

Хотя Марфа и была активна в политике, но не упускала из виду семейное благополучие. Борецкие являлись наибогатейшими землевладельцами. Они имели огромные угодья в различных частях Новгородской земли и в других местах – на побережье Белого моря напротив Соловецких островов. После смерти своего мужа Марфа управляла имуществом семьи твердой рукой. Она была главой; ее сыновья лишь помогали ей. Относительно обвинений в предательстве Марфой греческого православия, следует отметить, что по крайней мере два раза она дарила ценные земельные угодья с рыболовными местами Соловецкому монастырю. Одно из них было даровано между 1459 и 1469 гг.; другое – в 1469-1470 гг.58

Интересно отметить, что память об этом хранилась среди поморов (населения побережья Белого моря) вплоть до недавнего времени. Около 1908 г. один рыбак сообщил писателю Михаилу Пришвину, что соловецкие монахи имеют очень давние права на рыболовные места – фактически «со времен Марфы Посадницы».,59

В соответствии с новгородскими политическими традициями, боярская партия сначала собиралась иметь дело не с великим князем литовским, а с неким младшим князем из дома Гедимина который бы представлял русское население в Великом княжестве Литовском. Соответственно, где-то в 1470 г. они пригласили князя Михаила Олельковича (сына Олелько, т.е. Александра) в Новгород со своей свитой в качестве «служилого князя».

Отец и дед Михаила были князьями Киевскими, а его старший брат Симеон занимал киевский трон около 1454 г. Симеон б] весьма популярен в Пскове, и, предположительно, в Новгород" По случаю его кончины в 1470 г. псковский летописец отмечал что он с честью защищал свою родную вотчину, Киев, от Золото) Орды и других татар, и его имя было высоко чтимо как на Рус так и в зарубежных землях.60 Следует заметить, что мать Симеона и Михаила была сестрой Василия II, и, следовательно, они был двоюродными братьями Ивана III.

Михаил принял новгородское предложение и прибыл со своей свитой в Новгород 8 ноября 1470 г.61 В Никоновской летописи говорится, что король Казимир (великий князь литовский) послал его в Новгород.62 В четвертой новгородской летописи зафиксировано, что Михаил «приехал в Новгород».63 В действительности отношения между Казимиром и Олельковичами (сыновьями Олелько) отнюдь не были сердечными, и Олельковичи могли надеяться укрепить свое положение путем договора между Киевом и Новгородом. И случись это, Казимир вряд ли был бы счастливы.

Вместе с Михаилом в Новгород прибыло много киевских купцов, среди них несколько евреев.64 Один их них, Захария (Cxaрия), был ученым человеком, хорошо знакомым с философией и астрономией; в своих беседах с новгородскими учеными он посеял на Руси зерна интеллектуального течения, которое впоследствии стало известно как «ересь жидовствующих».

Предположительно Михаил Олелькович или кто-то из его свиты организовал путешествие новгородских художников в Краков (Польша). Им принадлежит стенная роспись «Последний ужин» в часовне Святого Креста в Краковском соборе, датируемая 1471 г.65

Московское правительство не могло не интересовать прибытие Михаила Олельковича в Новгород. Политическая напряженность между Москвой и Новгородом усугублялась религиозными трениями. За три дня до появления Михаила в своем дворце скончался архиепископ Иона, и через десять дней после его кончины вече собралось на площади у Святой Софии для избрания нового архиепископа. Единодушного решения достигнуто не было. Выдвигались три кандидата, все монахи, тесно связанные с покойным Ионой, а именно: исповедник Ионы Варсанофий, управитель архиепископа Пимен, глава церковного совета Феофил. Избрание архиепископа решилось жеребьевкой: был избран Феофил.

Следующим шагом стало извещение Москвы о выборах и запрос о разрешении московскими властями поездки Феофила в Москву с целью возведения в сан митрополитом Филиппом. Московское правительство согласилось принять Феофила без каких-либо колебаний. Однако, когда это сообщение достигло Новгорода, там началось волнение. Боярская партия возражала против подчинения новгородского архиепископа митрополиту московскому и настояла, чтобы избранный архиепископ ехал в Киев принять благословение митрополита киевского Григория. Феофил твердо отказался от возведения в сан греко-униатским патриархом и римским папой, и лишь позднее (в 1469 г.) был благословлен греко-православным патриархом. Феофил, очевидно, сомневался в искренности обращения Григория в православие. Московские власти, как мы знаем, отказались признать Григория.