Леонид Репин - Затерявшиеся в тайге Страница 12

Я встал рядом с костром, снял свитер и, резко им взмахивая, стал загонять дым внутрь дома. Это было не трудно, поскольку костер горел возле самого входа. Друзья мои моментально принялись чертыхаться и кашлять, требуя, чтобы я прекратил издевательство. В ответ я удвоил усилия, и вскоре Толя и Алексей совершенно скрылись в дыму. Я видел только четыре ноги, которые обеспокоенно дергались.

Конечно, я понимал, что друзья долго не выдержат, но надеялся, что и комары отдадут предпочтение свежему воздуху. Короче говоря, мне было очень интересно узнать, у кого нервы слабее-у моих друзей или у комаров - и кто из них первым кинется вон.

Эксперимент прошел очень успешно: комары, обалдевшие от дыма, куда-то попрятались, а Толя и Алексей, хоть и угорели, но остались. Правда, они проклинали меня на чем свет стоит. По лицам обоих при этом текли горючие слезы. Можно было подумать, что их жестоко обидели.

Для закрепления полученного результата я, несмотря на самые резкие протесты и возмущенные возгласы, доносившиеся из дома, повторил эксперимент. После этого под крышей осталось лишь считанное количество комариных особей. Они были не в силах унести свои ноги и неподвижно сидели на пленке. Ну с ними-то мы быстро разделались.

Ливень грянул, когда уж смеркалось. Но теперь он оказался против нас совершенно бессильным. Мы сидели в своем маленьком доме и смотрели, как ливень хлестал по высокой траве, по кронам деревьев. Вмиг почернил стволы сосен наверху, где они еще оставались сухими; покрыл блестящей глазурью березы. И только до нас ему не добраться.

Под натиском ливня костер поутих, вобрал в себя пламя, и я с беспокойством подумал, как бы он совсем не угас. В такую погоду новый огонь уже не разжечь... А дождь нарастал. Если и назавтра он не утихнет, придется еще день сидеть в своем доме. Бессмысленно вылезать в такую дурную погоду на улицу...

Леша выбрался наполовину под дождь, потянулся к огню и выхватил тонкую, горящую веточку. Прикурив, он глубоко затянулся, опустив от удовольствия веки. А перед этим долго, тоскливо глядел на почти пустую сигаретную пачку. Только и осталось пять штук. Помолчал, потом сказал сам себе: "Не знаю, как лучше-курить, как обычно, или растянуть, насколько получится..."

- Эх, знали бы наши дома, чем мы сейчас занимаемся...-с грустью произнес Коваленко.

К счастью, они не знают. И так испереживались, наверное...

Алексей долго глядел в огонь, потом повернулся ко мне и сказал: "Знаешь, я сегодня понял, что с какой-то особенной чистотой воспринимаю природу сейчас... Такого чувства я не испытывал с детства..."

Мне кажется, я его хорошо понимаю.

Легли, по привычке поплотнее прижавшись друг к другу, и какое-то время лежали, прислушиваясь к частой, трескучей дроби дождя, заглушающей все остальные лесные звуки. Потом как-то незаметно уснули.

Проснулся я часа через два от холода. Дождь совсем перестал, а костер еле-еле светился. Очень не хотелось вставать, да пришлось: надо подбросить пару коряг и веток в огонь. Вылез наружу, постоял, качаясь,- может, спросонья, а может, от слабости. Бросил пищи огню, подождал, когда пламя поднимется, погрелся возле него. Как хорошо, что у нас есть огонь...

Мы еще несколько раз просыпались, вставали, подходили греться к костру и почему-то с непонятным нетерпением ждали рассвета. Как будто он принесет избавление... Как будто случится чудо, и, проснувшись, мы встретим солнечный день, а на огне будет дымиться готовая пища. Какая угодно, но не грибы. Кажется, мы их наелись на всю жизнь вперед.

Утром поднялись, едва посерело небо. Тьма вокруг расступилась, уступив рассвету свои владения. Только туман не желал отступать и долго еще цеплялся за ветви кустов и деревьев.

Я подошел к корзине, в которой лежали сырые грибы - несколько штук подберезовиков, мы их оставили к завтраку,- и поразился, увидев сплошное размякшее месиво. Забыли от дождя спрятать корзину, а за ночь грибы превратились в отвратительную кашу серого цвета, которая кишела червями. Придется теперь пойти поискать свежих грибов.

Огромная куча ветвей и коряг за ночь иссякла, так что и о дровах позаботиться надо. Хозяйства у нас почти нет никакого, только дом да костер, а хлопот набирается изрядно. Зато потом, когда нашли штук пять подберезовиков и Леша, наскоро обмыв их, покрошил в котелок, а мы с Толей набрали коряг и уселись поближе к костру, пришло какое-то успокоенное, безмятежное чувство. Хорошо вот так расслабиться возле огня, глядя, как гибкие языки вылизывают причудливо изогнутые коряги и ветви деревьев.

Сколько же животных мы здесь загубили... Собаку, кабана, теленка, барана, крокодила, акулу... Так мы называли живописные коряги, найденные в лесу для костра. Удивительно, до какой степени схожести они напоминали этих животных. Поистине нет пределов возможностей природы, когда она берется сотворить что-то подобное тому, что ее окружает в подвижной жизни. Баран, например, так выразительно жарился, что мне показалось: еще немного- и донесется невыносимо притягательный запах шашлыка.

У меня на этой стоянке есть и любимая коряга- персональное кресло. Она похожа на собаку, изогнувшуюся в характерном движении, когда та на бегу внезапно оглядывается и застывает. Сидеть на таком кресле очень удобно. Жаль расставаться с этой корягой - я к ней уже привык. Хоть с собой бери...

Как же быстро мы привыкаем к вещам, о существовании которых еще недавно не помышляли... Вот эта коряга... Что она для меня? А теперь- привычная вещь, собственность. Как и ложки, которые мы с Толей сделали. И вот уже подлый, хваткий инстинкт нашептывает: "Возьми! Она твоя! Она тебе пригодится!"

А вообще-то ведь именно так, постепенно и незаметно для себя самого человек становится рабом вещей. Привыкает и уже не представляет своей жизни без них. А если вдуматься, то окажется, что рядом с нами крайне немного вещей, без которых мы действительно не могли бы обходиться. Что нам нужно? Крыша над головой. Простая, удобная постель. Предметы первой необходимости в домашнем обиходе. Впрочем, такое вот определение- "предметы первой необходимости"-и оставляет как раз довольно широкую лазейку для того, чтобы протащить в нее всякий ненужный хлам.

Так чем же мы окружили себя? И не упомнишь всего. Многие вещи, приобретенные не то по горячности, не то по безрассудности - потому, что покупали другие-лежат бесполезно, забытые в разных укромных углах, и только случайно натыкаясь на них, мы вспоминаем: "Ах, черт возьми! Какая хорошая вещь! И как это я мог забыть о ней?" А раз забыл, значит, она не нужна.

Мы отказались от всего лишнего. Конечно, легко, даже приятно отказаться на время, зная, что потом вернешься к привычным, любимым вещам-своим сомнительным сокровищам, которые чаще всего имеют ценность лишь в наших глазах. Но как хорошо в эти дни, когда мы, не обремененные лишним, идем по тайге налегке. У нас есть почти все необходимое. Остальное сделали сами. Понадобилась крыша над головой - мы ее сделали. Не будь Толиной пленки - был бы шалаш. Понадобилась максимально удобная в таких условиях постель- она у нас есть. Понадобились столовые приборы - сделали. А в других вещах никакой потребности пока не испытывали.

... И снова идем по тайге. Идем, по-прежнему не зная куда, не зная даже, в какую сторону. С нетерпением ждем, когда покажется солнце. Или когда ветер разметет с неба грязные клочья и наконец откроет нам звезды. Мы идем с надеждой найти следы человека или что-либо другое, что помогло бы выйти на правильный путь.

Ноги у меня почти постоянно мокрые. Пока стоим, кеды хорошо просыхают, а я тем временем с удовольствием хожу босиком по траве. Но, как только покидаем стоянку, обувь моя при первых шагах промокает насквозь. Зато мне легче, удобнее идти, чем, скажем, Толе. А лучше всех Леше. Его ботинки, пожалуй, самая практичная обувь для переходов в тайге. Они не промокают и не столь тяжелы, как сапоги.

Было, однако, в городской нашей жизни нечто такое (не говоря, конечно, о магазине), чего здесь не хватало. Очень хотелось умыться, вычистить зубы. Да и все тело неприятно зудело, требуя мыла и теплой воды. По утрам мыли руки в траве, мокрой от росы или дождя. Кое-как удавалось и лицо тоже вымыть. А вот как зубы почистить, пока что придумать не могли.

Выход нашелся случайно. Я поднял длинную, толстую щепку, отскочившую, когда делал ложку, внимательно ее разглядел и подумал, что она может сыграть роль зубной щетки, если еще немного повозиться с ножом.

Один конец щепки я оставил толстым, другой, подлиннее, сделал плоским и тонким, а конец закруглил. Этот конец получился упругим и гибким. Щепочка очень хорошо чистила зубы, массировала десны и оставляла во рту приятный березовый вкус. Толя с Лешей тут же обзавелись такой же "щеткой" и, испробовав, заявили, что мое новшество снимает некоторые из проблем гигиены. С тех пор эта щепка постоянно обреталась в моем кармане.