Александр Каревин - Малоизвестная история Малой Руси Страница 12

Разумеется, это не был примитивный плагиат. Заимствованный материал поэт перерабатывал, вносил в него малорусский колорит. Он не являлся бездарным подражателем. Отрицать одаренность Шевченко, конечно же, неправомерно. Степень этой одаренности позволяет говорить о несомненных литературных способностях Тараса Григорьевича, но, наверное, все-таки не о таланте, и уж во всяком случае не о гениальности.

«На безрыбьи и рак рыба» — гласит народная мудрость. «На бесптичьи и ж… соловей» — добавляют, опять же, циники. «Соловьем» на бесптичьи оказался и Кобзарь. Провинциальная малорусская литература была необычайно бедна на даровитых сочинителей. Более-менее талантливые писатели-малорусы творили на русском (общерусском, общим для всей Руси) литературном языке, прибегая к малорусскому наречию лишь ради шутки или для лучшей передачи местных особенностей. Такие писатели принадлежали к русской литературе. А в провинциальную литературу шли те, кому не хватало способностей, чтоб проявить себя на уровне общерусском. Здесь, среди провинциалов, Шевченко был первым. Но только здесь. Он тоже стремился занять место в русской литературе. Пытался сочинять на русском языке стихи, а потом и прозу (при этом по привычке заимствуя сюжеты у русских писателей). Но…

Роль третьестепенного литератора Тараса Григорьевича не устраивала, а на большее в русской литературе он рассчитывать не мог. И чем яснее Шевченко сознавал это, тем сильнее ненавидел русскую культуру, русских писателей, Россию. В элементарной зависти к более, чем он сам одаренным, заключается причина русофобских настроений поэта. Здесь же нужно искать объяснение его «малорусскому патриотизму» (приверженности к местному наречию и т. п.). Он любил то, где мог претендовать на славу и уважение, где на общем сером фоне можно было казаться ярким, сверкать «звездой». И, соответственно, ненавидел то, где в свете талантов других писателей хороша была видна его собственная ущербность.

Таков был Тарас Шевченко. Мелкий, ничтожный человек и средний поэт из которого на Украине пытаются сделать великого гения. Культ лепят старательно. Но Солнце Правды все равно взойдет. И рассвет уже не за горами.

Валуевский циркуляр: мифы и действительность (1863)

Документ, подписанный 30 (18-го по старому стилю) июля 1863 года царским министром Петром Валуевым давно уже стал притчей во языцех. И в советское время, и, тем более, сегодня о нем говорили и говорят как о чудовищном русификаторском акте. Акте, направленном против украинского языка, украинской культуры, украинской нации. Правда, желающие порассуждать о насильственной русификации Украины царским режимом, как правило, выдергивают из валуевского циркуляра только одну фразу: «особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может». Более подробного цитирования тщательно избегают. Почему? Видимо имеет смысл поговорить об этом документе подробнее и попытаться развеять хотя бы некоторые мифы, сложившиеся вокруг него.

Миф первый: русификаторский акт

Прежде всего стоит заметить, что заявлять о «насильственной русификации» в данном случае, наверное, не вполне правомерно. Русский литературный язык изначально формировался как язык общерусский, общий для всей исторической Руси, в том числе и для той ее части, которая позднее стала называться Украиной. Вклад украинцев (малорусов) в развитие этого языка огромен. Естественно, поэтому, что воспринимался он тут как свой, родной. Вспомним, что даже Тарас Шевченко прозаические произведения писал по-русски и, не отделяя себя от русской литературы, называл (в своем опять же на русском языке написанном «Дневнике») великорусского поэта Алексея Кольцова «поэтом нашим», а Михаила Лермонтова — «наш великий поэт».

Это культурно-языковое единство великорусов и малорусов очень не нравилось деятелям польского освободительного движения. Они делали все возможное, чтобы разрушить его. Для таких действий у польских патриотов были веские причины. Территория Польши была в то время разделена между Россией (ей досталась большая часть), Австрией и Пруссией. Восстановление государственной независимости являлось заветной мечтой поляков. С этой целью готовилось восстание. Возрожденная Речь Посполитая виделась, однако, польским вождям не иначе, как «от моря до моря», с включением в ее состав Правобережной (а по возможности — и Левобережной) Малороссии. А для этого нужно было привлечь на свою сторону малорусов, стравить их с великорусами. И гордые шляхтичи начали действовать.

С конца 1850-х годов в Малоросссии начинает набирать силу энергично поддерживаемое поляками украинофильское движение. Помимо всего прочего, украинофилы (их еще называли хлопоманами или хохломанами) проповедовали необходимость отказа от общерусского языка. Вместо него предлагалось разрабатывать (на основе народных говоров) самостоятельный литературный язык, который должен был заменить русский в сфере образования, культуры, работы государственных учреждений. Дело это было непростое. Малорусское наречие, употреблявшееся почти исключительно крестьянами, включало в себя только слова, необходимые в сельском быту. В литературе оно использовалось в основном для описания жизни простого народа либо для комического эффекта (неправильная «мужицкая» речь забавляла «высшее общество»). Само собой разумеется, что для научной работы, написания учебников, делопроизводства и т. п. простонародные говоры были непригодны по причине элементарной нехватки слов. Крестьяне по этому поводу затруднений не испытывали. Если в разговоре им приходилось затрагивать темы, выходившие за рамки обыденности, недостающие слова брались из языка образованного общества, т. е. из русского литературного. Также поступали пишущие на малорусском наречии литераторы (в том числе Тарас Шевченко). Но украинофилы пошли другим путем.

«Если бы я не боялся наложить грубо палец на недавние факты, на живых и близких людей, я мог бы не мало рассказать фактов из недавней практики украинофильства, которую я видел во всей ее немощи и большой частью которой я и сам был, — вспоминал позднее Михаил Драгоманов. — Обходя такие факты, как то, что началом национального возрождения и пропаганды украинофильства было возбуждение расовых ненавистей (признаемся нелицемерно в этом хоть перед собой), я остановлюсь на таких фактах, как работа над словарем русско-малорусским». По признанию Драгоманова, делалось все, чтобы новый язык получился как можно более далеким от русского. «Для украинской литературы брались слова, формы и т. п. польские, славянские, да и латинские, лишь бы только выработался самобытный язык» — писал он.

Надо сказать, что усилия украинофилов не находили отклика в народе. К ним примкнули очень немногие представители коренного населения. «У нас в Киеве только теперь не более пяти упрямых хохломанов из природных малороссов, а то (прочие) все поляки, более всех хлопотавшие о распространении малорусских книжонок, — свидетельствовал видный украинский общественный деятель Ксенофонт Говорский. — Они сами, переодевшись в свитки, шлялись по деревням и раскидывали эти книжонки; верно пронырливый лях почуял в этом деле для себя поживу, когда решился на такие подвиги».

Любопытно, что власти украинофильской деятельности препятствий не чинили. Они опомнились только в 1863-м году, когда вспыхнуло польское восстание. Вот тогда и появился подписанный министром внутренних дел Валуевым циркуляр. Циркуляр, направленный не на русификацию, а на борьбу с польской интригой. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто ознакомиться с текстом документа.

Миф второй: антиукраинские гонения

«Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литературы, — отмечал Валуев. — Поводом к этим спорам служили произведения некоторых писателей, отличившихся более или менее замечательным талантом или своею оригинальностью. В последнее время вопрос о малороссийской литературе получил иной характер вследствие обстоятельств чисто политических, не имеющих отношения к интересам собственно литературным».

Далее министр касался распространяемых украинофилами идей о желательности обучать школьников в Украине не на русском, а на новом «украинском» языке. «Возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами, и в особенности поляками, так называемый украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных к России и гибельных для Малороссии. Явление это тем более прискорбно и заслуживает внимания, что оно совпадает с политическими замыслами поляков, и едва ли не им обязано своим происхождением, судя по рукописям, поступившим в цензуру, и по тому, что большая часть малороссийских сочинений действительно поступает от поляков».