Лев Сирин - 1991: измена Родине. Кремль против СССР Страница 12

Тем не менее даже с учетом всего выше сказанного политическая импотенция людей, вводящих чрезвычайное положение, – конечно, нонсенс, тем более если вспомнить, что, к примеру, герой этой главы Дмитрий Язов – мало того что маршал, так еще и доброволец Великой Отечественной, уж кому как не ему, казалось бы, проявить бесстрашие. Ан нет. Убоялся маршал войны гражданской (а сколько их потом прокатилось по постсоветскому пространству), хотя не боялся ходить в атаки на войне Отечественной. Получается, что правители, объявившие, что в стране положение чрезвычайное, сами чрезвычайно действовать не могли или не хотели. Хотя, конечно, все дело могло быть и в том, что члены ГКЧП ждали каких-то команд извне, рассчитывали на чью-то поддержку, короче говоря, имели в виду какой-то иной сценарий развития событий, нежели тот, который диктовала реальность…

Что я имею в виду?

В приведенных ниже интервью Дмитрий Язов и Анатолий Лукьянов, отсидевшие, между прочим, за участие в ГКЧП в тюрьме, утверждают, что Горбачев пусть и не явно, но дал свое «добро» на введение чрезвычайного положения, закон о котором, кстати, был принят не когда-нибудь, а в марте 1991 года, то бишь всего за несколько месяцев до ГКЧП, и, по словам еще одного героя этой главы председателя Гостелерадио СССР Леонида Кравченко, был законодательной предтечей событий 19–21 августа 1991 года. То есть Михаил Сергеевич благословил явно или с помощью птичьего партийного языка своих ближайших соратников на введение ЧП. Но, как мы видим из жалоб маршала со спикером, благословил поначалу, а потом отыграл назад, тем самым подставил ГКЧП и дезорганизовал всю его деятельность. Да простят меня Дмитрий Тимофеевич, Анатолий Иванович и некоторые другие герои книги, высказывающие эту же версию причин пассивности ГКЧП, но этот детский лепет, конечно, лишний раз свидетельствует о том, что натура у Михаила Сергеевича была подловатая, но оправдать бездействие ГКЧП никак не может.

Да, пусть подлец Горбачев предал, пусть предполагаемый «официальный» ход событий пошел на спад, но ведь абсолютно вся законная власть в государстве находилась у ГКЧП. Более того, за исключением отдельных слоев населения Москвы и Ленинграда, практически вся страна выступила в поддержку новой-старой власти и ее намерений. Тот же Леонид Кравченко свидетельствует: «С самого утра 19 августа 1991 года уже стали приходить «перегоны» с заявлениями в поддержку ГКЧП. Кстати, в том числе от первых лиц Украины и Казахстана: Кравчука и Назарбаева. Их кассеты пролежали у меня в сейфе до вечера, а потом они же и попросили их вернуть». Конечно, попросили, куда им было деваться, видя паралич союзной власти, которая еще утром так лихо начала спасать СССР, а вечером уже не знала, что делать, тут не то что кассеты назад потребуешь, а из партии выйдешь. (Между прочим, спустя всего три месяца тот же Кравчук подпишет Беловежское соглашение – свидетельство о смерти Советского Союза.)

Да что там «перегоны» Кравчука. Автор был активным свидетелем того, что происходило вокруг Белого дома (в какой воспаленный ум именно тогда пришла такая ассоциация с Капитолием?) 19–21 августа и может с уверенностью сказать, что по большей части многочисленная толпа вокруг здания Верховного Совета РСФСР состояла из зевак-москвичей. Сновали сердобольные старушки из близлежащих домов и, подкармливая пирожками танкистов, просили их «не стрелять в Ельцина» – почему-то само собой считалось, что танки приехали захватить Ельцина, хотя на самом деле их выслал на защиту Белого дома от мародеров генерал Лебедь по приказу министра обороны СССР Дмитрия Язова (об этом есть его слова в интервью). Имелась, конечно, в те дни и активная часть людей, которым сам повод бузить грел душу, а вовсе никакой не антисоциализм, и положа руку на сердце, глядя из сегодняшнего дня, признайте, что во всякой смуте найдутся активные несогласные, которые назавтра станут не менее прыткими согласными. Был бы повод и минимум ответственности. Так было и в августе 1991 года. Но беда в том, что уличный авантюризм, провокации и безнаказанные выходки маргиналов были тогда в диковинку, а посему воспринимались многими как революция. «Страна непуганых идиотов», – лучше всех сформулировал феномен советского человека делать из себя Иванушку-дурачка Александр Абдулов в фильме «Гений». Не на руку ГКЧП, конечно, сыграл и расхожий в те годы стереотип, что любой сценарий развития страны, кроме коленопреклоненного бегства в западном направлении, означает возврат к «кровавым» сталинским временам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотя в целом, повторюсь, у белодомовской толпы не было единого мнения о происходящих событиях, а антигэкачепистский градус и количество народа на площади у здания Верховного Совета были позже явно раздуты «демократами»; люди просто-напросто выходили «посмотреть на события», и очень многих, кстати, они далеко не радовали. Помню шедшего рядом молодого рабочего, из уст которого услышал изощренное проклятие в адрес Горбачева.

Так стоило ли бояться ГКЧП такой толпы?

Конечно, не стоило. Ниже читатель сможет ознакомиться с профессиональным мнением сотрудника 9-го Управления КГБ СССР Андрея Лугового о том, возможно ли было взять штурмом Кремль в августе 1991 года. Луговой в те смутные дни августовского «путча» командовал кремлевским полком охраны и не понаслышке знает о реальных методах защиты властей предержащих от разбушевавшейся черни.

Что должен был делать ГКЧП, для того чтобы победить и сохранить Советский Союз, сегодня, я думаю, ни для кого не загадка. Арестовать и судить за измену родине и антисоветскую деятельность Горбачева, Ельцина со товарищи (благо законы позволяли – об этом в следующей главе подробно расскажет работник Генеральной прокуратуры СССР Виктор Илюхин), как Горбачев с Ельциным 22 августа 1991 года арестовали и позже судили членов ГКЧП и их активных соратников, ну и, разумеется, танки маршал Язов должен был направлять не на защиту Белого дома, а на его расстрел, то есть сделать то, что сделали Ельцин с Грачевым пару лет спустя. И ведь никакой гражданской войны не случилось, хотя сочувствующих Верховному Совету России в 1993 году было во много раз больше, чем сочувствующих Ельцину в августе 1991 года.

И, наконец, о главном, о последствиях ГКЧП. Бесславный во всех смыслах конец ГКЧП породил тяжелые последствия для Советского Союза. Информация о руководителях государства, которые, словно телки на бойне, понуро побрели вымаливать прощение у «отстраненного по состоянию здоровья» Горбачева, конечно, больно ранила всех сочувствующих им людей. А таких, напомню, в Советском Союзе было большинство. Не придали оптимизма в те дни и телекадры кающихся Язова, Лукьянова и иже с ними. Нашел в себе мужество идти до конца и отстоять на суде свою невиновность только Валентин Варенников, но автор, к сожалению, не успел взять у него интервью, в 2010 году генерал умер.

Впрочем, дело, конечно, не в эмоциях по поводу политической несостоятельности членов ГКЧП, а в том, что его крах выдал моральный карт-бланш Ельцину и его команде на фактическое перераспределение полномочий РСФСР с Союзным центром и, как следствие такого перераспределения, на развал Советского Союза. В этой главе приведен фрагмент интервью с Аркадием Мурашовым, младшим научным сотрудником Института высоких температур АН СССР и ответственным секретарем Межрегиональной депутатской группы, которого председатель Моссовета Гавриил Попов сразу после «путча» поставил во главе столичной милиции, обосновав это из ряда вон выходящее назначение тем, что в дни ГКЧП московские милиционеры не проявили должную лояльность к Гавриилу Харитоновичу. Не знаю, в чем там на самом деле было дело, но могу лично засвидетельствовать, что милиционеров в те дни на улицах Москвы просто не было. Была ли это нелояльность к Попову, Янаеву или банальное желание представителей органов не подставлять голову пьяной толпе, сказать сложно. Однако факт остается фактом, победители ГКЧП начали ритуальную пляску на его трупе, а заключительным па этого языческого танца был развал страны.

Дмитрий Язов

Язов Дмитрий Тимофеевич – один из четырех ныне живущих маршалов Советского Союза. Родился 8 ноября в Оконешниковском районе Омской области. В 1987–1991 гг. – министр обороны СССР. Член ГКЧП, в 1991–1993 гг. – заключенный тюрьмы «Матросская тишина».

– Если сложить полярные мнения о событиях 19–21 августа 1991 года, то, как ни парадоксально, можно вывести характеристику действиям ГКЧП, которая, думаю, устроит и правых, и левых: заговор нерешительных людей. Как вы сегодня оцениваете ГКЧП и свою роль в нем?

– Прежде всего: никакого заговора не было. Перед тем, как ехать в Форос к Горбачеву, на одном из объектов КГБ собрались: Крючков, Павлов, Янаев, Шейнин, я, со мной были Варенников и Ачалов… Короче, все те, кто остался в Москве и не уехал отдыхать. Решив ввести чрезвычайное положение, мы опирались на то, что 17 марта 1991 года был проведен всесоюзный референдум, на котором более 70 % населения СССР проголосовали за его сохранение. Горбачев же, вопреки референдуму, собирал князьков из союзных республик для того, чтобы вырабатывать договор о создании Союза суверенных государств. А что значит суверенное государство? Суверенное – значит, самостоятельное. Я, Крючков, Пуго были на двух или трех таких совещаниях. Я говорил Горбачеву: «Армию тогда не сохранить». Он: «Ты ничего не понимаешь!» Крючков тоже со своей стороны говорил Горбачеву: «Перестанет существовать Комитет государственной безопасности, способный контролировать эти республики». В ответ: «Ничего ты не понимаешь!» И в результате Горбачев перестал нас приглашать. И они все-таки выработали такой договор, опубликовали его в газетах в пятницу 17 августа, когда люди собирались на дачи и отдых, а во вторник 20 августа должны были его уже подписывать. Вот мы и поехали к Горбачеву: давайте введем чрезвычайное положение, иначе Союз распадется. Он обиделся: «Что вы меня учите? Меня народ избрал…» Какой народ его избрал?