Николай Толстой - Жертвы Ялты Страница 12

Для сотрудников МИД не было секретом, что советское правительство задолго до того бросило на произвол судьбы всех своих граждан, попавших в руки к немцам. В феврале 1942 года Международный комитет Красного Креста известил Молотова, что Великобритания дала СССР разрешение закупить продукты для пленных, находящихся в британских колониях Африки, канадский Красный Крест предложил в подарок 500 флаконов с витаминами, а Германия дала разрешение на коллективную отправку продуктов для военнопленных. «На все эти предложения Международного комитета Красного Креста советские власти не дали ни прямого, ни косвенного ответа», — говорится в сообщении Красного Креста. Точно также остались без ответа все призывы комитета и параллельно ведущиеся переговоры государств-протекторов, а также нейтральных и дружественных стран.

В Англии МИД, рассмотрев обращения различных групп общественности, желавших помочь русским, заключил, что, к сожалению, сделать тут ничего нельзя. В сентябре 1942 года Антони Иден сообщил сэру Стэффорду Криппсу, что

«советское правительство… постоянно проявляет поразительное равнодушие к судьбе своих пленных. Их последовательность в этом вопросе доказывает, что за той позицией стоят важные политические мотивы…».

Вопрос был вновь поднят год спустя с тем же результатом. В мае 1942 года Молотов точно так же отверг предложение Рузвельта о заключении с немецким правительством соглашений о гуманном обращении с пленными. Английский МИД не мог позволить себе дальнейшее вмешательство в эти дела; к тому же далеко не всем оно было по душе. Как сказал один из служащих министерства, Дональд Маклин:

«Лично мне кажется, что мы и без того уже раздули дело с посылками до фарсовых размеров, посылая своим собственным пленным по посылке в неделю; и нам вовсе ни к чему поднимать вопрос о посылках для русских военнопленных, число которых, вероятно, составляет около 3 миллионов человек, если только русские сами не попросят нас о помощи».

Его начальники единодушно согласились с этим мнением, тем более что позиция Сталина в вопросе о помощи пленным не казалась излишне жесткой. Он не возражал против посылок Красного Креста английским военнопленным, и тысячи тонн продуктов и лекарств выгружались во Владивостоке под наблюдением Красного Креста и перевозились через советскую территорию в японские лагеря, где содержались английские, американские и голландские военнопленные. Сталин отказывал в помощи и поддержке одним лишь русским.

Итак, когда Иден и его помощники собрались для составления предназначенного для премьер-министра ответа на обращение лорда Селборна, они располагали вполне достаточной информацией о положении русских военнопленных. И все-таки в своем письме, датированном 2 августа, Иден выступил с защитой политики насильственной репатриации, приведя в обоснование своей позиции развернутые и с виду вполне убедительные доводы. Прежде всего Иден отверг обвинение лорда Селборна в негуманности:

«Вопреки сообщению, на которое ссылается министр экономической войны, у нас имеются другие отчеты и свидетельства, доказывающие, что большая часть пленных по различным причинам согласна и даже хочет вернуться в Россию. Они были взяты в плен во время службы в немецких военных и полувоенных соединениях, которые часто безобразно вели себя во Франции. Мы не можем позволить себе излишние сантименты на их счет».

Если учесть, что в списке пленных, посланном Патрику Дину в МИД 26 июля, фигурировали гражданские лица, которые все время пребывания во Франции провели в больнице либо сидели в тюрьме за отказ помогать немцам, если подумать о том, что в этом списке были также работники госпиталей, врач, беглецы из лагерей для военнопленных и несколько детей — трудно не прийти к выводу, что, наверное, Иден все же мог бы позволить себе хоть какие-то «сантименты». Кроме того, хотя солдат некоторых частей обвиняли в «безобразном поведении», подавляющее большинство русских не отличалось склонностями к жестокости. К тому же не меньше 8 тысяч человек присоединились к французскому Сопротивлению и, согласно советским источникам, вывели из строя три с половиной тысячи немцев.

Из обширных документов, доступных ныне историку, следует, что в то время имелось только одно свидетельство, дававшее повод для осуждения поведения русских солдат (помимо того факта, что они решили присоединиться к немцам и были захвачены в немецкой форме). Инцидент этот по своей жестокости превосходит все мыслимые пределы, но сомнительно, чтобы по нему можно было бы судить о поведении русских военнопленных.

Немедленно после высадки в Нормандии французское Сопротивление в долине Роны с исключительной готовностью, хотя и с излишней горячностью, откликнулось на инструкции союзников, переданные по Би-би-си. Бойцы Сопротивления совершили целый ряд актов саботажа на немецких объектах, в основном в долинах Роны и Дрома. Месть немцев была внезапной и ужасной. Самая страшная операция имела место в старинном городке Сен-Дона, на Дроме. 15 июня 1944 года в город вошли около двух тысяч «немецких» солдат, в сопровождении бронемашин. Когда рассеялась поднятая колесами пыль, напуганные жители разглядели у пришельцев широкие скулы и раскосые глаза, свойственные восточной расе. Разнузданные солдаты производили впечатление дикарей. Со страшными криками эта орда набросилась на город, учинив настоящую оргию грабежей и разрушений. Когда рейд закончился и городские власти смогли подсчитать убытки, выяснилось, что нанесенный ущерб оценивается в 7–8 миллионов франков. Но это было далеко не самое ужасное. Налетчики зверски изнасиловали не менее 53 женщин и девушек, многим из которых было всего по 13–14 лет. Среди них была дочка мэра Шанселя, со слов которого я записал эту историю. Она умерла через несколько недель.

Аналогичные преступления были совершены во всем районе. Шансель воззвал к помощи епископа, монсеньора Пика, который тут же обратился к местному немецкому коменданту. Офицер принес свои извинения и объяснил, что эти отряды сформированы из монголов, взятых в плен на русском фронте и теперь служащих в подсобных войсках у немцев. После двухчасового спора с монсеньором Пиком немецкий генерал согласился, ради сохранения репутации немецкой армии, отозвать эти отряды и по возможности вернуть награбленное.

По-видимому, на этом случае «возмутительного поведения» — а оно и в самом деле было возмутительным — и основывался МИД, отказывая в предоставлении убежища на Западе всем русским. Но эти разнузданные грабежи и насилия вовсе не были собственным изобретением антисоветского «власовского» формирования; это был спектакль, от начала до конца разыгранный нацистами. В Сен-Дона и соседнем городке висели в ту пору расклеенные немцами объявления:

«Французы, вы любите русских коммунистов: так познакомьтесь же с ними».

Из тысяч русских пленных, находящихся у них в руках, немцы отобрали несколько сотен самых примитивных людей, которые, верно, и русского-то не знали, не говоря уж о французском, и, скорее всего, не имели ни малейшего представления о том, в какой стране находятся и против кого и почему воюют.

Как замечает один из руководителей Сопротивления, де Сен-При, ясно, что нацисты собрали эту ужасную банду с единственной целью запугать французов и одновременно показать им варварство их советских союзников. После протеста епископа Валанского немецкий генерал приказал отозвать этих жутких «помощников», и нацисты больше не могли найти для них применения. Когда 31 августа в этом районе началось немецкое отступление, о «монголах» никто и не вспомнил. Вскоре они попали в руки французов и были посажены в тюрьму. Их освободил майор Иванов, раньше сотрудничавший с немцами, а в сентябре 1944 года назначенный советскими властями комендантом сборного лагеря для русских в окрестностях Парижа. Отсюда после окончания военных действий «монголов» должны были отправить сушей в СССР, так что среди находившихся в Англии пленных, чья судьба решалась в те дни, этой банды не было. Однако по логике МИД получалось, что преступления «монголов» в Балансе бросают тень и на измученных пытками инвалидов Байе. Умозаключения такого рода и заставили Черчилля на совещании кабинета 4 сентября 1944 года и на Потсдамской конференции год спустя преодолеть имевшиеся у него сомнения насчет репатриации.

Еще одним аргументом Идена в пользу насильственной репатриации было то, что «большая часть пленных по различным причинам согласна и даже хочет вернуться в Россию». В качестве довода это утверждение могло бы показаться неосновательным, поскольку в жалобе лорда Селборна речь идет только о тех, кто не желает возвращаться. Однако поучительно было бы разобраться, что скрывается за словами «по различным причинам».