Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле Страница 12

Алеше Горелову хоть в этом повезло -- в тот день на Покровском бугре никого не было. Видно, встреча Гагарина была тому причиной.

Алексей подошел к самому берегу и замер, завороженный красками наступающего вечера. "Нет, такого мне на полотне не изобразить!" -- грустно признался он самому себе.

Под подошвами его коричневых запыленных полуботинок с легким шуршанием осыпался грунт. Пыльные струйки убегали вниз и терялись в высокой траве. Справа и слева стояли литые, как свечи, сосны -- словно подпирали бугор. А впереди, ровная и раздольная, распахнулась матушка-Волга. Было заметно, как под бугром, на ее серой поверхности, закипают струйные заверти, оставляя след. Солнце уже успело перебросить через реку, прямо от обрыва и до левого низкого берега, поросшего ивняком и осокой, широкий золотой мост. Где-то за излучиной, еще невидимый, три раза прогудел пароход, а потом показался и сам, белоснежный и сияющий огнями всех трех палуб, совсем не похожий на своих отцов, дедов и прадедов, что еще лет пятнадцать назад шлепали плицами по волжской глади. На большой скорости приближался пароход к городу, следуя куда-то к Ярославлю, Горькому, а потом, видимо, и к самой Астрахани. С самой верхней палубы любовались волжскими пейзажами десятки пассажиров, и, когда пароход поравнялся с бугром, Алеша, как в прежние годы, созорничал, рупором сложил у рта ладони и крикнул во всю мочь:

-- Э-ге-й! Люди! Доброго вам пути!

Эхо подхватило его басок, услужливо донесли до самого заречья и замерло.

-- Небось и не услыхали, -- засмеялся Алеша.

Но кто-то из стоявших на палубе, очевидно, заметил его невысокую плотную фигурку и помахал приветственно белым платком. И уже с опозданием эхо доставило:

-- И тебе тоже богатырем быть волжским!

-- Ишь ты! -- польщенно покачал головой юноша.

В это время пароход попал на солнечную дорожку и мгновенно преобразился, весь, от верхней палубы и до самого низа, засиял золотыми бликами.

-- Красотища-то какая! -- прошептал Алеша.

И он подумал о том, какая поистине могучая и сильная русская река Волга, сколько селений и городов обосновалось на ее берегах, сколько великих людей родилось, выросло, совершило подвиги и навеки закрыло свои глаза, а она все течет и течет, такая же юная и древняя, неспособная растратить свою красоту и мудрость.

"Великие люди... -- размышлял про себя Алексей. -- Как много их связано с Волгой! Ленин, Горький, Степан Разин, Пугачев, Чкалов... А вот я, простой российский парень Алешка Горелов. Ну что из меня выйдет, какой дорогой пойду, если не постою за свое заветное?"

Покровский бугор был для него не только любимым местом, откуда открывался взору волжский пейзаж. Разве забудет он, например, ту ночь, когда целым классом, взявшись за руки, долго бродили они по улицам Верхневолжска, пока не перепели все им известные песни, какие только можно было петь хором. Потом вчерашние десятиклассники, но с этого вечера уже не школьники, а взрослые люди, которым предстояло самим решать свою судьбу, сбились веселой стайкой на этом бугре. Розовело утро, и горизонт за левым берегом уже подернулся нежным сиянием, звезды начали тускнеть, одна только луна была такой же безжизненно выразительной и висела низко-низко над ними...

Володька Добрынин прутиком помешивал в костре золу -- там пеклась обугленная в мундирах картошка, каждому по штуке. Посмотрев на ночное светило, изрек:

-- Ишь как близко от нас проплывает! Кажется, рукой достать можно.

-- Видит око, да зуб неймет! -- говаривал в таких случаях дедушка Крылов, -- засмеялась востроглазая, щуплая Леночка Сторожева.

-- Да на кой она вам черт сдалась! Вот не понимаю, -- пожал равнодушно плечами Алеша, -- огромная стылая глыба, и только. Горы и пропасти на ней небось безлюдные, и ни одного живого существа. Даже и рисовать-то ее не неохота.

-- Эй, ребята! -- закричал в эту минуту Володя Добрынин, угреватый высокий парень в нескладно сидевших на переносице роговых очках. -- Картошка поспела!

-- А соль? -- послышался почти испуганный голос.

-- Порядок, -- хлопнул себя по карману Алеша, -- в наличии.

-- Запасливый ты, Горюн, -- засмеялась Леночка, -- с тобой и на необитаемом острове не пропадешь.

-- А ты попробуй, останься, -- хохотнул рыжий Васька Сомов, явно намекая на то, что Леночка неравнодушна к Алеше, -- с милым рай и в шалаше.

-- Ладно, ребята, давайте без банальностей, -- строго остановил его Добрынин, -- принимайтесь за картошку.

-- И за песню! -- воскликнула звонкоголосая необидчивая Леночка и первая затянула:

Эх, картошка, объеденье, денье, денье,

Пионерский идеал,

Тот на знает наслажденья, денья, денья,

Кто картошки не едал.

Припев, всем классом подхваченный, дружно взлетел над притихшей, объятой рассветом рекой, и ему испуганно откликнулся за перекатом сонным коротким гудком невидимый буксир-плотовоз. Потом они втроем -- Алексей, Леночка и Володя -- отбились от ребят, сели на край оврага и стали швырять вниз мелкие камешки. Алеша смутно угадывал, что нравится Леночке, но не знал, что подслеповатый нескладный Володя Добрынин давно уже любит ее. Поэтому они и ходили всегда втроем, снискав у одноклассников звонкое прозвище "триумвират".

-- Ребята! -- остановил их Добрынин. -- В сторону все! Давайте о будущем своем говорить.

-- А как это? -- наивно спросила Леночка.

-- А вот так, -- приподнимаясь продолжал Володя. -- Десять школьных лет нам твердили: дети -- цветы нашей жизни. Нам вытирали носы, штопали носки и ставили заплаты на штанишках. Нас кормили супами, котлетами, пирожками, а по праздникам -- сладостями. Мамы и папы снисходительно гладили нас по головкам или угрожали ремешком, смотря по их настроению и по нашим проделкам. Наши любимые педагоги Наталья Петровна и Сергей Алексеевич выставляли нам все баллы от двух до пяти -- в зависимости от заслуг. Это были десять чудесных лет, ребята. Но они промелькнули. Нам уже никто не скажет: цветы нашей жизни. Нас уже будут спрашивать. Сперва потихоньку, легонько, ласково, а потом все строже и строже: а как ты вступил в жизнь? А что ты собираешься в ней сделать, чему отдать силы? Мы же не разочарованные в жизни Онегины и Печорины. Мы пойдем вперед. По этой вот звонкой рассветной росе пойдем.

-- Сказал тоже! -- добродушно ухмыльнулся Алеша, которому вообще-то понравилась пылкая Володина речь. -- Откуда ты взял, что роса -- звонкая?

-- Алешка, не перебивай! -- прикрикнула Леночка. -- Он хорошо говорит.

Добрынин снял очки, посмотрел благодарно близорукими глазами на Леночку и стал протирать стекла.

-- Звонкая роса -- это, конечно, образ, -- поправился он. -- но лично я свою судьбу уже решил. Буду сдавать не геологический.

-- Я тоже решила, -- поспешила Леночка. -- Поеду на Сахалин. Постараюсь пройти в педагогический.

-- Эка у вас все в рифму получается, -- засмеялся Горелов, -педагогический, геологический...

-- А ты что надумал? -- мягко окликнула его девушка.

-- Нашла кого спрашивать, -- снисходительно бросил Володя Добрынин, -у нашего Горюна все как по нотам расписано. Первый дипломант областной художественной выставки. Звучит? Его примут в какое-нибудь высшее художественное, а то и в академию живописи. Лет десять пройдет, а там, гляди, при встрече и шляпу снимать не будет. Станет каким-нибудь знаменитым пейзажистом, заслуженным деятелем искусств и тэпэ и тэдэ...

Алексей выплюнул изо рта камышинку, рассмеялся:

-- Все как по нотам, говоришь? Ой, Добрыня, не угадал. Я действительно уже определился. Но только...

Не в художественный? -- воскликнули оба в один голос.

-- Нет, не в художественный. Хотя не скрою, наш Павел Платоныч даже осерчал, узнав об этом.

-- Так куда же?

-- Сегодня был в райкоме, -- издалека повел речь Алеша. -- Ну вот и они, райком комсомола то есть, рекомендацию обещали дать...

-- Куда же, Алеша?

-- В школу военных летчиков. Ни больше, ни меньше.

Леночка бурно захлопала в ладоши:

-- Алешка! Ты будешь военным летчиком? Вот здорово! Вот прелесть! Это же действительно звучит, мальчики: военный летчик Алексей Горелов. Только не обманешь? Слово сдержишь?

-- Сдержу, -- засмеялся Алеша.

...И он не обманул.

Вскоре в поздний вечерний час пришел он домой, позвал мать в свою маленькую комнатку.

-- У меня к тебе дело, мама. Важное.

Она хлопотала у печи, готовя ужин. Пришла сразу, будто сердце подсказало, что разговор предстоит действительно серьезный. Грустными задумчивыми глазами смотрела на еще более возмужавшего сына. "Уже не школьник. Скоро упорхнет куда-нибудь. Разве удержать?"

-- Я тебя слушаю, сынок.

-- Мама, помнишь, ты говорила, что пора бы мне и к делу какому прибиваться серьезному?

-- Я тогда не понимала, сынок, что твои рисунки тоже серьезное дело, -тихо вымолвила Алена Дмитриевна и, словно ища себе поддержки и оправдания, обвела глазами стены, увешанные пейзажами и портретами Алешиной работы.

-- Так я и определился, мама, -- торжественно возвестил Алексей. -Меня в летную школу берут. На, почитай.