Рафаил Нудельман - Библейская археология: научный подход к тайнам тысячелетий Страница 12

Итак, точного определения понятия «суеверие» не решается дать ни один исследователь, кроме разве что самых заангажированных. Ограничимся поэтому субъективным ощущением и попробуем разобраться, нельзя ли хотя бы классифицировать суеверия. Один из читанных мною авторов (Ягода; в книге «Происхождение суеверий») такую классификацию намечает. Прежде всего он предлагает выделить широкий класс суеверий, связанных с космогоническими и космологическими представлениями, выросшими из языческих религий; это вера в наличие неких духов и т. п., которых нужно ублажать всевозможными магическими обрядами, ритуалами и заклинаниями. Сюда относится также вера в ведьмовство и колдовство. Эти суеверия занимают промежуточное место между собственно суевериями и религией. Далее идут обычаи и верования, которые также восходят к древней традиции, но уже не имеют внутренней связи и не образуют какой-то особой системы взглядов, а представляют собой разрозненный набор собственно суеверий вроде веры в дурной глаз или в приметы (рассыпанная соль, разбитое зеркало, черная кошка и т. п.) и действий, направленных на нейтрализацию их негативного влияния. Сюда относится также вера в народную (или иную экзотическую) медицину, в гороскопы, гадания и т. д. Эти суеверия создают почву для целой индустрии обслуживания — от торговли амулетами до астрологических компьютеров. Особняком стоят здесь группы людей, объединенных общим суеверием, но не зарабатывающих на нем, а всего лишь сотрудничающих в целях его распространения, — например, всех тех, кто верит в духов, летающие тарелки и т. п.

Третью группу образуют мистические и оккультные переживания («видения», «голоса», «откровения») отдельных индивидуумов, а также чисто личные, «приватные» суеверия, которые не передаются окружающим и не играют никакой социальной роли (например, вера в то, что рубашка, в которой удалось успешно сдать предыдущий экзамен, поможет и на следующем). Эти суеверия распространены, пожалуй, даже больше, чем две предыдущие группы; во всяком случае, они присущи вполне образованным и во всем прочем здравомыслящим людям (как, впрочем, и подспудная вера в приметы или простейшие заклинания вроде сплевывания через левое плечо).

Вообще, каждая группа суеверий имеет свое происхождение. Но исследователи издавна пытались и по сию пору пытаются найти некий общий источник всех и всяческих суеверий, и именно этими гипотезами мы и займемся в дальнейшем. Первая из них гласит, что суеверие есть результат ошибки. Гипотеза эта была выдвинута великими этнографами Фрэзером и Тэйлором. Они утверждали, что все суеверия возникли на дикарской стадии развития человечества и их причиной было неумение дикарей различать между естественным и сверхъестественным. Дикари, говорил Фрэзер, полагали, что подобное производит подобное, отсюда совершаемые ими магические процедуры над частью тела убитого животного или врага, т. н. «имитативная магия». Они вообще преувеличивали значение магических заклинаний и даже случайные совпадения принимали за причинно-следственную связь. Как писал известный психолог Вундт, «для дикаря вообще не существует причинности в современном понимании слова; у них только и есть что причинность магии». Но эта магия представляется им эффективной, добавлял он, в силу того эмоционального чувства, которое они вкладывают в свои магические ритуалы.

Ученик Вундта Леман пытался найти те психологические факторы, которые могли порождать и из-за ошибок восприятия и определенной настроенности наблюдателя. Свой общий вывод он сформулировал так: «Все эти суеверия имеют в зародыше то или иное ложное толкование реального наблюдения». И что-то в этом выводе, несомненно, соответствовало действительности. Мы видим это и сегодня. Люди склонны переоценивать точность своих наблюдений, преувеличивать автоматизм органов чувств и недооценивать влияние «дополнительных» факторов. Так, фильм, в котором движение руки состоит на самом деле из отдельных кадров этой руки, застывшей в разных положениях, создает у нас иллюзию непрерывного движения, потому что память «дополняет» стоячие кадры собственным знанием того, как движется рука в жизни. Такого рода «дополнения» могут играть роль в т. н. видении духов или призраков: порыв холодного ветра в сочетании с отдаленным воем собаки может восприниматься как появление покойника, особенно если наблюдатель расположен к такому толкованию. На этом основаны и многочисленные случаи внушения, когда внушающий использует «ожидания» внушаемого субъекта, направляя его к желаемой интерпретации невинного события. В 50-е годы некто Прайс снял в Лондоне «дом с привидениями» и пригласил через газету добровольцев для наблюдения за ними, заранее объяснив, каких признаков следует ожидать; большинство откликнувшихся утверждали позднее, будто действительно наблюдали эти признаки. Такие ложные трактовки особенно легко закрепляются в группах людей, имеющих склонность к одинаковым толкованиям (например, в группах участников спиритических сеансов): такие группы обнаруживают усиленную психологическую тенденцию к установлению униформизма трактовки и решительно сплачиваются против всякого «диссидента», вплоть до изгнания его из своей среды.

Но если бы суеверие было просто результатом ошибки или ложного толкования, то его легко было бы побороть. Тот факт, что люди цепко держатся за свои суеверия, показывает, что их причина коренится куда глубже — где-то в глубинах психологии личности. Понимание этого породило следующую гипотезу происхождения суеверий — психоаналитическую. Согласно этой гипотезе, суеверия — продукт нашего подсознательного или бессознательного. Начало этому толкованию положил Фрейд. Одна из его пациенток рассказала ему, что во сне видела, будто встретила знакомого врача, и на следующий день действительно встретила его. Фрейд тщательно расспросил ее и установил, что до встречи она ничего не помнила об этом якобы «вещем» сне. Можно было бы успокоиться на этом и сказать, что сон ей «припомнился» задним числом, то есть, проще говоря, придумался. Но Фрейд на этом не остановился. Его заинтересовало происхождение всех такого рода ошибок памяти. Более подробные расспросы показали, что женщина была раньше увлечена приятелем встреченного врача, но потом он с ней разошелся. По Фрейду, ее иллюзия во время встречи с врачом (т. е. «припоминание» несуществовавшего сна) была равносильна возгласу: «Ах, доктор, вы мне напомнили те дни, когда я видела вас вместе с вашим приятелем!» Иными словами, Фрейд усмотрел источник ложного припоминания в реальных, но подавленных подсознательных эмоциях.

Того же рода, заключил он, и источник наших суеверий. Подавленное подсознательное не может выйти на свет сознания и «переносится», «проецируется» на что-то иное — например, превращается в предчувствие чьей-то смерти и т. п. Когда это предчувствие по случайному совпадению реализуется, человек обретает убежденность в эффективности своих предчувствий или — если он подсознательно чего-то желал — желаний. В своей книге «Тотем и табу» Фрейд проследил зарождение такой убежденности к раннему детскому возрасту: ребенок полагает, что мир подчиняется его воле, склонен приписывать внешние события своему воздействию на окружающее. Такое «детское» мышление Фрейд считал характерным для «детей человечества», для дикарей; этим он объяснял их магические ритуалы и заклинания. Один из учеников Фрейда Ференци указал на то, что у ребенка эта вера закрепляется еще и потому, что плач и капризы зачастую действительно помогают им добиться желаемого. Другие ученики великого психоаналитика постулировали, что эта «детская» склонность подсознательно связывать осуществление собственных желаний с каким-то своим «магическим» воздействием на окружающий мир сохраняется и во взрослом возрасте — например, у шизофреников и невротиков. На этом основании другой ученик Фрейда, Филд, даже предположил, что магические идеи первоначально вообще родились в мозгах первобытных шизофреников, для мышления которых была характерна детская вера в прямую связь символических жестов и реальных событий, а уже от них эти магические суеверия были восприняты всем племенем.

Но, как мы знаем, первобытных племен было много, а суеверия они почему-то создали практически одни и те же. По гипотезе Филда, следовало бы предположить, что у всех без исключения первобытных-шизофреников реальные события почему-то связывались с одними и теми же символическими жестами, заклинаниями, ритуалами и т. п. Фрейд в такую единую общечеловеческую символику не верил. Зато в нее горячо поверил Юнг. Он считал, что набор символов у всех людей и народов действительно одинаков, и на этом основании постулировал существование общечеловеческого «коллективного бессознательного». Оно состоит из общего всем людям и сформировавшегося еще в первобытные времена набора «автономных психических комплексов» — так называемых «архетипов». Существование этих архетипов проявляется, в частности, в существовании сходных, одинаковых для всех людей суеверий.