Булач Гаджиев - Шамиль Страница 12

Невзирая на колоссальную работу по руководству государством, имам почти каждую ночь вызывал к себе секретаря Мухаммед–Тахира ал–Карахи и диктовал ему страницы будущей книги «Три имама».

Деятельность Главного совета государства — Диван–хана осуществлялась следующим образом.

Если не было похода, в котором участвовал бы имам, то Главный совет работал ежедневно, исключая пятницу. Дела края по всем отраслям разбирали по понедельникам, вторникам, средам и четвергам. В субботние и воскресные дни принимали посетителей. Пятница отводилась молитве, остаток дня отдыхали. Работа Совета не ограничивалась во времени: заседали с утра до глубокого вечера. В Диван–хане, то есть в комнате, где собирались. члены Совета, не было ни стульев, ни столов. Пол был застлан коврами и войлоками. Садились на тюфяки, брошенные под стенами. Зять Шамиля Абдурахман говорил, что для имама, кроме тюфяка, полагалась еще подушка, на которую он временами облокачивался. Шамиль располагался возле единственного окна. Это было удобно тем, что он мог выслушать через окно, скажем, казначея Хаджио или кого‑либо из близких лиц, не прерывая заседания Совета. Члены Дивана устраивались справа от имама. Войдя в комнату, каждый из них старался уступить место другому. Чаще всего рядом с имамом оказывался Кур–Эффенди. Если же в Ведено прибывал почетный гость, то только он мог занять место между главою государства и казикумухцем. Слева и чуть впереди имама было место секретаря Амирхана Чиркеевского, также трудившегося без стола, хотя рука его должна была работать без устали. Далее — переводчик, хорошо знавший чеченский и другие не дагестанские языки. Рядом с толмачом сидел начальник телохранителей Шамиля — Митлик–Муртазали. Ближе к дверям размещались не члены Совета — начальник караула, десятник, просители, жалобщики.

По хлопку в ладоши начальника телохранителей в Диван–хане наступала тишина. Она длилась одну минуту, пока каждый мысленно читал молитву. Затем по движению руки имама начиналась работа Совета. Начальник телохранителей докладывал о внутреннем положении страны, просителях, претензиях. Иногда в Совет приводились люди, арестованные по какой‑либо причине, или лица, вызванные высшим органом государства. После информации «министра внутренних дел» Митлика–Муртузали приступали к обсуждению вопросов. Если это была жалоба на действия наибов, решал сам Шамиль. В остальных делах участие принимали все члены Совета, на равных. Если обсуждаемый вопрос оказывался очень трудным, Шамиль имел обыкновение прерывать заседание словами: «Отложим наше решение до завтра, а сегодня и я и вы совершим истарах–намаз».

Меры к провинившимся применялись следующие: осуждение перед народом, отстранение от должности, денежный штраф. Вопрос считался решенным, если приходили к единому мнению. После этого Шамиль диктовал секретарю Амирхану Чиркеевскому приказ, указание или обыкновенное письмо. Чаще всего документы такого порядка адресовались наибам как главам округов.

Специальные курьеры должны были как можно скорее доставлять указания Совета по месту назначения. Письма были лаконичными. Приведем некоторые из них.

Наибу Голбацу. 1844 г.

«От Шамиля к дорогим братьям — кадию Голбацу, всем его сподвижникам и друзьям. Привет всем и милость. А затем. Выселите из селения

Хунзах 150 дворов сторонников нечестивых в места, где есть наибы… Затем, Голбац, я разрешил тебе взять два орудия в твой вилайет. Все»[17].

Наибу Дуба. 1845 г.

«Вечный привет. Затем. Я предоставляю тебе все права в своем вилайете. Поэтому делай в нем все то, что целесообразно и полезно… не воздерживаясь, не ожидая»[18].

Обществу Аракани. 21 октября 1845 г.

«Привет и милости. Затем, я поручил управление над вами наибу Ибрагиму. Он благонадежный, несомненно справедливый человек. Он не делает различий между богатыми и бедными. Остальное расскажет вам посланец Дибир, вы послушайте его. Все».[19]

Кадию Мухаммеду. 1845 г.

«Мир и божье милосердие над вами. А затем, выдайте подателю сего Курбану, а также подобным ему бедным и нуждающимся переселенцам пособие из закята».[20]

К согратлинскому наибу Магомеду. 12 марта 1846 г.

«Постоянный привет. Затем. Вам следует подателям сего письма Ма–лачию и Ахмеду выдать 20 мерок пшеницы из того, что имеется у вас. Оба они нуждаются в том, а нам положено помогать таким»[21].

Денежные штрафы полагались за три вида преступлений: за воровство, уклонение от воинской повинности и за умышленное прикосновение к женщине. Штраф сопровождался тюремным заключением. Расчет велся по проведенным в ямах ночам, считая за каждую из них 20 копеек. В вопросе воровства Шамиль отошел от диких правил шариата. Коран велит за первое воровство отсечь правую руку, а за пятое — голову. Шамиль и Совет за два первых случая воровства наказывали тремя месяцами ямы, за третий — смертью. За уклонение от службы виновного сажали в яму на столько дней, сколько провели в походе его товарищи. За прикосновение к женщине в первый раз — яма на три месяца, второй — четыре месяца, третий — смерть. Продевание бечевки с курительной трубкой сквозь ноздрю было наказанием для лиц, замеченных в курении табака. Кусок войлока или медная четырехугольная бляха на спине были наказанием для воина, бежавшего с поля боя. До сорока палочных ударов получали пьяницы. В яму сажали блудниц или пленных. Особо провинившихся перед народом отправляли в Сибирь или предавали смертной казни;

Шамиль и Совет в решении всех вопросов старались быть справедливыми. Известны случаи, когда провинившихся, пусть даже принесших много пользы государству, осуждали, и они получали свою меру наказания.

При возникновении вопросов государственной важности, когда требовалось узнать мнение ученых алимов, наибов, лиц, имеющих авторитет на местах, Шамиль и Совет созывали съезд представителей Дагестана и Чечни.

История Кавказской войны знает несколько съездов. В 1841 году один из них состоялся в Дарго. В 1845 году — в Алмаке, ауле, находящемся в Салаватии. Значительным был съезд, проходивший в Анди в 1848 году. Собравшиеся заслушали и разобрали 17 вопросов: назначение муфтиев к каждому наибу, указания муфтию и наибу, по каким делам они должны обращаться к имаму, о средствах для содержания беглых солдат и т. п. Говорилось на съезде и о том, что не следует копить доходов с налогов, что нужно изживать зависть, прекратить притеснения подчиненных, «чтобы второй не портил того, что сделал первый», «не идти путем эмиров–тиранов», чтобы «наиб и кадий не были вторично назначаемы на те же должности в том же месте» и т. д.

Перед началом съезда в Анди Шамиль заявил, что более 10–ти лет правит народом, потому просит сложить с него сан имама, обещая быть верным помощником тому, кого бы наибы, алимы и другие почтенные люди ни выбрали на его место. Съезд единогласно просил Шамиля и впредь оставаться их вождем. Всё депутаты съезда обещали исполнять волю имама. После этого Шамиль сказал, что подчиняется воле народа, и представил наказ, определяющий «общие и постоянные обязанности всех, а также ответственность за нарушение их».

В последующие годы также созывались съезды. К примеру, отметим съезд наибов в Ругудже 17 июня 1851 года, съезд алимов в Шали в 1858 году. Последний съезд наибов состоялся в Хунзахе перед самым концом войны в 1859 году. Все они влияли на ход событий, помогали Шамилю найти верное решение в тех или иных вопросах, узнать настроение народа и его руководителей.

Резюмируя вышеизложенное, следует заметить, что, хотя имама* стремился ликвидировать власть ханов и беков над трудящимися и освободить Дагестан от царизма, все‑таки Шамиль и его государство в тех конкретно–исторических условиях не ставили да и не могли поставить задачу ликвидации социального неравенства. Теократическая система имамата создавала возможности для обогащения отдельных наибов и кадиев, что в итоге еще больше обостряло классовый антагонизм между крестьянством, продолжающим бороться, и теократической системой имамата[22]. Регулирование этих процессов Шамилем, да и вообще кем‑либо, было невозможным.

ПОМОЩНИКИ ШАМИЛЯ

Рассказывая о Шамиле, нельзя обойти молчанием его соратников — нескольких членов Совета, людей, с которыми Шамиль имел контакт, жил, беседовал, спорил, советовался, которых учил и у которых сам учился мудрости.

Выдающимся авторитетом в стане восставших являлся тесть Шамиля Джемал–Эддин Казикумухский. Среди лучших его качеств отметим гуманность; проявлялась она действенно. Джемал–Эддин сыграл большую роль в освобождении грузинского князя И. Орбелиани, плененного горцами. Вот как он вспоминает первый день свободы: «Раз вечером с радостью на лице пришел ко мне Джемал–Эддин и объявил, что завтра я могу отправиться на родину. На другой же день он пришел за мною, повел к себе на квартиру и напоил чаем»[23].