Виктор Гюго - Труженики моря Страница 12

Деревенский и приморский житель побаивается дьявола.

Население Ламанша, английского архипелага и французского приморья, осведомлено о нем весьма точно. У дьявола наместники во всем мире. Всем известно, что Бельфагор - посланник ада во Франции, Уджин - в Италии, Белиал - в Турции, Тамуз - в Испании, Мартинэ - в Швейцарии, а Маммон - в Англии. Чем Сатана не император? Он - Цезарь. Дворец его поставлен на широкую ногу: Дагон - главный хлебодар; Сукор Бенот - старший евнух; Асмодей - банкомет; Кобал - директор театра, а Верделе - главный церемониймейстер; Ниббас - шут. Г-н Вьерус, ученый муж, знаток вампиризма и весьма сведущий демонограф, называет Ниббаса "выдающимся мастером пародий".

Нормандские рыбаки Ламанша, отправляясь в море, вынуждены из-за дьявольских наваждений принимать множество предосторожностей. Долго думали, что на огромной столовой скале Ортах, той, что стоит в открытом море между Ориньи и Каскэ, жил святой Маклу, и многие бывалые моряки утверждали, что частенько видели, как он восседал там, читая книгу. Потому-то они и преклоняли усердно колени, проплывая мимо скалы Ортах, пока легенда не рассеялась и не уступила место истине. Теперь уже стало известно, кто именно обжился на скале Ортах: не святой, а дьявол. Этот самый дьявол, по кличке Жохмус, и выдавал себя несколько веков за святого Маклу. Впрочем, сама церковь попадает иной раз впросак. Дьяволы Рагюэль, Орибель и Тобиэль причислялись к лику святых до 745 года, пока пана Захарий не почуял, кто они такие, и не выставил их вон. Подобные меры весьма полезны, но, чтобы их применять, надо хорошо разбираться во всякой чертовщине.

Старожилы рассказывают, - правда, эти факты относятся к седой старине, - что католическое население Нормандского архипелага было некогда, конечно, помимо своей воли, еще в более тесных сношениях с дьяволом, чем гугенотское. Почему? Право, не знаем. Достоверно лишь, что дьявол очень досаждал сей малочисленной кучке верующих. Он воспылал нежностью к католикам и повадился к ним, из чего можно заключить, что дьявол скорее католик, чем протестант. Всего несноснее его дружелюбие проявлялось по ночам: он посещал супружеское ложе католиков, когда муж спал крепким сном, а жена дремала. Из-за этого бывали всякие недоразумения.

Патулье полагал, что Вольтер зачат именно при таких обстоятельствах. И это вполне правдоподобно. Такие случаи к тому же хорошо известны и описаны в книгах заклинаний бесов под рубрикой: De erroribus nocturnis et de semine diabolorum [О наваждениях ночных и о семени диаволовом (лат.)].

Дьявол особенно разгулялся в Сент-Элье в конце прошлого века, - надо полагать, кара эта была ниспослана за прогрешения революции. Последствия революционной бури неисчислимы. Как бы там ни было, но мысль, что дьявол может появиться, когда плохо видно, когда спишь, смущала многих благочестивых женщин. Не очень-то приятно произвести на свет какого-нибудь Вольтера. Одна из них, всполошившись, спросила духовника, нельзя ли вовремя выйти из щекотливого положения. "Дабы удостовериться, с кем имеете дело, с мужем или дьяволом, потрогайте его лоб, - ответствовал духовник. Стоит вам нащупать рога, и вы получите доказательство..." - "Чего?" спросила женщина.

Прежде нечистая сила посещала дом Жильята, теперь этого не замечалось. Оттого-то его и стали подозревать еще больше. Ведь стоит колдуну поселиться в жилище, обжитом нечистью, и дьявол, зная, что дом попал в верные руки, вежливо освобождает его, являясь к колдуну лишь по зову, как врач.

Дом назывался "Домом за околицей". Он был построен на самом конце мыса, или, вернее, скалистой косы, которая образовала маленькую якорную стоянку в бухте Умэ-Паради.

Там было очень глубоко. Дом одиноко стоял на косе, врезавшейся в море, и земли возле него было ровно столько, сколько надобно для садика. Порою, во время сильных приливов, садик затопляло. Меж портом Сен-Сансон и бухтой Умэ-Паради возвышался большой холм, на котором чернели громады башен, опутанные плющом, то был замок Валль, или Архангела, заслонявший "Дом за околицей" от Сен-Сансона.

Колдуны на Гернсее далеко не редкость. Они занимаются своим ремеслом в некоторых приходах, и XIX век им не помеха. Что и говорить, их действия преступны. Они варят золото, в полночь собирают травы, напускают порчу на чужую скотину. Когда у них спрашивают совета, они велят принести пузырьки с "водою хворых" и бормочут: "Вода, сдается, заскучала". Однажды, в марте 1856 года, один из них выискал в такой "воде" семь чертей. Колдунов опасаются, да они и вправду опасны. Вот недавно один из них заколдовал булочника, "да и печь в придачу". Другой - уж такой пройдоха! - "заклеивал и старательно запечатывал конверты, а в них ничего-то и не было". А еще один дошел до того, что держал у себя дома на полке три бутылки с наклейками, помеченные буквой "Б". Эти чудовищные факты удостоверены. Иные колдуны услужливы и за две-три гинеи присвоят все ваши недуги. Потом катаются по кровати и вопят. А пока их корчит, вы удивляетесь: "Смотри-ка, из меня вся хворь вышла". Другие обмотают вас платком и вылечат от всех болезней. До того простое средство, что прямо диву даешься, как до сих пор никто до него не додумался. В прошлом веке по повелению гернсейского королевского суда колдунов бросали на кучу валежника и сжигали живьем. А в наше время их приговаривают к двум месяцам тюремного заключения - месяц на хлебе и воде, месяц в одиночной камере, для разнообразия.

Amant alterna catenae [Оковы любят перемены (лат,)].

В последний раз на Гернсее сжигали колдунов в 1747 году. В городе под казни отвели площадь на перекрестке Бордаж. С 1565 до 1700 года тут было сожжено одиннадцать колдунов. Обычно злодеи сознавались. Сознаваться им помогали пытки. Перекресток Бордаж оказал немало и других услуг обществу и религии. Там сжигали еретиков. При Марии Тюдор там сожгли в числе других гугенотов мать с двумя дочерьми: мать звалась Перотиной Маси. Одна из ее дочерей была беременна и родила в пламени костра. Хроника гласит:

"Ее чрзво лопнуло". Из чрева выпал живой ребенок; новорожденный выкатился из костра; некто, но имени Гуз, подобрал его. И бальи Элье Гослен, добрый католик, велел снова бросить ребенка в огонь.

III

"Твоей жене, когда ты женишься"

Вернемся к Жильяту.

В здешних краях рассказывают, что в конце революции на Гернсее поселилась женщина с ребенком. Может быть, англичанка, а может быть, и француженка. Гернсейское произношение и сельское правописание переделали ее фамилию в Жильят. Она жила вдвоем с мальчиком, который приходился ей, по словам одних, племянником, по словам других - сыном, иные говорили внуком, а иные - что он и вовсе ей не родня. Денег у нее было немного, но на скромную жизнь хватало. Она купила лужок в Сержанта и пашню в Рок-Креспель, близ Рокена. В "Доме за околицей" хозяйничала тогда нечистая сила. Он пустовал уже лет тридцать и разваливался.

В сад слишком часто забегали морские волны, и он совсем не приносил плодов. Еще страшнее ночных шумов и огоньков в доме было вот что: если оставишь на камине с вечера моток пряжи, спицы и полную тарелку супу, то наутро, смотришь, суп съеден, тарелка пуста, а рядом с ней - пара связанных рукавиц. Домишко с дьяволом в придачу продавался за несколько фунтов стерлингов. Приезжая купила его, конечно, по наущению Сатаны. А может быть, из-за дешевизны.

Мало того, что она его купила, но она поселилась в нем вместе с мальчиком. И с -этой минуты в доме все успокоилось.

"По дому и жилец" - решила людская молва. Нечистая сила исчезла. На рассвете там уже не слышно было завываний, и вечером светилась лишь сальная свечка, зажженная хозяйкой.

А ведь свеча ведьмы и факел дьявола - одно и то же. Гернсейцы довольствовались таким объяснением.

Хозяйка дома получала доход от своего клочка земли.

У нее была хорошая корова, дававшая жирное молоко. Чужеземка разводила белую фасоль, капусту и картофель сорта "золотая капля". Она продавала, как все, "пастернак - бочками, лук - сотнями и бобы - мерками". Сама она не ходила на рынок, а поручала продавать урожай Гильберу Фальо в торговых рядах Сен-Сансона. Запись Фальо гласит, что однажды он продал для нее дюжину мер скороспелой картошки, под названием "трехмесячная".

Дом кое-как починили, он стал жилым; в комнатах протекало только во время сильных ливней. Дом был одноэтажный, с чердаком. Внизу было три комнаты - две спальни и столовая. На чердак вела узкая лесенка. Женщина занималась хозяйством и учила грамоте ребенка. В церковь она не ходила, поэтому, после всестороннего обсуждения, решили, что она француженка. "Лба не перекрестить" - дело не шуточное.

Словом, то были люди, никому не известные.

Она, вероятно, и была француженка. Вулканы разбрасывают камни, а революция - людей. Целые семьи раскидывает на дальние расстояния, их удел - жить на чужбине, связи разрываются, исчезают; люди словно с неба падают - кто в Англии, кто в Германии, кто в Америке. Они приводят в изумление коренных жителей. Откуда берутся незнакомцы?