Абдурахман Авторханов - Технология власти Страница 13

"Тайме" напечатал позже сообщение о том, что я выехал в Константинополь по соглашению со Сталиным, чтобы подготовить здесь военный захват стран Ближнего Востока. Шестилетняя борьба между мною и эпигонами изображалась как простая комедия с заранее распределенными ролями. — Кто поверит этому?спросит иной оптимист — и ошибется".

Собственно говоря, вся разница между Сталиным и Троцким была не в программных вопросах, а в тактике. Если бы Ленин жил, отпала бы и эта разница. Когда надо было делать резкий, иной раз совершенно неожиданный поворот в политике, Ленин, будучи во главе партии, а потом и государства, сам становился в оппозицию ко всей своей вчерашней политике — "либо мы изменим политику и тактику, либо мы все погибнем, как партия", — заявлял он на поворотных этапах русской революции и советской власти. Так было в 1906–1907 годах, так было после Февральской революции (апрель 1917 г.), так было и в 1921 году (нэп).

Вот эту величайшую тактическую гибкость — "ленинскую диалектику" Сталин усвоил твердо, Троцкий же ее не понял и до конца дней своих. Когда же Сталину пришлось вступить в войну с "правыми" и поэтому, по логике вещей, черпать свою идейную пищу из троцкистского котла, он не дал себя запугать шумом "правых" о "троцкизме".

Сталин хорошо понимал, что править страной с 170-миллионным преимущественно крестьянско-демократическим населением ему не удастся, если он экономически не задушит эту крестьянскую демократию. Задавив ее экономически, он легко мог править ею и политически. Поэтому Сталин так же смело шел на ликвидацию нэпа, как смело ввел его пять лет тому назад Ленин. Нэп был большим элементом свободы, которую вынудили у Ленина крестьяне, вынудили потому, что Ленин был слаб, но Ленин мог править страной и при наличии нэпа, поскольку опирался на большинство в партии. Сталин же, взятый с самого начала и Лениным ("политическое завещание"), и партией (троцкисты, правые, "национал-уклонисты") под сомнение, как лидер, не мог укрепиться у власти, допуская в партии ленинскую "внутрипартийную демократию", а в стране — крестьянские вольности.

Теперь, после того как устранены троцкисты при явном сочувствии крестьянства и поддержке крестьянской членской массы в партии, надо было идейно убить правых, чтобы покончить заодно и с нэпом и с "внутрипартийной демократией". Другого пути к личной диктатуре не было. Здесь Сталин вписал новую главу в историю политической тактики Ленина. Задача была тяжелой, опасность была велика, врагов было много, но головой своей Сталин и в этом случае не рисковал — он слишком хорошо знал своих врагов, чтобы не бояться их.

Победят враги (правые), Сталин покается и этим дело кончится или, в худшем случае, его уберут из Москвы и поставят во главе какого-нибудь кооперативного союза в Грузии. Победит он сам, — он похоронит и "правых" и "левых", чтобы лично управлять страной.

На этом тернистом и кровавом пути к власти Сталин оказался и виртуозным тактиком ленинской школы, и величайшим комбинатором партийной стратегии, а сталинские ученики показывали себя везде достойными своего учителя. Так случилось и в стенах ИКП. Когда Сорокин хотел отделаться фразой, что "тебе известны скрытые троцкисты лучше, чем мне", один из членов президиума, высокий человек с рыжей шевелюрой, серыми, как у Орлова, глазами, звонким басом заявил:

— Товарищ Сорокин, или ты докажешь, что мне известны "скрытые троцкисты" в партии (реплика, оказывается, исходила от него), или ты ответишь за клевету. Сорокин должен помнить, — продолжал он, — что кто берет под сомнение линию ленинского ЦК, тем только одна дорога — в лагерь контрреволюции. В этом случае партия будет разговаривать с ними на языке чекистов. Так поступила партия с ныне арестованными, так поступит и со всеми, кто выступит против нее. Пусть Сорокин не утешает себя мыслью, что он имеет единомышленников, напрасные надежды. Либо с партией, либо против партии! Середины нет! "Правых" ожидает участь "левых", если они не поймут этой истины. Ставка "правых" на ИКП, как на свой штаб на идеологическом фронте, бита, а теперь надо сорвать маску и с их ставленников в нашей среде. Предлагаю поставить на обсуждение вопрос об антипартийном поведении товарища Сорокина…

Он закончил свою речь при громких протестах собрания и аплодисментах меньшинства.

Это был секретарь партийной ячейки отделения философии и естествознания П. Ф. Юдин (ныне член ЦК). Председатель долго не мог успокоить собрание. Каждый требовал слова. Группами подбегали к столу президиума, кто-то даже явочным порядком занял ораторскую трибуну, тщетно пытаясь начать речь, но собрание неистовствовало. Большинство встало и образовалось несколько не столько спорящих, сколько кричащих групп. Некоторые заставили себя если не слушать, то слышать.

— Это зажим критики!

— Осадное положение в ИКП!

— Демагогия Юдина!

— Убрать Орлова из президиума!

— Сорокин — заговорщик!

Наконец председатель выкрикнул в бушующий зал:

— Объявляю перерыв до завтра…

Отложенное на завтра собрание возобновилось только через три дня. Тем временем все члены бюро общеинститутской ячейки и секретари ячеек всех отделений вызывались в ЦК.

В числе вызванных были из слушателей, кроме Орлова, Юдина, Щербакова, Сорокина, и бывшие слушатели, впоследствии профессора Стэн, Митин, Ванаг, Карев, Луппол, Троицкий и ректор Покровский. Их принял Каганович в присутствии Криницкого, Стецкого и Б. Таля. Сорокин рассказывал, что на столе у Кагановича уже лежал стенографический отчет общего собрания ячейки ИКП. Отчет этот он, видимо, предварительно проштудировал. Многие места, испещренные красным карандашом, были отмечены многочисленными знаками на полях. Каганович, бывший обычно всегда в хорошем расположении духа, в связи с данным случаем напустил на себя притворное неудовольствие, желчность и важность человека, знающего себе вес. Он перелистывал отчет, то делая удивленное лицо, словно он читал его впервые, то насупив брови, нагонял морщины на лоб, когда хотел постичь сокровенный смысл читаемого. Это продолжалось около четверти часа при гробовом молчании присутствующих. Все продолжали стоять, кроме Покровского. Закончив чтение, Каганович исподлобья окинул стоящих сухим взглядом и пригласил занять места вокруг длинного стола, поставленного перпендикулярно к его рабочему столу. Беседа продолжалась около часа. Ее содержание доложил нам заместитель заведующего Агитпропом Стецкий. ЦК решил отозвать Орлова досрочно из ИКП в распоряжение ЦК (потом он был назначен инструктором Орготдела ЦК). Партийной ячейке ИКП был "рекомендован" новый состав бюро в лице Юдина, Митина, Щербакова, Петрова, Константинова, Сорокина, Покровского и др. Секретарем ячейки ЦК предложил Юдина. Кто же победил? Это оставалось тайной, пока не разыгрались новые события. Они не заставили себя долго ждать.

IV. "ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ БРИГАДА" ЦК

Снятие Орлова истолковывалось как несомненная победа Сорокина, но тогда не было понятно назначение секретарем ячейки Юдина. Совсем было непонятно и введение Сорокина в состав бюро. Все знали, что эти два человека не только враждебны друг другу, но прямые антиподы и по характеру. Юдин — начетчик, "талмудист", приспособленец и карьерист. Примитивность его теоретических суждений и посредственность исследовательских способностей сказывались только на учебных семинарах, а в партийной жизни Института у него было мало конкурентов. Люди типа Юдина обладали одним качеством, при правильном применении которого можно было делать головокружительную карьеру: даром правильной интерпретации уже принятых и способностью предвидения будущих решений ЦК. Предвосхищать партийную погоду при Ленине не было особенно трудной задачей, а следить за нею, да еще выводить безошибочно прогнозы при колебаниях сталинского барометра было делом чрезвычайно сложным. Надо было чувствовать себя и идейно и физически незримой частичкой самого Сталина, чтобы быть в контакте с работой его мозга. "Я не Ленин, но в Ленине и я",писал поэт Безыменский в "Партбилете". Юдины могли сказать о себе то же,"мы не Сталины, но в Сталине мы"! Поэтому Юдины и давали тон на партийных собраниях, а оппортунисты из партийных профессоров ставили им высшие академические отметки на том только основании, что они — будущие "звезды партии".

Сорокины шли в теории так же, как и в гражданской войне, напролом, в лобовую атаку, мало считаясь с условиями местности и "метеорологическими сводками" партийной погоды, и неизбежно спотыкались.

Я помню два ярких примера на этот счет.

Первый: на семинаре по истории революционного движения в России XIX и XX вв. обсуждался проспект "Истории ВКП(б)" Ем. Ярославского, Минца и Кина. Чтобы ярче подчеркнуть значение "Апрельских тезисов" Ленина и продемонстрировать "разброд и шатание" в партии по вопросам об отношении к Временному правительству Львова — Керенского, авторы проспекта доказывали, что до приезда Ленина из-за границы российские большевики — бывшие думские депутаты, русское бюро ЦК, Петроградский комитет партии большевиков, газета "Правда" — стояли на полу-оппортунистический соглашательской точке зрения. Все эти высшие органы партии держались лозунга — "мы будем поддерживать Временное правительство "постольку-поскольку", то есть поскольку Временное правительство будет осуществлять волю народа, постольку большевики и будут его поддерживать. В проспекте было указано, что "даже Сталин не имел ясной точки зрения по этому вопросу". Только "тезисы" Ленина поставили точку над "и": "никакой поддержки Временному правительству". Часть слушателей и профессоров типа Юдина категорически запротестовала против утверждения "даже Сталин". Аргументация протестовавших была такой: прошлую историю мы пишем для настоящего времени, а в настоящее время Сталин — преемник Ленина по руководству партией. "Даже Сталин" набрасывает тень на Сталина: надо выбросить эту часть "проспекта". Контраргументация Ярославского — Минца: история есть наука, наука же должна быть объективной. К тому же, нет ничего удивительного в том, что гений Ленина видел дальше и лучше рядовых руководителей партии. Решение — принять проспект в целом. Юдины замолчали, ЦК остался "нейтральным", но то, что предвидели Юдины, произошло через несколько лет: в 1931 году в письме в редакцию журнала "Пролетарская революция" Сталин забраковал "Историю ВКП(б)" под редакцией Ем. Ярославского за "принципиальные и исторические ошибки". Ярославские и Минцы каялись, а Юдины торжествовали.