Лев Никулин - Мертвая зыбь Страница 13

______________

* Полицейский участок.

Якушев поморщился:

- Этот человек возбуждает во мне отвращение. Убивал министров, губернаторов, а вешали за это других, простых исполнителей.

- Видите ли, он не трус. При этом может быть обаятельным, пленительным, может вас очаровать, пока вы ему нужны. А когда вас зацапают, он и не чихнет. Будет читать декадентские стишки, он ведь мнит себя литератором. Широкая натура, игрок, швыряет деньги, когда есть. До революции, говорят, проиграл пятнадцать тысяч золотом партийных денег в Монте-Карло. В Париже - всегда скачки, женщины...

- Вы с ним коротко знакомы?

- Как сказать... Жил с ним месяц в Берлине, в отеле "Адлон". Роскошная жизнь. При нем секретарь, жена секретаря для интимных услуг. Каждый вечер дансинг, шампанское, марафет, если угодно. А утром - штаб: полковники, ротмистры, бандиты со светскими замашками и французским языком и эти долгогривые эсеры... все цвета радуги - от монархистов до эсеров-максималистов. А вечером опять шампанское и дамы... Марка летит вниз, а Борису Викторовичу хоть бы что, у него фунты стерлингов. А потом для меня кончилось вот чем: грязная изба в Полесье, спишь на полу с бандитами, палец на курке маузера; ползешь по грязи через границу, ждешь пулю в лоб, не то пограничники прикончат, не то бандиты, чтобы поживиться...

- Дальше?

- Дальше, если повезет, заберешься в трущобу под Минском... Холод, грязь, кровь... В конце концов вышло так: все хорошо, пришел на явку, все знаки на месте, милости просим, стучишь, тебе открывают - и ты испекся. Везут в Москву, там допрос, пойман с оружием, был в банде, савинковец, расстрел обеспечен... Сидишь во "внутренней" и представляешь себе: в этот самый час в Париже Борис Викторович с донной Пепитой сидят себе в "Табарэне", попивают "Кордон руж", а вместо меня другой дурак ползет на брюхе по грязи через границу. И для чего? Чтобы поджечь хату сельсовета или подстрелить секретаря комячейки. А крестьяне обложат его и выловят в лесу, как волка...

- Значит, разочарование?..

- Да, в методах.

- Перспектива не из приятных. А дальше?

- Дальше - вы знаете. Чудом выкарабкался. А тут нэп. Я кое-что понимаю в коммерции. Увлекся делами, нашел компаньонов. Женился на хорошенькой девице. Но, знаете, не по моему характеру. Богатства не наживу - я не Кушаков, у меня капитала нет. И вот стал размышлять. И пришел к выводу: надо делать ставку на внутренний переворот.

- Интересно. И что же?

- Нащупал людей. Из бывших. Один чиновник департамента полиции, затем еще подходящие экземпляры, и, в общем, есть группа, семь человек, нет только денег. Я за этим и в Петроград ездил. У них есть некоторые виды. Иностранцы через Коковцова обещали. У меня большая надежда на вас, Александр Александрович.

- Если в смысле денег, то я вас должен разочаровать. А потом, самое главное: цель. Какая у вашей группы цель? Неужели... что-то вроде "Союза защиты родины и свободы"?

- К чертовой матери! Никакой савинковщины! Его императорское величество, законный император. Только на это еще можно ставить.

- Все разделяют эти верноподданнические чувства?

- Могу сказать - все. Даже, пусть вам не покажется странным, один краском. Настоящий.

Якушев удивился:

- Что вы такое говорите?

- Я вас понимаю. Но не все же среди большевиков - кремень и железо. Чекистам, например, ничего не нужно для себя: ест хлеб с соломой, запивает морковным чаем, не спит по ночам, главное для него - идея, революция. Но есть такие "товарищи", которых нэп, так сказать, расшатал. Вот такие нам нужны. Я вам покажу: красавец, герой, конник, командовал полком. Из простых. Учится на каких-то военных курсах.

- И вошел в вашу группу?

- Отца-старосту расстреляли на Тамбовщине. Хату сожгли. Жить хочется. Все это шито-крыто. Я к нему со всех сторон подходил. Вы представляете себе: кончит курс - дадут ему бригаду, дивизию...

- Все это очень интересно. Очень. Надо будет приглядеться к вашим людям. Только без всяких собраний, надеюсь.

- Да что вы... Какие собрания. Я снял на Болоте склад, под товары. Вы увидите, как удобно... Там кого и что хочешь спрячешь. И сторож у меня... Кто бы вы думали? Чиновник департамента полиции. Коллежский асессор.

- Это так неожиданно, так чудесно, просто не верится...

- Все доложено штабу МОЦР, извините за большевистское сокращение, штабу Монархической организации центральной России. Угодно вашему превосходительству познакомиться с людьми?

- Разве только с этим... краскомом. Этот, как вы понимаете, представляет особый интерес.

- Отлично. Разрешите на днях сообщить, где и когда...

Стауниц открыл дверь и крикнул:

- Шалико! Счет!

Ему подали счет. Якушев полюбопытствовал и увидел семизначную цифру.

- С чаевыми около шести миллионов. Вернее, ровно шесть. Все мы нынче миллионеры, ваше превосходительство.

Они вышли на улицу. Уже стемнело. Стауниц кивнул и пропал в темноте. Улицы почти не освещались.

Якушев шел не торопясь, в тяжелом раздумье. "Нет, они не угомонились". Представил себе лицо Стауница, его злую усмешку, его злые глаза и крепкие белые зубы, которыми он разрывал розовое мясо барашка. "Волк, - подумал Якушев, - настоящий волк. Они не оставят меня в покое".

12

Якушев решил написать Артузову, просил принять его по важному делу и отдал письмо в окошко бюро пропусков. В тот же день вечером позвонил Артузов и сказал, что ждет его к одиннадцати часам вечера. Пропуск будет заказан.

Без четверти одиннадцать Якушев был у Артузова. Тот сказал:

- Через пять минут вас примет Дзержинский.

Нетрудно догадаться, что переживал в эти пять минут Якушев.

Дзержинского он видел тогда, после очной ставки с Варварой Страшкевич, несколько минут. Якушев в тот момент был так ошеломлен, так потрясен, что появление Дзержинского помнил смутно. А теперь ему предстоял разговор с этим человеком, имя которого внушало панический страх белым. Говорили о нем как о безжалостном, жестоком и неумолимом противнике, называли "красный Торквемада", и сам Якушев ужаснулся, думая о том, чем может кончиться его встреча с Дзержинским. Может быть, пересмотром его дела и гибелью? Якушев страшился этого свидания, хотя он ничего не утаил на последнем допросе. Вместе с тем пробуждалось странное чувство любопытства. До революции Якушев никогда не встречался с революционерами, после революции ему приходилось беседовать с Красиным, Керженцевым, но это были чисто деловые беседы, в особенности с Красиным. Якушев не мог не признать, что эти люди меньше всего думали о своем личном положении, о карьере, как прежние сановники. Дзержинский теперь народный комиссар путей сообщения и по-прежнему борется с контрреволюцией. Он остался тем же страшным противником белого движения, как и в первые дни революции...

Пять минут прошли. Якушев не помнил, как они миновали коридор третьего этажа, прошли комнату, где сидели за столами какие-то люди, перед ним открылась дверь в другую комнату, и в нескольких шагах от него, у стола, стоял человек, перелистывая бумаги в папке. Он положил папку, поднял голову - это был Дзержинский.

- Садитесь... Не удивляйтесь, что я вас принял в такой поздний час. К сожалению, не мог найти другого времени.

- Очень признателен... Поверьте, я не ожидал встречи с вами. Я полагал, что мне уделит время ваш сотрудник. Положение складывается так, что выпутаться из него собственными силами я не могу...

- Попробуем вам помочь, - сказал Дзержинский, подвинул стул к Якушеву и сел. - Что же с вами произошло?

- Еще не произошло, но может произойти.

Якушев всегда говорил ясно и не искал слов, но теперь он, запинаясь и волнуясь, рассказал о встрече на бульваре с Ртищевым и о своем свидании с Стауницем.

- Мне казалось, что я смогу дать им понять, что ухожу из их организации навсегда.

- Это оказалось невозможным?

- Да. Я немедленно вызвал бы подозрения, я слишком много знал, и эти, особенно Стауниц, не остановились бы перед убийством.

- Это - волки. Они вас в покое не оставят.

Дзержинский задумался.

- Конечно, наша обязанность вас защитить. Но как? Есть два пути: первый - дать вам возможность уехать далеко, куда-нибудь в провинцию. Но вы для них фигура, и они будут встревожены. А тревожить их сейчас не время. Ликвидация МОЦР дело будущего. Второй путь...

Дзержинский снова умолк, встал, отошел в сторону, и на этот раз его молчание было довольно долгим.

- Вы решили стать добросовестным советским служащим? Вас это вполне удовлетворяет? Вас, человека, который любит свою родину, человека острого ума, твердого характера и решимости. Такие работники нам нужны, я уважаю их, они отдают свои силы восстановлению народного хозяйства.

- Я знаю, мне говорили сотрудники Наркомпути.

- Но вы обладаете способностями и некоторыми данными, которые могут принести пользу государству в еще более важной области. Не будет ли правильнее дать вам трудиться в области укрепления безопасности нашего государства, в защите его от покушений со стороны злейших врагов? Подумайте, о чем я говорю.