Анатолий Уткин - Дипломатия Франклина Рузвельта Страница 13

Рузвельт рассчитывал, что Англия, потерявшая преобладание на морях, теряющая влияние на европейском континенте и рассредоточившая свои силы в защите империи, выступит естественным союзником США. В известном смысле США будут наследовать - спустя столетие - Англии в ее стремлении к мировому доминированию. Второй из предполагаемых бастионов в Европе - Испания - был далеко не так предрасположен войти в американскую зону влияния. Подготовить ее к такой роли следовало посредством целенаправленной политики. Трудности представляло не наследие 1898 года, полагал Рузвельт, а текущая политическая эволюция Испании. Как помочь утвердиться в Мадриде дружественным силам? В ходе гражданской войны (1936 - 1939) Рузвельт все больше приходил к выводу, что победа любой из воюющих сторон не сулит увеличения американского влияния на Пиренейском полуострове.

Ф. Рузвельт желал укрепить дипломатические позиции Америки усилением ее военного потенциала. "Неодолимых" пацифистов он убеждал тем, что военно-морское строительство повлияет на занятость в стране. Министерство военно-морского флота заготовило цифры: программа строительства создает занятость представителей 125 профессий, участие квалифицированных рабочих изо всех уголков страны. Но главное, писал Рузвельт, это строительство "поставит нас вровень с военно-морским флотом Японии, которому наш военно-морской флот, возможно, уступает".

Видимо, впервые чувство, что европейские события опять роковым образом скажутся в США, появляется летом и осенью 1934 года. В июне прекратились заседания Женевских переговоров по разоружению, затем последовали фашистский путч в Австрии с убийством канцлера Дольфуса, убийство в октябре в Марселе югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Барту. Именно об этом - и о желании вмешаться в европейскую ситуацию - говорит письмо президента Рузвельта послу США в Берлине У. Додду (август 1934 года). "Я пытаюсь увидеть какой-либо луч надежды, который дал бы мне возможность протянуть руку помощи. Но ныне пока ничего подобного не видно".

Брожение в европейской политике, шаги по формированию двух коалиций не остаются без внимания президента. В своем послании "О положении страны" на 1935 год он предупреждает соотечественников: "Международная ситуация не улучшилась... Многие старые распри вышли на поверхность, старые эмоции разбужены, возникла новая тяга к вооружению и обретению мощи".

Через месяц после этого послания Америка уже находилась в другом мире. Отстояние от планетарных дел становилось все более дорогим удовольствием. В феврале 1935 года фашистская Италия послала свои войска в Эфиопию. В марте Германия провозгласила планы создания армии в 550 тысяч человек и объявила, что вопреки Версальскому договору у нее уже имеются военно-воздушные силы. Оценивая эти события, Рузвельт писал своему послу в Риме Б. Лонгу: "Я не исключаю, что мы находимся в июне или июле 1914 года".

Мы видим, что для Рузвельта события в Европе были причиной действительно больших опасений и надежд. Под их влиянием он запросил у конгресса 1,1 миллиарда долларов на укрепление вооруженных сил - немыслимая тогда для мирного времени сумма, беспрецедентный военный бюджет. Мощные политические силы в стране восприняли это прежде всего как неоправданный риск. Левые органы печати справедливо указали на 20 миллионов американцев, стоящих в очереди за пособием - им, а не военному ведомству нужна была экстренная помощь. Ветераны первой мировой войны прошли маршем по Вашингтону в восемнадцатую годовщину вступления США в эту войну. Читающая Америка обсуждала книгу У. Миллиса "Дорога к войне: Америка, 1914 - 1917", в которой говорилось, что вступления в войну, а с этим и ее жертв можно было избежать.

Конгресс принимал нейтралистские акты, а общее настроение было не в пользу активной внешней политики. Но Франклин Рузвельт в эти месяцы апрель и май 1935 года - приходит к убеждению, что появляется шанс выйти в воды большой мировой политики. Моргентау свидетельствует, что президент рассматривал возможности того, что "Англия, Франция, Италия, Бельгия, Голландия, Польша и возможно Россия сплотятся вместе и выработают десятилетнюю программу разоружении... Они предложат Германии подписать этот пакт. Если она откажется, эти страны установят двустороннюю блокаду Германии, не позволяя ничему ввозиться или вывозиться из Германии... Мы пошлем туда нашего адмирала, который будет помогать в досмотре наших судов, чтобы не нарушать блокаду. Если это не поможет, тогда возникнет вероятие мировой войны".

Рузвельт попытался привлечь на свою сторону кадровых дипломатов и тут же обжегся. Заместитель государственного секретаря Филипс после доверительных бесед с президентом отметил в дневнике, что Рузвельт "полностью ушел с прямой дороги". Тогда президент обратился к "верным" людям, к геополитикам вильсоновского периода. В апреле 1935 года Рузвельт начал переписку с самым доверенным советником Вильсона - полковником Хаузом. Опыт Хауза, опыт первого активного участия Америки в большой политике казался Рузвельту чрезвычайно существенным.

Между тем страна шла противоположным желаемому Рузвельтом путем: 31 августа 1935 года конгресс принял Акт о нейтралитете, который запрещал предоставлять воюющим странам займы, кредиты, оружие и любые другие стратегические товары. Ныне, издалека, видно, что Рузвельт резко противился изоляционистскому законодательству. Начиная с января 1935 года он ослабил активность на арене внутреннего законодательства - чтобы получить возможности маневра в отношениях со сторонниками изоляционизма на Капитолийском холме. И лишь увидев обреченность своих усилий, Рузвельт в середине 1935 года оставил подобные занятия. Изоляционизм был явно сильнее. В Белом доме к такому заключению пришли в конце июля 1935 года. "Если мы не можем их победить, присоединимся к ним". И Рузвельт инструктировал "своих" сенаторов присоединиться к изоляционистам, чтобы иметь возможность использовать само это законодательство как своего рода "аргумент" в разгорающемся мировом споре. Одновременно ему хотелось сделать законодательные акты более гибкими. На заседании кабинета 26 июля 1935 года он пообещал поддержку нейтралистского законодательства в обмен на "свободу действий в применении эмбарго". И потерпев поражение, вынужденный подписать в сентябре 1935 года Акт о нейтралитете, Рузвельт сказал: "История полна непредсказуемых поворотов, которые требуют гибкости в действиях. Можно представить себе ситуации, в которых абсолютно негибкие положения первого раздела данного Акта могут произвести эффект, противоположный предполагаемому. Другими словами, эти негибкие положения могут вовлечь нас в войну вместо того, чтобы удержать".

В широкие круги американского общества обеспокоенность нацизмом в Европе и японской агрессией в Азии стала проникать лишь в 1937 году. Это позволило Рузвельту несколько освободиться от пут нейтрализма, от преобладающего давления изоляционистов, приступить к более активной и конструктивной политике. Начиная с 1937 года видны постоянные и нарастающие усилия Рузвельта, рассчитанные на воздействие в отношении взглядов американцев. Опасность лежит не где-то, а исходит от определенных сил. Эти силы концентрируются, находят связи между собой. Бездействие потенциальных жертв провоцирует агрессоров.

В середине 30-х годов западное крыло Белого дома было перестроено и приняло современный вид. После нескольких покушений процедура контактов с президентом стала более жесткой. В 30-е годы произошла чрезвычайная концентрация президентской власти, резко расширился ее объем. Общенациональные программы "нового курса" делали Белый дом центром принятия ощутимых повсюду мер, президент становился распорядителем многих судеб. Франклина Рузвельта восхищала эта растущая власть. Наверное, для того, чтобы как-то сократить дистанцию между собой и публикой, он приглашал к себе в утренние часы все большее число людей. При этом реже становятся его контакты с природой - что для человека, выросшего в поместье, было существенно. По сотне раз на день Рузвельт выглядывал из окна на газон и деревья южной части Белого дома, его радовала любая погода, любое время года.

Большую часть дня Рузвельт проводил в своем Овальном кабинете. Именно сюда в час подавали ланч. Президент обычно приглашал лишь одного сотрапезника. Отчасти из опыта и наблюдений, отчасти инстинктивно, Рузвельт пользовался преимуществами своего поста. Честь обедать тет-а-тет с президентом "разоружала" приглашенного. В то же время машина слухов и сплетен работала безостановочно, и президент постоянно давал ей пищу. Франклин Рузвельт являлся прирожденным мастером производить впечатление, он никогда не был одинаков и прилагал усилия безотносительно - находился ли рядом с ним посол крупной страны или почти случайный посетитель. Это искусство всегда было его мощным оружием, и он довел его до возможного совершенства. "Ни один президент, - пишет Р. Тагвел, - не имел более тонкого понимания сложного механизма человеческих отношений. Он наблюдал, как его подчиненные играли в свои собственные игры; останавливал их, когда это было необходимо; помогал им, когда это было удобно; эффективно наказывал своим невниманием, вознаграждал, делясь самыми сокровенными мыслями. Приглашение прибыть на ланч часто было одной из таких наград. Каждый член администрации знал, что Гарольд Икес, Генри Уоллес или Джесс Джонс обедают вместе с президентом и каждый думал о том, что это означает для его интересов".