Александр Пыжиков - Питер - Москва. Схватка за Россию Страница 13

Но настоящая схватка купечества и русской партии непосредственно с министром финансов произошла в 1884 году при обсуждении устава русско-американской компании. Это предприятие бралось построить по стране сеть элеваторов, чтобы существенно снизить затраты на транспортировку зерна, идущего на экспорт. Представитель и акционер компании П.П. Дурново не скрывал, что прежде всего отстаивает интересы землевладельцев-дворян. Данную коммерческую инициативу всячески продвигал Н.X. Бунге, который, со своей стороны, не мог не приветствовать такие крупные инвестиционные вложения. В этом деле он решил заручиться поддержкой Государственного совета[168]. Однако против учреждения русско-американской компании резко выступили «представители народной политики» в лице Московского биржевого комитета и его политических союзников. «Московские ведомости» в пух и прах разносили проект, напрочь отвергая представленные экономические расчеты. Вместо игры в цифры издание предложило рассудить, кому в полное распоряжение достанется хлебная торговля. И сделало вывод: этот исконно русский бизнес отдается в жертву иностранцам, а местное купечество будет довольствоваться крохами, которые русско-американская компания пожелает им выделить. Слушания в Госсовете передовая статья газеты окрестила «торгом со своей совестью»[169]. А когда сторонники проекта указали, что в правлении компании будут отнюдь не только иностранцы, но и русские подданные, М.Н. Катков многозначительно заметил, что «между русскими подданными есть всякие»[170].

Тем не менее стараниями Н.X. Бунге и П.П. Дурново общее собрание Государственного совета большинством проголосовало за создание русско-американской компании (за – 33 члена, против – только 8). Но тут к ее противникам присоединился сам государь император. Александр III выразил недоумение тем, что это дело вообще оказалось в Государственном совете, и недвусмысленно назвал представление министра финансов «очень легкомысленным»[171]. В результате он утвердил мнение меньшинства, отметив в своей резолюции, что подобная коммерческая инициатива опасна для России. (Очень интересно, что император вспомнил при этом известный тендер 1868 года по продаже Николаевской железной дороги: тогда одна из проигравших участниц – американская фирма – предъявила претензии российской стороне и та потом долго и мучительно с ней развязывалась.) Эпизод с русско-американской компанией стал крупной лоббистской победой купеческой буржуазии, а также первой серьезной трещиной в отношениях Александра III и его министра финансов. Лишь благодаря усилиям государственного секретаря А.А. Половцова высочайшую резолюцию решили не обнародовать, чтобы не бросать явную тень на Бунге[172].

Следующая операция москвичей в экономической сфере оказалась еще более масштабной. Купечество настроилось нейтрализовать промышленный потенциал Польши: конкуренция с этим западным районом империи уже давно раздражала русских фабрикантов. Детальное изучение вопроса поручили верному последователю М.Н. Каткова и И.С. Аксакова публицисту С.Ф. Шарапову[173]. В 1885 году он побывал в регионе, после чего представил доклад о перспективах конкуренции с Польшей. Сразу отметим, что речь шла не только о хозяйственных проблемах, но и об их политической подоплеке. Как известно, значительная часть промышленности Польши находилась в руках у немцев, облюбовавших там командные высоты экономики. Это стало возможным благодаря тому покровительству, которым выходцы из Германии неизменно пользовались в Петербурге. По наблюдению Шарапова, даже железнодорожная сеть России являлась простым продолжением германских торговых путей внутрь нашей страны[174]. При поддержке центральной власти развитие польской промышленности шло быстрыми темпами; выдерживать конкуренцию с ней становилось все труднее. В результате коренные русские фабрики и мануфактуры оказались под угрозой, «чувствуя, как шаг за шагом почва уходит из-под ног»[175]. И вот пришло время изменить положение, при котором немецкий капитал процветает за счет русского купечества. Для этого предлагалось повысить налогообложение польских предприятий и ввести повышенные железнодорожные тарифы на импортные грузы от границ России к центру. Вновь прозвучало напоминание о необходимости создать специальный орган, призванный оберегать собственно русскую экономику[176]. Форсируя события, Московский биржевой комитет продемонстрировал, что значит стоять на страже интересов коренных частей страны: им было подано ходатайство о восстановлении таможенной границы между польскими губерниями и Россией.

На это требование шокированный министр финансов Н.X. Бунге согласиться никак не мог[177]. Тем не менее фабриканты Лодзи сполна ощутили возросший лоббистский потенциал купечества Первопрестольной. И теперь жалобы стали раздаваться уже с их стороны: они указывали на уменьшение прибылей, что стало прямым следствием ухудшения общих условий хозяйствования.

Пользуясь политической поддержкой, лидеры московской буржуазии начали постепенно осваиваться в стенах Министерства финансов; теперь главное экономическое ведомство вынуждено было считаться с их требованиями. Если прежде обращения фабрикантов назывались «домогательствами», то теперь они становились ориентирами для практических шагов в экономике. Характерный пример этого обнаруживается в переписке Министерства финансов и Московского биржевого комитета. В конце 1883 года двадцать четыре крупных промышленника Центрального региона обратились в правительство с просьбой плотнее привлекать сведущих и заинтересованных лиц для трудов в комиссии по пересмотру общего таможенного тарифа[178]. Согласие со стороны министерства последовало незамедлительно. Особенно обращают на себя внимание такие слова:

«В совещаниях могут быть высказаны мнения противоположные тем, кои будут положены в ожидаемом от Московского биржевого комитета заключении. Департамент торговли и мануфактур по поручению господина министра финансов считает нужным сообщить: не будет ли признано полезным назначить особых представителей от Московского биржевого общества к участию в предположенных совещаниях по одному или два лица для каждого из производств. О том, кто будет избран, просьба сообщить»[179].

Встретив такое расположение к своим инициативам, купеческая буржуазия начала высказываться по разнообразным экономическим вопросам. То ее представители озаботились появлением англичан на реке Енисее и потребовали прекратить подрыв торговли с сибирским краем[180]. То настаивали на поддержке импорта риса через азиатскую границу, дабы уменьшить европейские экспортные потоки и обеспечить загрузку отечественных судов и т.д.[181]

Апогей купеческого влияния пришелся на отставку Н.X. Бунге: его пребывание на посту главы финансового ведомства вызывало все большее недовольство капиталистов из народа и их друзей из русской партии. В.П. Мещерский и М.Н. Катков настойчиво добивались его ухода, расчищая путь для приверженцев протекционизма. 1 января 1887 года министерство возглавил И.А. Вышнеградский – креатура русской партии. В августе он посетил Нижегородскую ярмарку, где стал почетным и желанным гостем. Обращаясь к новому министру, председатель ярмарочного комитета П.В. Осипов откровенно заявлял:

«[Русское купечество] знает, какое знамя поднято вашим высокопревосходительством и по какому пути решили вы вести русское государственное хозяйство»[182].

Ободренная сочувствием властей, купеческая буржуазия представила обширную программу торговой экспансии, призвав решительно осваивать рынки Закавказья, Персии, Средней Азии, Дальнего Востока[183]. Именно министр финансов И.А. Вышнеградский с энтузиазмом завершил протекционистскую таможенную эпопею. Он принял решение о резком повышении пошлин: их предполагалось сделать самыми высокими в Европе. Для обоснования этих намерений из столичного Технологического института, где ранее трудился И.А. Вышнеградский, была приглашена группа профессоров вместе все с тем же Д.И. Менделеевым, которому поручалось выработать ставки по товарам химической промышленности. Однако Менделеев не ограничился скромной, на его взгляд, задачей и подготовил программу тарификации всех хозяйственных отраслей, сгруппировав их по двенадцати разделам. Его обширная записка передавалась для заключений в биржевые комитеты. Все участники проекта демонстрировали твердую убежденность в необходимости упрочить таможенную систему страны[184]. Идейную сторону этой работы обеспечивали издания «Московские ведомости» и «Русь», которые уже давно обосновывали преимущества покровительственной экономической политики[185]. Вообще по сравнению с 1868 годом ситуация сложилась прямо противоположная. Либеральные круги, выступавшие за свободу торговли, теперь оказались проигрывающей стороной. Им оставалось только подмечать, что, например, пошлины на хлопчатобумажные изделия уже и так превышают ставки 1868 года, когда их как высшего предела домогались те же самые московские деятели. Аграрии предрекали, что неоправданный рост тарифов увеличит производство сверх рыночных потребностей и естественным образом вызовет кризис[186]. Но участники таможенной эпопеи оставались глухи к подобным аргументам. Как вспоминал чиновник финансового ведомства В.И. Ковалевский, министр Вышнеградский к запросам: