Сборник - Причерноморье в Средние века. Вып. IX Страница 13

Таким образом, имена всяческих генуэзских оффициалов и стипендиатов не могут объяснить нам сиглы на акча и пулах Каффы 1466 г. Выражаясь иначе, лица, причастные (и потенциально причастные) к производству монеты в то время, свою ответственнось на ней не обозначали. Мы можем трактовать сиглы на акча и далее как инициалы лишь в том случае, если скажем, что за ними скрывались лица из последней категории, имевшей хоть какое (а вернее, самое непосредственное) отношение к монете, отчеканенной на монетном дворе Каффы. Речь идет о заказчиках монеты. То есть, остается предполагать, что искомые инициалы на акча Хаджи Гирея и Нур Давлата появлялись вследствие того, что граверы создавали штемпели под конкретный договор на поставку монеты из серебра, переданного на монетный двор[198]. Рынок благородных металлов был отнюдь не хаотичен в Средневековье: скупкой сырого металла занимался или сам монетный двор, или посредники, аккумулировавшие его до объемов, позволявших монетариям начинать производственный цикл. Нас поэтому должны в первую очередь заинтересовать банкиры Каффы к которым, помимо прочего, стекалась чужеземная монета (поскольку ее обмен на местную был одной из функций банков). Эти предприниматели могли располагать (и располагали) значительными – десятками и сотнями тысяч дангов – суммами в серебре, которое монетарии могли принять в работу. Кроме того, кредитование торговли, которым банки как раз и занимались, требовало наличности, и именно через кредит банкир мог без проблем реализовать выполненный монетчиками заказ. В 1466 г. в Каффе практиковало минимум четыре банкира (Abrahe de Vivaldis, Lazarus Cataneus et socius, Gaspal Iudex), еще один, Gregorius Rubeus оставил банковское дело в 1465 г. и стал заниматься откупами, в частности, монетного двора.

Три из пяти-шести имеющихся сигл включают инициал «B», поэтому полагать, что между ними нет ничего общего, трудно. Еще труднее сказать, что за «BGL» и «BG» не стоят одни и те же лица. Пытаясь идентифицировать их имена, необходимо понимать, что искать постоянного заказчика монеты с именем, начинавшимся на «B», вовсе не обязательно. Дело в том, что заглавный инициал «B» использовался в делопроизводстве казначейства Каффы для обозначения интересующего нас рода занятий. Когда писарь массарии ставил его после личного имени (Gaspal Iudex B., Lazarus Cataneus et socius B.) он просто приводил сокращение слова «bancherius». То есть за сиглами «BG» должно стоять «banchum Gaspalis», а за родственными ей «BGL» – «banchi Gaspalis et Lazari». Несмотря на то, что имя компаньона Ладзаро Каттанео (естественно, тоже банкира) в сохранившихся счетах массарии 1466 г. нигде не раскрывается, существование акча с сиглами «BS» дает нам подсказку и надежду определить, кому пошел заказ на акча Нур Давлата.

Дело в том, что круг горожан, авторитетных и компетентных для того, чтобы участвовать в управлении консулатом в качестве членов Совета и оффиций, был не безграничен. Компетенция в финансовых делах была естественным требованием для членства в финансовых оффициях (Ofcium memorum, Ofcium monete), и именно в силу этого среди чиновников, перечисленных выше, фигурируют два известных нам банкира – Абрахе де Вивальди и Ладзаро Каттанео. Но кроме них, еще одним многолетним членом финансовой оффиции служил генуэзец с именем, начинавшимся на «S» – Симоне де Кармадино. Предположив, что он был неназванным компаньоном Ладзаро Каттанео, мы получим объяснение сиглы «BS».

Причастность банкиров к заказам на монету Каффы объясняет нам часть сигнатур. Но ведь нужда в монете была не только у банкиров, но и у власти! Такой властью могла быть как генуэзская администрация (ср. прим. 43, 91), так и крымские владетели. На мой взгляд, странное появление строчного «d» среди прочих инициалов связано с тем, что за ним стояло не личное имя: «dS» обозначало очередного заказчика акча – солхатского бея Мамака, который был «господин (повелитель) Солхата», «dominus Sorcati». Ведь в отличие от «bancherius’ «dominus’ сокращалось писарями и нотариями стандартно, до строчного «d.», даже когда оно прилагалось в значении «государь» к титулу или имени хана. Однако ассоциация сигл с поставщиками серебра подразумевает, что самые объемные заказы на монетный двор шли от кого-то, кто обозначен на монете инициалами «II». Судя по количеству штемпелей, его потребности в монете (а равно его обеспеченность серебром) превосходили потребности любого из упомянутых банкиров или бея Солхата. Можно было бы искать среди жителей Каффы пару каких-нибудь богатеев[199] – например, откупщиков, чьи имена начинались на «I», – если бы не то обстоятельство, что в средневековой латыни, и в латыни генуэзцев в частности, c заглавной буквы, подобно личным именам, писались так называемые «nomina sacra». К ним, в отличие от «dominus», всегда относился титул «Imperator». Несмотря на то, что будет рассказано ниже о событиях 1466 г., я не рискую сказать, что это был крымский хан (т. е. «Император») с именем, начинавшимся на «I»[200], а предпочитаю думать, что сиглы «II» были сокращением латинской формы стандартного титулования правителей «», присутствующего на аверсе татарской монеты не только времен Гиреев. Таким образом, сиглы «II» на реверсе означают, что «султан законный», «Imperator Iustus» был заказчиком этих татаро-генуэзских акча[201]. Хаджи Гирей, действительно, как будет рассказано несколько ниже, заказывал монету у генуэзцев.

Главной особенностью чекана 1466 г., является, конечно же, не то, что на монетах имеются сиглы, а то, что серебряный и медный чекан объединяются в одной последовательности использованием общих штемпелей. Само по себе это явление не является уникальным: монетчики различных держав, в том числе и Золотой Орды, а также самой Каффы, в прошлом прибегали к приему, прямолинейно декларировавшему обеспеченность меди наравне с серебром. Для нас важнее то, что начало (вернее, возобновление) медного чекана, совпало с интродукцией акча.

В XV в. возрения татарских финансистов на монетную политику претерпели коренные изменения. Выражалось это в том, что монетные дворы, активно чеканившие пулы при Токтамыше и достаточно активно в первую четверть XV в., фактически прекратили выпуск медной монеты. Буквально по пальцам можно пересчитать типы пулов, как сейчас представляется, выпущенных от Волги до Дуная в полвека, последовавших за смертью Идегея и сыновей Токтамыша, за отделением Крыма и Болгара. Для самого Крыма нумизматами выявлена лишь медная эмиссия с датой 823 г. х., осуществленная либо Бек Суфи, либо Улуг Мухаммадом[202]; один немногочисленный и второй редчайший тип меди отчеканили генуэзцы в Каффе в 1425 г.[203] После этого на десятилетия наступает затишье и лишь в конце царствования Хаджи Гирея мы снова видим на рынке новые пулы.

Фактическое отсутствие меди (число находимых пулов даже трудно сравнивать с валом гирейских и позднеордынских дангов) указывает на то, что государство избавило себя от забот по насыщению рынка разменной монетой. Населению оставили право довольствоваться завозными турецкими мангирами и застрявшими в обращении ордынскими пулами XIV – начала XV в. Обыватели приписали им никем не гарантированный и неизвестный нам курс по отношению к дангу, лишь бы иметь возможность совершать каждодневные покупки, ходить в харчевни и посещать бани.

Ситуация, к которой подданые ханов за поколения полностью адаптировались, ставит перед исследователем денежной системы логичный вопрос: а были ли те выпуски меди, которые мы знаем, мероприятием, перед которым стояла цель обеспечить рынок фракциями для размена серебра? По меньшей мере для одного случая я могу сказать, что это было не так: медные «фолларо» с генуэзским замком и тамгой-вилкой Давлат Берди появились по нужде с номиналом в полданга[204]. Номинал большинства прочих эмиссий, по-видимому, останется загадкой: он может оказаться теми же полданга, если в медь были заложены кредитные функции «военных денег», а может быть и в разы меньше, если это были всего лишь донативы, предназначенные для церемониальных раздач. Чекан же меди в Каффе, потребовавший 15 штемпелей аверса, в сжатые сроки давал консулату количество пулов, достаточное для того, чтобы наполнить десяток тысяч среднестатистических «кошельков», что недалеко от оценки численности всего дееспособного мужского населения консулата[205]. Значит, если одинокие штемпели меди, выпущенной, возможно, в 1430–1440-е гг. в Ордабазаре, означают разовое действие, уместное в случае как «военных денег», так и донатив, то эмиссия меди Каффы, растянувшаяся на месяцы в конце правления Хаджи Гирея, имеет совсем иное объяснение. Размер подобной изолированной эмиссии и ее тесные штемпельные связи с одним-единственным типом серебра не позволяют повторять вслед за С. Г. Бочаровым или К. К. Хромовым, что чекан растянулся «на десятилетия». Принимая в расчет, максимум, двухнедельный срок службы штемпеля[206], можно утверждать, что производство требовало нескольких месяцев, и даже если предполагать активное матрицирование штемпелей – порядка года. Впрочем, это будут опять лишь максимальные цифры, ориентированные на занятость единственного чеканщика, тогда как указано, число известных поименно и нанятых для работы на монетном дворе Каффы ювелиров в 1465–1466 г. возросло до восьми.