Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так! Страница 13

Перемена Польши

Впрочем, пока имела место временная стабилизация системы, вызванная ослаблением террора, правительство могло заниматься всем вышеперечисленным более или менее безнаказанно. И даже вмешиваться в дела других стран.

Так, в декабре 1586 г. в Польше умер Стефан Баторий. Предстояли выборы нового короля, и одной из кандидатур стал Федор Иванович. Знаменательно при этом, что от Федора не требовалось перекрещиваться в католичество: поляки заявили, что достаточно будет поманить Папу Римского надеждой на будущее воссоединение Церквей.

Однако для того, чтобы склонить на русскую сторону большинство на Сейме (вернее, удержать его, поскольку бо́льшая часть депутатов была именно за Федора, которому противостояли австрийский эрцгерцог Максимилиан и шведский король Сигизмунд), требовалось затратить примерно 200 тыс. рублей, по каким-то причинам московские послы этих денег не дали (явно не в силу отсутствия таковых, «бездефицитный» бюджет – об этом подробнее уже говорилось и еще будет сказано чуть ниже – позволял такие траты).

Видя невозможность склонить большинство избирателей на русскую сторону, русские послы поддержали в качестве претендента на польский престол эрцгерцога Максимилиана, а на литовский – все-таки продолжали поддерживать Федора. Это было логично, так как сторонниками последнего были в основном литовские паны. Интересно, что московская сторона стала давить на Сейм, требуя избрания Максимилиана, «следуя прежним дружеским отношениям к Австрии». Но «раздел Польши» опять провалился, и королем избрали Сигизмунда Шведского – под порядковым номером «Третий»); это произошло потому, что поляки сумели склонить на его сторону и большинство литовских панов. Именно Сигизмунд и был коронован 16 декабря 1587 г. Максимилиан пытался отстаивать права на трон силой, однако был разбит поляками и отпущен под условием отказа от претензий на польский трон[138].

Таким образом, неудача для России усугубилась тем, что польский и шведский престолы оказались в одних руках. Однако это политическое поражение вскоре было компенсировано военным успехом. В 1590 г. удалось, начав войну со Швецией, отвоевать у нее бо́льшую часть утраченного в Ливонскую войну побережья Балтийского моря.

Еще больший успех имел место на политическом фронте: шведы, недовольные правлением ярого католика Сигизмунда, свергли его с престола. Теперь, несмотря на то что Швецией и Польшей правила одна династия, они стали врагами. Единый польско-шведский антироссийский фронт провалился. В 1599 г. шведский Сейм окончательно лишил Сигизмунда прав на трон.

Однако, как показали дальнейшие события, для России то была пиррова победа. Польша, рассорившаяся со Швецией, перешла в габсбургско-католический лагерь. Таким образом, вместо врага в тылу поляки получали союзника, который, заполучив в свой лагерь «не мытьем (избранием Максимилиана Габсбурга), так катаньем (переходом на их сторону Сигизмунда Вазы)» Польшу, не прочь был сделать то же самое и с Россией. Щелкаловская внешнеполитическая концепция союза с Габсбургами, имевшая смысл ранее, теперь его потеряла.

Тем временем Россия стала Габсбургам еще нужнее. То, что Испания как поставщик «пушечного мяса» слабеет, после разгрома в 1588 г. Непобедимой армады становилось все очевиднее. Голландцы снова перешли в наступление на суше и начали наносить Габсбургам тяжелые удары и на море. В 1596–1597 гг. англо-голландский флот атаковал испанский порт Кадис. Примерно тогда же голландцы начали вытеснять испанцев (которые после оккупации ими Португалии в 1580 г. сменили в Азии и Африке португальцев) из Индии и Индонезии. Во Франции Генрих IV (первый из династии Бурбонов) примирил католиков и гугенотов и положил конец вмешательству Испании во французские внутренние дела, вскоре также нанеся испанцам ряд поражений. Война Австрии с Турцией (начавшаяся еще с 1592 г.) также шла для Габсбургов не очень удачно…

В общем, Россия была очень нужна как источник ресурсов габсбургско-католическому блоку. Нужно было вмешаться в ее дела и прибрать к рукам, однако так, чтобы русские по возможности не очень сопротивлялись и, соответственно, в больших количествах не погибали – пригодятся еще для габсбургских войн! Таким образом, вопрос стоял о благовидном предлоге для вмешательства в русские дела. И предлог вскоре появился…

Кто убил царевича Дмитрия?

Бориса Годунова довольно часто пытаются «отмазать» от убийства царевича Дмитрия. Вот, например, В.Д. Чарушников отрицает роль Годунова в убийстве Дмитрия, так как никто не ждал, что Федор останется бездетным, а кроме того, Федор не считал Дмитрия своим наследником как рожденного в шестом (на самом деле – в восьмом. – Д.В.) браке, незаконном с православной точки зрения: православие разрешает жениться не более трех раз[139]. С.Ф. Платонов на этом основании даже называет его «так называемым «царевичем Дмитрием» (кавычки Платонова. – Д.В.)»[140]. В.Д. Чарушников верит приговору комиссии В.И. Шуйского, которая расследовала обстоятельства гибели царевича, поскольку все показания свидетельствуют, что царевич «набросился на нож», и при этом совпадают[141].

Однако К. Валишевский по поводу последнего обстоятельства отмечает, что показания большей части свидетелей «производят впечатления хорошо заученного урока», а также добавляет, что следователи не то не осмотрели тщательно труп царевича, не то даже вообще его не видели![142]

Что касается бездетности Федора, то к весне 1591 г. брак его с Ириной продолжался уже одиннадцатый год, так что определенные выводы сделать было можно. Возражение по поводу рождения царевича в незаконном браке серьезнее, но и тут при отсутствии других царских сыновей или братьев мог сработать принцип «на безрыбье и рак рыба». В конце концов, не байстрюком же Дмитрий был, Иван Грозный с Марией Нагой таки обвенчались, и Церковь, как-никак, официально разрешила царю жениться более трех раз… Кстати, если Дмитрия считали незаконным, то вот и объяснение того, почему Иван Грозный тоже запрещал жениться князьям-Рюриковичам! Но уж Борис Годунов в любом случае имел намного меньше прав на царство, чем Дмитрий! Кстати, еще в 1586 г., возражая против требований развода царя Федора с Ириной, митрополит Дионисий сказал, что, мол, царь и царица еще молоды и вполне могут иметь детей, а если бы и не было их, то у Федора есть брат Дмитрий (выделено мною. – Д.В.)[143]. Таким образом, Церковь устами своего главы подтвердила законность прав Дмитрия на престол.

С учетом всего этого простая постановка вопроса «Кому выгодно?» вынуждает признать: выгодно было Борису. Помимо перечисленных, и некоторые другие авторы с этим не согласны. Так, по мнению А. Курганова, Годунову гибель Дмитрия была невыгодна, зато она будто бы открывала путь к престолу… Романовым[144]. Непонятно, каким именно образом Романовы, пусть и родственники царя Федора по матери, надеялись обойти всесильного уже к моменту гибели царевича правителя Годунова… А вот последнему, повторим, убийство Дмитрия было не просто выгодно, но представляло собой буквально вопрос жизни и смерти.

В самом деле, если Федор был бездетным, а Дмитрий был при всем при том самым законным наследником, то царствовать в будущем предстояло ему. Это не говоря уже о том, что по приходе Дмитрия в совершеннолетие вполне могли найтись люди, которые внушили бы ему (если бы еще надо было внушать…), что слабодушного Федора, вместо которого всем правит временщик, логично «свести» с трона и сесть на царство самому. При этом родственники нового царя по матери – Нагие, – конечно, не простили бы Борису прошлого величия, а тем более своего удаления от царя.

Между тем нравом царевич пошел явно в своего свирепого папашу, проявляя уже с детства садистские наклонности, например, в том, что мучил животных, любил смотреть, как их убивают, и сам убивал палкой для потехи. Впрочем, само по себе это ни о чем не говорит: садистскими наклонностями страдают многие дети (ребенок зачастую просто не понимает, что котенку, щенку или птичке тоже больно), особенно мальчики.

Гораздо страшнее для правителя было то, что своей ненависти к Годуновым и их сторонникам царевич не скрывал. Например, иногда он во время детских игр лепил снежных баб, нарекал их именами бояр Годуновых и их сторонников, потом рубил в куски и кричал: «Вот что будет с Годуновыми, когда я стану царствовать!»[145] Таким образом, устранение Дмитрия был вполне в личных интересах Бориса. Но интересен другой вопрос: было ли оно в интересах государственных и национальных?

Сразу оговариваюсь: убийство ребенка – в любом случае очень тяжкий грех. И все же – попытаемся представить себе, что было бы со страной, окажись во главе ее «Иван Грозный № 2». Вспомним, что в момент смерти Федора (январь 1598 г.) Дмитрию было примерно столько же лет, сколько и его отцу при начале самостоятельного правления (январь 1547 г.). Проживи он столько же (т. е. примерно до 1635 г.) – выдержала бы Россия, не оправившаяся от Опричнины, еще и его правление? При этом надо учесть, что своих Адашева и Сильвестра (благодаря которым стало возможно «дней Иоанновых прекрасное начало») у Дмитрия явно не было, а если бы и были, то после совершенной его отцом «самодержавной революции» вряд ли он стал бы к ним прислушиваться.