Александр Кравчук - Закат Птолемеев Страница 13

В то же самое время, в конце 57 года, в Верхнем Египте, в долине Нила, состоялся большой религиозный праздник — было завершено строительство храма Гора в Эдфу. Сын Исиды и Осириса, изображавшийся в виде сокола над крылатым солнечным диском, победитель Сета, Гор испокон веков был символом единства страны и царской власти. Более того, царствующий монарх считался плотской оболочкой души этого бога и именовался «живым Гором».

Строительство храма в Эдфу было начато в 237 году до н. э. и продолжалось около двухсот лет. Все цари из династии Птолемеев старались внести свою лепту в строительство и украшение этого храма. Огромный комплекс зданий с каждым годом расширялся и становился всё более пышным. Храм в целом и отдельные детали были строго выдержаны в египетском стиле. Не зная истории строительства этого храма, почти невозможно догадаться, что он воздвигался в эпоху, когда Египтом правили чужеземцы. Всё сооружение носит единый архаический характер, без сколько-нибудь заметных греческих наслоений. Египетскими являются не только основные элементы архитектуры: пилоны, толстые стены, массивные колонны, но и декоративные детали: росписи, надписи. Получается парадокс: храм в Эдфу, один из наиболее хорошо сохранившихся памятников древнеегипетского стиля, обязан своим возникновением династии чужеземных завоевателей.

Окончание работ в Эдфу было ознаменовано церемонией «прикрепления» отделанных бронзой ворот из кедрового дерева. Украшался же храм ещё многие годы после этого.

Чтобы увековечить память о столь важном событии, у входа в храм, на пилонах, была высечена надпись — её можно прочесть и сейчас, — которая гласила, что храм закончен в первый день месяца хойак (5 декабря), на двадцатом году царствования Птолемея, Нового Диониса, и его сестры, Клеопатры Трифены. Фактически же в это время в Египте царствовала Береника. А Птолемея вовсе не было в стране. Как объяснить такую датировку? Вопрос решается очень просто: руководившие окончанием строительства жрецы попросту игнорировали то, что произошло в Александрии. Для них законным правителем по-прежнему был Птолемей XII. (Впрочем, жрецы могли спокойно сделать любую надпись, потому что тайной иероглифов владели лишь немногие греки.)

Таким образом, политика царя, его непрестанные усилия привлечь на свою сторону жрецов принесли хотя бы такие плоды.

Между тем александрийцы прилагали все усилия, чтобы укрепить положение своей царицы. Традиция не допускала, чтобы женщина в Египте царствовала одна. Нужно было найти для Береники мужа, притом непременно царевича, в жилах которого текла бы кровь Птолемеев. Этого требовало чувство верности династии, всё ещё жившее в высших слоях общества.

Прежде всего обратились к сирийскому царевичу Антиоху, тому самому, который в 75 году вместе с братом ездил в Рим, где безуспешно добивался египетского трона, а на обратном пути был ограблен наместником: Сицилии Верресом. Антиох так и оставался царевичем без владений, потому что Сирия в 64 году превратилась в римскую провинцию. Предложение александрийцев открывало перед Антиохом блестящие перспективы, и он принял его с радостью. Однако ему не было суждено занять трон фараонов и Птолемеев — он внезапно скончался во время приготовлений к отъезду.

Другой кандидат в мужья Береники тоже был найден в Сирии. Он принадлежал к роду Селевкидов и охотно женился бы на Беренике, но наместник провинции, Авл Габиний, запретил ему выезжать за пределы страны. (Габиний — это тот самый консул, который в начале 58 года подавил волнения приверженцев Исиды в Риме.)

Наконец отыскался некий молодой человек, якобы принадлежавший к побочным линиям обоих родов — Селевкидов и Птолемеев. Когда будущего монарха привели во дворец, оказалось, что он ведёт себя как простолюдин, что у него манеры базарного торговца. Его сразу окрестили kybiosaktes, что значит «торговец солёной рыбой». После нескольких дней совместной жизни возмущённая Береника приказала его задушить.

Лишь в конце 56 года нашлась подходящая кандидатура. Это был царевич Архелай, отец которого прежде служил в армии понтийского царя Митридата, а потом перешёл на сторону римлян. Благодаря покровительству Помпея Архелай отправлял обязанности верховного жреца Великой Матери богов в одном из храмов в Малой Азии. Но богослужения и забота о храмовом имуществе не давали достаточного выхода энергии и не удовлетворяли честолюбия молодого царевича. Поэтому, узнав, что римляне готовят поход против парфян, он оказался в войске наместника Сирии. Здесь он подружился с молодым начальником конницы Марком Антонием и вступил в переговоры с египетскими послами, которые всё ещё искали супруга для своей царицы. Архелай убедил их, что он сын самого царя Митридата, который, в свою очередь, состоял в родстве с Птолемеями. Таким образом, Архелай удовлетворял необходимым условиям и мог жениться на Беренике.

Узнав об этих переговорах, Габиний взял Архелая под стражу. Правда, вскоре он освободил его. Но почему наместник поступил таким образом? Был ли он подкуплен? Или вёл двойную игру? Может быть, он был заинтересован в том, чтобы ситуация в Александрии усложнилась ещё больше? Не исключено, что за Архелая вступился тогда Антоний. Во всяком случае бывший верховный жрец прибыл в Александрию, женился на Беренике и разделил с ней египетский трон.

Для Птолемея Авлета, находившегося в храме Артемиды в Эфесе, всё это было большим унижением. Что же получалось? Недавний служитель Великой Матери богов сделался египетским царём, а бывшему царю Египта не оставалось ничего иного, как с соизволения римлян стать верховным жрецом Артемиды в Эфесе!

В начале января 56 года произошло событие необычайное и зловещее: молния ударила в статую Юпитера в его храме неподалёку от Рима, на Альбанской горе. Как всегда в подобных случаях, в этом увидели знамение богов. Обратились за толкованием к Сивиллиным книгам. Коллегия жрецов, хранившая Сивиллины книги, нашла в них следующий совет:

«Если египетский царь обратится за помощью, не отказывайте ему в дружбе, но и не давайте войска, ибо подвергнете себя многим трудностям и опасностям».

Совершенно ясно, что устами Сивиллы говорили те группировки, которые относились отрицательно к серьёзному вмешательству в дела Египта. Всем было известно, что пророчества — это только приём в борьбе партий, используемый издавна и в различных ситуациях, но всякий, кто решился бы заявить об этом публично, был бы провозглашён безбожником. К тому же большинство сенаторов стремилось оттянуть решение вопроса о Египте.

Дебаты велись без конца, предлагались всё новые решения. Лентул, которому несколько месяцев назад поручили восстановить Птолемея на троне, уже уехал в провинцию Киликию в Малой Азии и с нетерпением дожидался окончательного решения. Его доброжелатель Цицерон регулярно посылал ему письма в эту далёкую горную страну. Но как бы он этого ни хотел, не мог сообщить ничего утешительного. Насколько запуталась ситуация, как много было разных суждений и сколь яростной стала борьба партий, показывает фрагмент письма Цицерона Лентулу:

«…Гортенсий, Лукулл [42] и я уступаем требованиям религии в вопросе о войске [43], ибо иначе нельзя удержать положения; но сенат на основании того постановления, которое было принято по твоему предложению, определяет, чтобы царя возвратил ты, что ты можешь сделать с выгодой для государства; хотя религиозные соображения устраняют войско, но сенат оставляет тебя как исполнителя. Красс предлагает, назначить трёх послов и не исключает Помпея, так как считает, что они должны быть также из тех, кто облечён военной властью. Бибул предлагает назначить трёх послов из числа частных лиц. С ним соглашаются прочие консуляры, кроме Сервилия [44], который вообще утверждает, что возвращать не следует, кроме Волкация, предлагающего — по представлению Лупа — поручить это Помпею, и Афрания, присоединяющегося к Волкацию. Это увеличивает подозрения насчёт намерений Помпея, ибо было обращено внимание на то, что его друзья согласны с Волкацием. Спорят сильно, решение колеблется. Явная для всех беготня и усилия Либона и Гипсея и рвение всех друзей Помпея заставили полагать, что он, видимо, жаждет назначения» [45].

Вскоре и Помпей потерял надежду. Когда обсуждалось предложение о том, чтобы именно он вернул Птолемея на царство, полководец сразу заявил, что для блага республики готов вернуть царя в Александрию без большого войска, поскольку это запрещает оракул. Однако сенат отклонил его предложение и поблагодарил за добрые намерения любезным заявлением:

— Не следует подвергать опасности столь заслуженного человека!