Алексей Егоров - Юлий Цезарь. Политическая биография Страница 13

Следствием денежного бума вскоре становятся концентрация богатства и рост неравенства, некоторое время сдерживаемые властями. Впрочем, происходили и другие процессы. 2 Пуническая война нанесла особенно сильный удар по мелкому хозяйству. В ряде областей происходит переход от земледелия к скотоводству. Число рабов, захваченных в войнах 90–70-х гг., было относительно невелико, массовые захваты начались позже. В 179 г. до н.э. в рабство было продано 80 000 сардинцев, в 181 г. в Самний было выселено 40 000 лигуров, в 168 г. Эмилий Павел захватил в Эпире 150 000 невольников. Новые притоки рабов давали испанские войны 50–30-х гг. и разрушение Карфагена и Коринфа, а затем — появление провинций. Рим втягивается в развитую систему восточной работорговли, а разгром карфагенского, селевкидского и пергамского флотов стимулировали небывалый рост пиратства. К 40–30 гг. растет рабство в Сицилии, примерно в это время Рим переходит к системе вилл и латифундий, что дало определенный экономический эффект. По различным подсчетам число рабов и свободных в Италии соотносилось от 1:2 (У. Уэстерманн) до 1:1 (А. Валлон){38}, что означало, что только в Италии появилось от 1 до 3 млн. рабов. Рабство проникало в экономику, которой катастрофически не хватало рабочих рук после Ганнибаловою разгрома. Рабы были на рудниках, на тяжелых работах, в сельском хозяйстве, ремесле, домашнем хозяйстве, при обслуживании богатых людей. Среди рабов выделяется своеобразная элита, включавшая как руководящий персонал, так и людей, близких к персоне хозяина. Многие из них становились вольноотпущенниками (либертами).

Процесс был достаточно опасен. Рабовладельческое хозяйство обеспечивало значительный экономический подъем, вызванный широким внедрением рабства, ростом товарности и переходом от мелкого хозяйства к крупному. Рабство закрыло брешь в италийской экономике, образовавшуюся в результате Ганнибаловой войны. Вместе с тем, рабская экономика могла быть эффективной только при условии низких цен и жестокой эксплуатации. Следствием этого были тяжелые условия труда, массовая смертность и эксплуатация на износ. Необходимость постоянного массового пополнения числа рабов требовала постоянных войн и порабощения провинциалов, что неизбежно влекло за собой ненависть, восстания и кризисы. С другой стороны, рабский труд вытеснил немалую часть свободного, что привело к разорению мелких собственников и люмпенизации свободного населения. Экономическими последствиями последнего стало нарушение имущественного равновесия внутри римского общества, и нарушение товарообмена, политическим — разрушение костяка армии, недовольство городского плебса и народного собрания и рост эгоизма знати.

Оценка экономических и политических перемен этого периода вызвала серьезную дискуссию. Одним из ее пунктов стала оценка самой римской экспансии, и если сторонники теории «защитного империализма» Т. Моммзена объясняют ее в основном соображениями обороны или вынужденными действиями{39}, то другие исследователи (Г. Бенгтсон, Т. Франк, У. Отто, М. Гельцер, Г. Фолькманн и др.){40} видят в ней чисто империалистскую политику, проводимую римской знатью, мало считавшейся с интересами собственного народа, не говоря уже о других. Рассматривается и вопрос об этапах формирования и развития римской имперской доктрины от принципа обороны и ограниченных завоеваний к принципу региональной, а затем — глобальной экспансии и формированию идеологии великой державы{41}. Истина, видимо, лежит где-то посередине, и особенностью римской политики было сложное сочетание прямолинейной агрессии и постепенной интеграции покоренных народов в единую Империю, а исследователи отмечают как жестокость и агрессию римского империализма, так и его эластичность, конструктивность и толерантность{42}. Было бы слишком прямолинейно видеть в римлянах чистых агрессоров, а в их противниках — слабые и невиновные жертвы. Существует достаточно серьезная полемика вокруг проблемы виновности Рима и его противников в Пунических{43}, Македонских{44}, и Сирийских{45} войнах, исследователи часто видят в действиях Рима отсутствие продуманного плана завоевания и полагают, что греческий мир предпочитал римское господство власти Филиппа V и Антиоха III{46}. Эта теория «двух правд» постепенно исчезает и в античной, и в современной историографии, когда речь идет о событиях после битвы при Пидне, когда агрессивный империализм Рима выступил в наиболее откровенном виде, обнаружив свои самые неблагоприятные черты.

Другой темой дискуссии стали характер и глубина перемен, вызванных великими завоеваниями. Историография XIX века показывает глубину и остроту социального и политического кризиса республики, упадок ее военной системы, неэффективность управления, кризис сословия мелких собственников, разрушение общественных структур и основ римской идеологии{47}. В принципе эту точку зрения разделяют и многие ученые XX века{48}.

Вместе с тем, именно историография XX века поставила под сомнение как сам кризис, так и его конкретные проявления. Достаточно общим местом является то, что в плане чисто экономических показателей (производительность труда, технический прогресс, использование новых методов в сельском хозяйстве и индустрии, урожайность, освоение новых культур) экономика поздней республики переживает не кризис, а подъем{49}. Подвергается сомнению и мнение о полном исчезновении мелкой собственности и широком внедрении в сельское хозяйство римлян крупных латифундий{50}.

Эти исследования вполне обоснованно показывают, что кризис носил, прежде всего, военно-политический и социальный характер и показал скорее не неэффективность римской экономики, а неспособность римской управленческой системы обеспечить защиту прогрессивных экономических тенденций. Отсутствие такой системы защиты едва не привело Рим к гибели, а ее создание уже было делом Цезаря.

Рост государства сопровождался сохранением традиционных форм управления, результатом чего стали трансформация римской армии, кризис комициальной системы и упадок господства аристократии. Одним из сложнейших вопросов кризиса эпохи гражданских войн является проблема особенностей римской идеологии, морали и общественно-политического сознания. Для иллюстрации можно привести как заключение Хр. Мейера о фактически всеобщем осознании необходимости и неизбежности перемен и столь же всеобщем их нежелании{51}, так и мнение Г.С. Кнабе о стремлении общества к минимальным переменам и восприятии новых тенденций как чего-то внешнего и чуждого по сравнению с римской стариной{52}. Для Хр. Мейера общество оказалось в идейном тупике «кризиса без альтернативы»{53}, однако другие исследователи полагают, что оно было вполне подготовлено к будущим переменам, а традиция о древней республике была не только тормозом развития, но и фактором стабильности{54}. Так или иначе, Римская держава II века, созданная буквально на глазах одного-двух поколений, была уже совсем иным государственным образованием, чем италийская республика IV–III вв. до н.э. Теперь ей было суждено вступить, вероятно, в самый сложный период своей истории.

Глава II.

КРИЗИС

(133–82 гг. до н.э.)

1. Начало кризиса

50–30-е гг. II века отмечены всеобщим усилением антиримских настроений. Военная напряженность нарастала. В 154 г. началось восстание лузитан, нападавших на Дальнюю Испанию. В 151 г. была разбита армия претора Гальбы, на помощь выступили войска претора Лициния Лукулла из Ближней Испании. Обманув повстанцев, Гальба вероломно перебил их во время перемирия. После этого во главе лузитан встал талантливый вождь Вириат. В 147 г. он нанес поражение претору Ветилию, а со 146 по 143 г. римляне терпели одно поражение за другим. Одновременно началось восстание кельтиберов, охватившее всю центральную и западную Испанию. В 141 г. Вириат разгромил армию консула Кв. Фабия Сервилиана, после чего объявил себя царем. Только в 138 г. римляне подкупили нескольких приближенных Вириата, которые закололи его во время сна.

Одновременно римляне вели не менее тяжелую войну с кельтиберами. В 153 г. консул Фульвий Нобилиор атаковал Нуманцию, один из главных опорных пунктов кельтиберов, но попал в засаду и потерпел поражение, в 152 г. его преемник Клавдий Марцелл заключил с испанцами мир. В 151 г. консул Л. Лициний Лукулл подчинил ваккеев в области верховий Дуэро, но затем отступил. Затишье длилось до 143 г. до н.э. Возобновление военных операций стимулировалось успехами лузитан и лишь к 141 г. консул Л. Цецилий Метелл Кальв сумел добиться полного подчинения восставших племен.