Юрий Татаринов - Города Беларуси в некоторых интересных исторических сведениях. Витебщина Страница 13

В 1908 г. храм был освящен прелатом виленской капитулы Яном Курчевским. На одной из колонн его висел портрет Иосифа Корсака. Впоследствии в 1935 г. этот самый портрет был выставлен на продажу в городе Варшава, по ул. Вебная, 6. Но, по какой-то причине, так и не был выкуплен местной парафией…

Восстание 1831 г. было шляхетским, выражало чаяния утвердившихся во власти польских панов и никак не касалось чаяний подневольного белорусского народа. Большая часть населения была мобилизована в повстанческие отряды силой. Шляхта не ставила задачи ликвидировать крепостное право; она вообще ничего не обещала тем, кто должен был стать мясом в этой бойне. Это и явилось одной из причин неудачи восстания: широкие массы не вняли призывам корыстного меньшинства.

Газета «Клiч Радзiмы» за 10 июня 1992 г. опубликовала интересный материал о событиях того восстания, точнее — о пребывании генерала М. Н. Муравьева (могилевского губернатора) в тот год в Глубоком.

Войска генерала очень быстро разгромили повстанческие отряды. Прибыв в Глубокое 18 мая, Муравьев пригласил помещиков Дисненского повета. При этом, не торопил, дал время собраться с духом всем, даже тем, кто был виноват. С генералом прибыло два эскадрона гусар. В обязанность Муравьева входило проведение расследования. В своем отчете генерал, в частности, записал: «помещики действовали с усердием, и хотя чувствовали нелепость своего предприятия, но не смели уже отступать, опасаясь мщения прочих». Проведя расследование, Муравьев отправил в Динабургскую крепость 15 человек, которые составляли так называемый Правительственный Комитет. «Дух помещиков, — писал Муравьев после этого, — значительно улучшился, они увидели, что с ними не шутят, и вдруг сделались усердны… Дворянство даже собственным своим побуждением просило меня о единой милости: дозволить им изложить в особом акте изображение чистосердечного своего раскаяния».

В книге «Материалы по истории и географии Дисненского и Вилейского уездов Виленской губернии», изданной в 1896 г., рассказано о пребывании Муравьева в Глубоком и ходе того расследования. Этот материал интересен как сам по себе, так, частично, и по той причине, что касается истории местного монастыря кармелитов босых.

«О пребывании Муравьева в местечке Глубоком сохранилось у дисненских помещиков много преданий, представляющих Муравьева по большей части в виде грозного судьи, наведшего ужас на всех своими суровыми приговорами, и передающих, что с прибытием в местечко комиссии военного суда, бывшего под его председательством, мирное обиталище кармелитских отшельников превратилось в местопребывание страшного инквизиционного судилища. В действительности дело происходило несколько иначе: никакой комиссии военного суда тут не было, а был один только Муравьев с советником Зайковским и секретарем Лиорко, записывавшим показания, а иногда и исполнявшим обязанности переводчика. О пребывании Муравьева в местечке Глубоком заслуживает особого внимания рассказ современника, который находился в те дни при генерале безотлучно. «Я присутствовал, говорит Пиккорнелли, при многих допросах помещиков, приводимых к Муравьеву, а их перебывало около тысячи. Находясь полном вооружении и при заряженном пистолете, я обязан был во время допросов стоять в стороне между инсургентом и Муравьевым, для охранения его в случае, если бы опрашиваемый вздумал прибегнуть к какому-либо насилию. Но ничего подобного не случилось, а Муравьев не имел надобности в моей защите. Днем и ночью, в котором бы то ни было часу, как только привозили кого-либо из арестованных, нужно было тот час же доложить Муравьеву, — а если он спал, то разбудить, и примера не было, чтобы он поленился встать или отложил допрос до утра. Заботливость его и ласковое обращение со всеми подчиненными были превыше всяких похвал. Все окружавшие не могли надивиться его неутомимости и долготерпению при расспросах виновных: он видимо бывал доволен, когда отвечали ему смело и откровенно, хотя б и резко, лишь бы говорили правду, но к несчастью это случалось не всегда…»

Газета «Веснiк Глыбоччыны» 17 июня 1998 г. опубликовала статью Владимира Саулича о найденном на обочине дороги Полоцк — Вильнюс большом захоронении жертв минувшей войны.

В Глубокое в конце 1943-го, начало 1944-го годов было привезено больше тысячи военнопленных итальянцев. Эти бывшие солдаты гитлеровской армии отказались воевать и из союзников сделались врагами. Прибывшие были плохо одеты и, конечно, не приспособлены к условиям русской зимы. Каждый день их гоняли на каторжные работы по строительству укреплений. Многие не выдерживали такого испытания. Ну а те, кто все же выжил при отступлении основных сил фашистов были расстреляны.

Захоронение итальянских отступников было обнаружено не сразу. Только в конце апреля 1998 г. в Глубокое по просьбе руководителей района прибыла рота специального поискового отряда под командованием старшего лейтенанта Александра Дмитраченко.

Солдаты сразу обнаружили останки людей. Они были везде, даже за оградой располагавшегося возле того захоронения цеха по переработке древесины…

Первыми на место захоронения прибыли телевизионные журналисты из Италии. Их вопрос к лейтенанту: «Почему вы считаете, что нашли останки итальянцев?» Дмитраченко ответил, что его отряд занимается поисковой работой давно, несколько лет. Им удалось найти и перезахоронить около тысячи бойцов, военнопленных и мирных жителей. На то, что здесь около этой дороги лежат итальянцы, указывает сразу несколько неопровержимых свидетельств. Найдены ботинки. Не одна пара. На носу и на пятке у них металлические набойки. Кроме того, особенная шнуровка, — у немецких солдат такой не было, тем более — у русских. Ну а то, что тут расстреляны именно военнопленные, говорит следующая находка: на одной ноге — ботинок, а на другой — кусок мотоциклетной покрышки, обкрученной проволокой. В книге «Нельзя простить» В. Михайлова и В. Романовского размещены воспоминания Я. И. Савицкой, которая в годы оккупации жила недалеко от места этого расстрела в деревне Ореховна.

Оказывается, тогдашней зимой двое немцев и староста привели во двор этой женщины каких-то пленных, которые не говорили ни по-немецки, ни по-русски. И одеты были в незнакомую форму. Охранники сказали, что это итальянцы. Вскоре рядом с домом хозяйки было выстроено два барака из досок. В этих бараках пленные итальянцы размещались до конца июня 1944 г. Использовали их на тяжелых земляных работах в лесу около деревни Русаки, где размещался немецкий склад.

И.С. Германович из Глубокого, который работал с военнопленными итальянцами на немецкой хлебопекарне, вспоминает:

— Гитлеровцы обходились со своими былыми союзниками очень жестоко. Итальянцы были постоянно голодные, часто их били так, что они чуть тянули ноги.

А место захоронения расстрелянных указала уроженка той самой деревни Ореховно Мария Капшуль. Всех убитых возле той дороги немцы свалили в ров. Засыпали плохо, потому что видны были тела. Позже, когда убитых начали растягивать звери, местные жители сделали существенную подсыпку на том месте.

Мария Капшуль перенесла ту расправу над итальянцами, как собственную трагедию. Дело в том, что она не раз приносила несчастным то хлеба, то картошки. Многих из них знала в лицо и даже по имени. Она даже научилась немножко разговаривать по-итальянски.

Она утверждает, что один итальянец, или Роберто, или Умберто, в ту ночь избежал расстрела. У него была поранена нога и он не дошел до места расправы, отполз в кусты… Потом, сразу после войны, он приезжал в Глубокое. Тетка Мария видела, как он выступал с трибуны, но подойти и поговорить ей с ним не удалось.

Одной из вех, увеличивающих славу здешнего города, является его дендрологический сад. Сюда привозят туристов, сюда, на свои встречи, съезжаются ученые-ботаники и любители природы.

По-видимому, идея создания сада принадлежит Виктору Антоновичу Ломако. По крайней мере, именно он объявил когда-то, в конце 50-х годов XX в., его становление главным делом своей жизни и стечением лет добился результата.

Сначала был выбран участок. Вырубили все осиновые насаждения, но оставили единичные деревья взрослого дуба. Потом в Институте биологии Академии Наук Беларуси сотрудниками А. Ф. Ивановым и В. А. Смирновой был создан проект. Но только весной 1963 г. начались первые плановые посадки. Этот год и считается началом закладки сада. В тот сезон его общая площадь была увеличена до 8, 2 гектаров.

Территория сада разграничена основными аллеями на 12 секций. Аллеи образованы посадками конского каштана, туи западной, черемухи Маака, рябины обыкновенной, ели колючей, клена остролистного. Их ширина 5–6 метров.