Владимир Муравьев - Во времена Перуна Страница 13

Ладьи вытащили на берег.

- Быстрее, быстрее! - торопил Олег. - Выкладывайте товары из ладей!

- Осторожнее! Осторожнее! - кричали купцы, мечась между дружинниками, выкидывавшими тюки и связки на землю. - Попортите! Ведь не та цена вещи будет!

- Не бойтесь, за все потери вознагражу, - успокоил их Олег. - Вы идите, мы тут без вас управимся.

Безмен глядел-г л я дел, махнул рукой и сказал:

- Ладно, братцы, нам с князем не спорить.

- Разумные слова, - одобрил Ролав.

- Значит, так Аскольду скажешь, как уговорились, - сказал Олег Безмену, - мол, прибыл с нами богатый купец, привёз большой редкости узорочья, он бы сам, как положено, принёс всё князю, чтобы тот выбрал, что надобно, да не может прийти, лежит в тяжкой болезни. А потому, мол, приди сам.

А ещё скажи, что тот купец должен сообщить ему нечто от князя Олега важное, что нельзя передать через посланца.

Купцы ушли в город. Олег послал с ними Ролава и троих дружинников, проследить, чтобы купцы случаем не забыли данного им поручения и не сболтнули лишнего.

На место выгруженных товаров в ладьи легли вооружённые дружинники. Лишь десятка полтора остались на виду.

Олег сидел на покрытом бархатом ложе под пологом. Возле, притихнув, сидел Игорь.

"Придёт или не придёт Аскольд?" - думал Олег и, прикидывая, как поступил бы он сам, склонялся к тому, что, пожалуй, не пошёл бы.

Минуло довольно много времени, и оттого, что минуло в ожидании, оно показалось ещё более долгим. По Днепру проплывали ладьи и рыбачьи лодки. Шумел лес.

И вдруг за поворотом реки со стороны города послышался конский топот и громкие голоса.

Олег напрягся. По щекам прокатились желваки. Едут!

Узким берегом, оступаясь время от времени в воду, кони шли лёгкой рысью.

Киевский князь Аскольд, широкоплечий, чернобородый, с непокрытой головой, в лёгкой епанче, скакал впереди и, оборачиваясь назад, разговаривал со скакавшими за ним.

Его сопровождали всего десяток-полтора всадников.

Конники остановились.

- Ну, где же твой купец? - громко спросил Аскольд.

- Здесь, господин, в этой ладье, - ответил Ролав.

Аскольд соскочил с коня. Спешились и остальные.

- Что ж не встречает, коли звал?

- Очень болен...

- Ладно, тогда я сам к нему войду.

Аскольд направился к шатру, в котором находился Олег, но тут полы шатра распахнулись, и Олег, в кольчуге, шлеме, рука на рукоятке меча, шагнул навстречу киевскому князю.

Аскольд в замешательстве остановился.

- Ну, что велел тебе князь Олег сказать мне? Говори.

- Князь Олег велел сказать, что не по праву ты его владения воюешь. Я князь новгородский Олег пришёл сюда, чтобы расчесться с тобой.

Олег выхватил меч, и тяжёлый удар обрушился на голову киевского князя.

Из ладей выскочили дружинники. Через мгновение всё было кончено. Сопровождавшие Аскольда воины упали под мечами, не успев обнажить оружия.

ОЛЬГА

Вместе с киевским престолом и богатствами Аскольда Олегу достались также его заботы и тяготы.

Узнав о гибели Аскольда, не захотели подчиниться новому князю древляне. Они прогнали приехавших за данью людей Олега, а юный древлянский князь Мал велел передать новому киевскому князю, что в своём княжестве он будет княжить сам и дани никому платить не станет.

Пришлось Олегу идти походом в лесную древлянскую землю.

Не защитили древлян густые леса, не запутались, не заблудились Олеговы войска среди чащ и не увели их в гиблые места звериные тропы. Олег и его воеводы распутали все древлянские хитрости, отыскали путь к Искоростеню, городу древлянского князя, и к Вручию - другой древлянской:

крепости.

Князь Мал запросил мира.

Олег положил древлянам платить дань мехами, так как этот товар особенно охотно покупали купцы и платили большую цену.

Поход на древлян был во второй год княжения Олега.

В третий год Олег ходил в земли северян на Десну и Сейм, Прежде северяне покупали покой тем, что платили дань обоим могущественным соседям - Киевскому княжеству и Хазарскому кагану. Аскольд удовлетворялся малой полуданью.

Олег не встретил в Северской земле сопротивления. Когда Олегова дружина вступила в пределы северян и погнала хазарских сборщиков дани, то сами северяне тоже стали бить хазар.

Пройдя всю Северскую землю и вступив во владения хазар, Олег пожёг и разграбил приграничные селения. А вернувшись обратно, наложил на северян лёгкую дань, повелев платить только ему, а хазарам не давать ничего.

- Хазары мне враги, - объявил он, - поэтому мириться с тем, что было раньше, я не намерен, и вам запрещаю платить им дань.

Ещё год спустя Олег изгнал хазар из земель родимичей, и ту дань, которую радимичи платили хазарам, теперь они стали платить Киеву.

Хазарский каган превратился в самого лютого врага Олега. Но на открытую войну против киевского князя он не решался, потому что Хазарский каганат, истощённый прежними войнами с арабами и печенегами, уже не имел былой мощи.

Из ближайших к Киеву славянских племён только уличи и тиверцы, жившие по Днестру и Бугу в Причерноморских степях, не подчинились Олегу, хотя дружины киевского князя не однажды вторгались на их земли. Так и остались уличи и тиверцы сами по себе.

В пятнадцатый год княжения Олега к Киеву подошли теснимые печенегами угорские племена. Они были многочисленны и воинственны. Угры встали неоглядным лагерем на Днепре. Они бы и захлестнули и разрушили Киев, как могучий водный поток, вырвавшийся в пору наводнения из своего обычного русла, затапливает и рушит всё на своём беззаконном пути, если бы Олег не собрал в несколько дней дружины со всех подвластных ему земель и не встали бы они, как берега, преградившие разлив потока.

До битвы дело не дошло. Угры ушли далее, на запад, на Дунай, И по наущению византийского императора Льва воевали с болгарами.

Олег и не заметил, как Игорь из мальчика стал юношей.

С самого малолетства, когда другие ещё цепляются за мамкину юбку, он рос среди мужчин, первыми его игрушками были оружие и доспехи. Всё время он проводил в гриднице, ездил со всеми на полюдье и в походы и вырос крепким, неприхотливым воином, смелым и умелым в бою, верным воинскому братству, уверенным в том, что только война - настоящее дело мужчин, и был доволен своей жизнью.

"Воин хороший, - думал Олег об Игоре, - а княжеский престол не для него..."

У Игоря не было никакого стремления к княжеской власти, он не любил заглядывать вперёд и почитал Олега как отца. Это устраивало Олега. Но иногда он всё-таки сожалел, что Игорь оставался невосприимчив к уроками правления.

"Не моя кровь", - сокрушённо думал Олег.

Однажды, когда он размышлял об этом, родилась у него мысль женить Игоря на своей дочери, может быть, хоть внук будет достоин княжеского престола.

Ольга жила при матери. За все эти годы Олег всего трижды или четырежды наезжал к Взгарде, по пути в Новгород. Однако у приезжавших оттуда непременно спрашивал, живы ли жена и дочь и как живут, а с уезжавшими отправлял подарки.

Олег сказал, что хочет взглянуть на дочь, и послал за ней Ролава, чтобы он привёз её в Киев погостить.

И вот Ольга приехала в Киев.

Олег смотрел на неё, искал свои черты. Красива, как Взгарда в её годы. Но характер, пожалуй, ещё твёрже будет.

Приметил Олег и то, как вспыхнули у неё глаза, когда он, надев княжескую шапку с драгоценными каменьями, сел на престол, как она от женских украшений, что рассыпали перед нею, тайком отводила взгляд на престол.

- Поживи, погости, - сказал Олег.

Случилось то, на что и рассчитывал Олег. Ольга и Игорь полюбили друг друга.

Игорь пришёл к Олегу и прерывающимся, хриплым голосом проговорил:

- Князь, отдай Ольгу за меня замуж.

- Моя дочь не рабыня, пойдёт за кого хочет, неволить её не буду.

- Она пойдёт за меня... Мы сговорились!

- Если так, я согласен.

СТЕМИД

Однажды Олегова дружина отбила у хазар караван невольников.

Среди захваченных рабов был учёный болгарин из Солуни Стемид. В детстве он учился в школе монастыря Полихрон, где игуменствовал Мефодий, брат Кирилла-философа - создателя славянской азбуки. По младости лет Стемиду не довелось разделить труды знаменитых просветителей славян, но в меру своих возможностей он старался продолжать их дело, и, куда бы судьба ни забрасывала его, он повсюду учил славян славянской грамоте, проповедовал язычникам учение Христа, склонял их оставить ложную веру в нелепых богов Рода, Перуна, Белеса и всех других, якобы обитающих в водных источниках, камнях и деревьях, и обратиться к истинной, как он считал, вере христианству. Обычно закоренелые во тьме язычества люди оставались глухи и равнодушны к его проповеди и не раз крепко бивали за оскорбительные речи о божествах, которым поклонялись деды и прадеды. Однако, отлежавшись и залечив раны, Стемид продолжал свою проповедь, скорбя в душе о неразумных и прощая им обиды, ибо, как твёрдо верил он, они не ведают, что творят.