Валерий Харламов - Хоккей - моя стихия Страница 13

— Если ты плохо поработал на тренировке, — втолковывал мне Кулагин, — это не просто прогул, а шаг назад. Тренировка должна тебе давать больше, чем сама игра. Играя вполсилы, команда иногда добивается победы, а в тренировке всегда надо действовать в полную силу, не жалея себя.

Борис Павлович умеет подойти к каждому игроку, он тонко учитывает особенности характера спортсмена, и самый убедительный пример его педагогического мастерства — история взлета команды "Крылья Советов".

Когда после демобилизации Борис Павлович принял "Крылышки", команда играла ни шатко ни валко, на медали не рассчитывала, но и высшую лигу не покидала. И вот началось обновление коллектива. Один за другим появлялись в "Крылышках" новые игроки. Что же это были за хоккеисты? Многие считали, пытаясь объяснить победу "Крылышек" на чемпионате страны, что Кулагину удалось привлечь игроков посильнее армейских. Это не так. Хоккеистов Кулагин действительно подобрал приличных, но никак не выдающихся. Не было среди них мастеров масштаба Якушева или Лутченко, Мальцева или Гусева, но чемпионами они все-таки стали. Стали благодаря настойчивости, педагогическому искусству Бориса Павловича. Он собрал игроков, от которых по тем или иным соображениям отказались другие клубы, собрал "безнадежных", "неперспективных" и нашел ключ к сердцам двух десятков хоккеистов. Сумел доказать им, что у них большое будущее, и ребята поверили в себя, поверили в свое право стать сильными, поверили, что могут играть не хуже, чем хоккеисты сборной, и сами могут попасть в сборную.

Методы тренировочной работы оказались продуктивными — это, конечно, главное. Дело ведь не только в словах, в умении Кулагина убеждать, уговаривать, успокаивать своего подопечного. Команда интересно работала, интересно, по-своему играла, не робела перед знаменитыми соперниками.

Умение Бориса Павловича объяснить хоккеисту что к чему я почувствовал особенно хорошо осенью 1972 года. Проводилась первая серия игр советских хоккеистов со сборной НХЛ. Четыре матча сыграли мы в Канаде, четыре должны были провести в Москве. Нашу команду возглавляли Всеволод Михайлович Бобров и Борис Павлович Кулагин. Моими партнерами были Владимир Викулов и Александр Мальцев — о лучших товарищах и мечтать было трудно, но игра не ладилась. В Канаде мы выиграли два матча, один проиграли, и в одном была зафиксирована ничья. В Москве мы начали с победы, а во втором поединке уступили сопернику. В этой игре я получил травму и в третьей встрече не участвовал (вместо меня с Мальцевым и Викуловым играл Евгений Мишаков), и канадцы выиграли матч и по числу побед сравнялись с советской командой.

К последнему, решающему матчу я поправиться не успел и совсем было примирился с этим, как вдруг приходит ко мне Борис Павлович Кулагин. Начал он издалека. Рассказал о травмах, которые преследовали его, когда он еще выступал на хоккейной площадке, а потом неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, повысится у спартаковцев настроение., если они узнают, что по какой-то причине не будут играть против них Харламов или Третьяк?

— Конечно, — сказал я, еще не понимая, куда клонит Борис Павлович.

— Вот-вот, — обрадовался он. — Значит, ты согласен, что отсутствие лидеров команды — это своеобразный допинг для канадцев?

Я, конечно, согласился. Как тут не согласиться: я ведь давно заметил, что если дадут тренеры передохнуть Владиславу Третьяку, то наши соперники начинают играть с тройным усердием и тройной старательностью: раз нет Третьяка, значит, у ЦСКА. можно выиграть.

— Так вот, не будем давать этого допинга канадцам, — заключил Кулагин. — Они тебя знают и опасаются больше, чем других. Потому и нужно, чтобы ты вышел на последний матч. Сыграешь вполсилы, и то будет хорошо. Осторожненько катайся, на столкновения не иди… Пойми мое положение, сегодня нужно твое имя…

И я вышел на последний матч с канадцами.

Тот давний разговор с Борисом Павловичем я вспомнил спустя четыре года, когда наша сборная, возглавляемая Кулагиным, отправилась в Катовице на чемпионат мира по хоккею. В команде не было ни Владимира Петрова, ни Александра Гусева — хоккеистов, которых основательно побаиваются наши соперники, и угадать мысли и настроение тренера мне было трудно…

Но вернемся к моей молодости, к урокам того тренера, сотрудничать с которым мечтал каждый хоккеист, — к урокам Анатолия Владимировича Тарасова.

СТАРШИЕ МОИ ДРУЗЬЯ

Включаясь в компанию к Михайлову и Петрову, я был уже психологически подготовлен к трудностям, к колоссальным нагрузкам, принятым в ЦСКА.

Как-то один из моих товарищей по ЦСКА, отвечая на утешения по поводу поражения, сказал:

— Ничего страшного. Мы просто на год одолжили спартаковцам звание чемпионов. В следующем году они вернут нам его…

Попав в основной состав, я понял сразу же — здесь иные

требования и иная дисциплина. Жесткая дисциплина. И дело не только в том, что это армейский клуб, как порой объясняют положение дел в нашей команде люди, не слишком сведущие в хоккее. Мы исповедуем дисциплину, обусловленную не одними лишь уставами. В лучшей команде любительского хоккея дисциплина иного рода. Да, утром мы встаем, как это предусмотрено временем подъема, и идем спать после отбоя. Но есть ли клубы в хоккее, футболе или регби — ив нашей стране, и в Чехословакии, и в Канаде, и в Англии, — где бы спортсмены, собравшись на предматчевый сбор, не подчинялись строгому распорядку дня, где бы тренеры не требовали неукоснительного соблюдения режима?!

Я говорю о другой дисциплине. Об отношении к хоккею, о выполнении хоккеистами своих обязанностей на площадке. Я говорю о преданности хоккею, о строжайшем выполнении установок тренера на матч, о тактической игровой дисциплине.

Анатолий Владимирович Тарасов требователен во всем, что так или иначе связано с хоккеем, и потому любое отклонение от правил, норм, традиций армейского клуба, любая, как он считает, измена хоккею строго наказываются. И если во время тренировки хоккеист (не важно, новичок или семикратный чемпион мира!) позволит себе передышку, не предусмотренную тренером, то провинившемуся, даже если он трижды олимпийский чемпион, житья на тренировке уже не будет.

Однажды во время занятий у меня развязался шнурок ботинка, и я остановился, нагнулся, чтобы завязать его, а Тарасов, заметив, что я на несколько мгновений выключился из тренировки, тут же перешел на "вы", что являлось у него высшим признаком недовольства:

— Молодой человек, вы украли у хоккея десять секунд и знайте, что наверстать их вам не удастся.

Эпизод этот довольно показателен. Без труда я мог бы припомнить и дюжину Других. Анатолий Владимирович дорожит каждой секундой тренировки и требует такого же, как он однажды сказал, "святого отношения" к нашей любимой игре и от всех спортсменов.

Я попал к Тарасову, когда только начинал формироваться как мастер, играл и тренировался под его руководством многие годы и в ЦСКА и в сборной страны, и именно этот выдающийся тренер сыграл решающую роль в моей спортивной судьбе.

На занятиях, которыми руководит Тарасов, никогда не бывает пустот, простоев. Он всегда полон идей, порой весьма неожиданных, полон новых замыслов, которые нужно проверить сегодня, сейчас же. Не бывает так, чтобы Анатолий Владимирович пришел на занятия без новых упражнений. Он еще до выхода на лед разъяснит нам новинку и обязательно проверит, приняли ли мы его идею, поняли ли, для чего она необходима.

На льду Тарасов — маг, волшебник. Уже несколько поколений хоккеистов называют его великим тренером, чей авторитет, глубина суждений о хоккее не подлежат сомнению. Под его руководством команда ЦСКА почти два десятка раз становилась чемпионом Советского Союза. Думаю, что только специалисты-статистики смогут точно установить, сколько чемпионов мира вырастил Анатолий Владимирович в армейском клубе, сколько мастеров из других команд, признанных, опытных мастеров, едва ли не заново открывали свои возможности, сталкиваясь с Тарасовым в сборной страны.

Тарасова обуревали новые мысли и идеи и перед каждым матчем. С каждой командой Тарасов стремился играть по-разному. И если нам предстояли почти подряд два матча с главным нашим соперником — "Спартаком", то на каждую игру у него обязательно был продуман свой план действий.

По Тарасову, тактическая, игровая дисциплина — это непреложный закон, но в то же время от нас требовали творчества, импровизации.

Начинается матч. Все игроки еще под впечатлением напутствий тренера. Они играют строго в соответствии с предложенным планом, все идет как надо, и все-таки… Инициатива у нас, а счет не открыт. И вот звучит команда: "Смена!" Усаживаемся на скамейку. На льду вместо нас другая тройка, а Тарасов встает со стула, подходит к нам, и мы слышим: