Европейская мечта. Переизобретение нации - Алейда Ассман Страница 13

В учредительном документе ЕСЦ задача этого музея указана четко: сохраняя наследие «Солидарности», центр призван способствовать «новым культурным, общественным, ‹…› национальным и европейским инициативам универсального характера», а также «делиться успешным опытом мирной борьбы за свободу, справедливость, демократию и права человека с теми, кто их лишен»[68]. Изначально нарратив экспозиции отталкивался от идеи ведущей роли Польши в распаде Восточного блока. Он должен был показать, что к падению Стены привели не только гражданские движения в ГДР и странах Прибалтики, что первым потрясением, приведшим к перевороту, стала забастовка рабочих верфи имени Ленина. Эту пропитанную духом конкуренции и польской национальной гордыни концепцию не принял назначенный в 2011 году директором музея Базиль Керский. По его мнению, музей должен содействовать дальнейшему развитию демократии в Европе с тем, чтобы «в духе мирной революции „Солидарности“ ‹…› прошлое и будущее Польши и Европы вступили в продуктивный диалог»[69]. Свою позицию он объяснил верой в Европу: «будучи сообществом демократических наций, ЕС опирается на фундаментальные ценности, нормы и убеждения, выработанные благодаря общему историческому опыту»[70]. Поэтому, как говорится на сайте музея, история «Солидарности» должна «упрочить сообщество европейских демократий и стать важной частью учредительного мифа Европы».

Этот музей видит себя не только музеем мирной польской революции, но прежде всего европейским образовательно-исследовательским центром по правам человека. Музей открывается аркой на месте, где расположена верфь имени Ленина в Гданьске с ее огромными воротами в Польшу, Европу и мир. Последний зал посвящен «Триумфу свободы», где выставлены фрагменты Всеобщей декларации прав человека на разных языках. Как подчеркивалось на торжестве по случаю 35-й годовщины создания профсоюза «Солидарность», музей продвигает «идеи свободы и солидарности и является местом встречи для граждан, которые чувствуют свою ответственность за дальнейшее развитие демократии. Этой цели служат документирование свидетельств участников исторических событий, проекты для детей и молодежи, конференции, кинопоказы, публикации и выставки»[71].

Заключительный акт, подписанный в Хельсинки, начал фазу открытости между Западом и Востоком, которая предшествовала объединению Европы, сыграв решающую роль в его подготовке. Это был момент, когда права человека возродились и заново открылись как основа новой расширенной Европы. В начале декабря 2018 года, во время похорон Джорджа Буша – старшего, мы вновь услышали в СМИ фразу, сказанную бывшим президентом США в 1989 году: We have won the Cold war! («Мы выиграли холодную войну!») Он имел в виду не только победителей-американцев: в куда более широком смысле капитализм одержал победу над коммунизмом. Однако это лишь половина правды. Капитализм действительно победил, но его победа стала основной проблемой Европы. В 1970-е годы параллельно с подписанием Хельсинкского Заключительного акта Билл Клинтон и Маргарет Тэтчер дали старт развитию необузданного неолиберализма, что привело к имплозивному финансовому кризису 2008 года. С тех пор предпринимались многообразные попытки исправить положение, однако целостной общей концепции относительно того, как преодолеть разрыв между растущим богатством и растущей бедностью, не существует.

За падением «железного занавеса» и расширением ЕС – и это вторая ныне забытая половина правды – также стоит сила прав человека, которые все чаще отстаиваются по всему миру в судах против своих государств мужественными активистами и гражданскими движениями.

Таким образом, холодную войну выиграли не только американцы, но и европейские политики, которые в 1975 году подписали Хельсинкский Заключительный акт; и не только капитализм, но и восточноевропейские диссиденты, которые вступились за права человека и подготовили конец конфликта между Западом и Востоком. Правозащитник Гашпар Миклош Тамаш, живший в Румынии при Николае Чаушеску, недавно еще раз подтвердил это: «Многие политологи утверждают, что изменение системы произошло извне и сверху. Чепуха. Пусть не весь народ изменял систему, но нас тогда было два-три миллиона человек, существовали клубы, шли дискуссии, собрания, демонстрации, в обществе происходило невероятное брожение. Неукротимое стремление к свободе с 1989 года, пафос свободы – прекрасное было время. Это останется навсегда»[72].

Рождение нового правозащитного движения в ответ на террор военных диктатур в Южной Америке

В 1970-е годы США «забыли» о своей ответственности за права человека, ввязавшись ради обеспечения себя сырьевыми ресурсами в так называемые «грязные войны» в Южной Америке и поддержав тамошние военные хунты, которые в борьбе с неугодными лидерами собственного народа использовали насилие и пытки. Излюбленным средством государственного террора стало массовое «исчезновение» людей. В этих драматических обстоятельствах права человека были не только демонстративно попраны, но и заново восстановлены. Репрессии заставили выйти на политическую сцену деятелей, которые совсем не были похожи на прежних героев политических движений вроде Че Гевары или Хо Ши Мина. Они не говорили на языке политических идеологий и даже не были мужчинами. Матери и бабушки, собиравшиеся каждый четверг днем на площади Мая в Буэнос-Айресе[73] в период с 1977 по 1983 год, выдвигали одно-единственное требование: они лишь хотели знать, что стало с их «исчезнувшими» детьми. Их процессии производили сильное впечатление. Надев белые головные платки и держа плакаты с фотографиями сыновей и внуков, они медленно двигались по большому кругу[74], потому что стоять и устраивать собрания на площади было запрещено. Упорство, с которым они повторяли свои вопросы и требования, делало их публичными свидетелями тайных преступлений государства. Моральный призыв этих беззащитных людей привлек к себе внимание всего мира еще до появления интернета и привел в 1983 году к падению аргентинского террористического режима.

Модель «комиссий правды» родилась в Южной Америке, где такие страны, как Аргентина, Чили, Уругвай и Бразилия, совершили в 1980-е и 1990-е годы переход от военной диктатуры к демократии. Жертвы этих диктатур, апеллируя к правам человека как глобальной парадигме, ввели новые политические понятия: «нарушение прав человека» и «государственный терроризм»[75]. На основе этих ценностей и понятий создавались новые комиссии для расследования, из которых позднее возникли комиссии правды и примирения. Они исходили из преобразующей силы исторической правды и важности активной работы с памятью. Призыв «Nunca más!» – «Никогда больше!» стал политическим и культурным императивом. Одновременно парадигма прав человека породила новый и влиятельный дискурс о жертвах, заменивший традиционный политический нарратив о классовой борьбе, национальной революции и политическом антагонизме. Центральное место в системе ценностей отныне заняла универсальная ценность человеческого достоинства в смысле физической и социальной неприкосновенности личности. Эти универсальные ценности обусловили появление новой политической повестки дня, в рамках которой подверглись критике такие формы государственного насилия, как расовая и гендерная дискриминация или угнетение коренных народов. Такая эволюция ценностей стала важным символическим ресурсом, позволившим к концу ХХ и