Вячеслав Никонов - Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? Страница 14

Церковная юрисдикция римского папы постепенно распространилась на всю Европу – от Испании и Великобритании до Скандинавии и Польши. «Папский диктат» Григория VII в конце XI века провозглашал главенство церкви как в религиозных, так и в светских вопросах. Одна из главных причин, по которой монархи западнохристианского мира соглашались с папским верховенством, заключалась в том, что папа находился в тот период вне подозрения в попытках посягнуть на сферу светской власти. Действительно, папы никогда не покушались на императорство, как императоры – на папство. Они не сомневались в необходимости существования друг друга, и борьба между ними шла вокруг соотношения их власти. В этом важная особенность Западной Европы, отличавшая ее, скажем, от Византии, где император воспринимался как правитель, вершивший и светские, и духовные дела, а патриарх назначался с его согласия. Хантингтон подчеркивал: «Это разделение и неоднократные столкновения между церковью и государством, столь типичные для западной цивилизации, ни в одной другой из цивилизаций не имели место. Это разделение властей внесло неоценимый вклад в развитие свободы на Западе»[62].

Одна из основных особенностей западной цивилизации – заметно более высокий уровень политического и общественного плюрализма и соперничества, причем как между государствами, так и внутри них. «Европы была исключительно разделенным континентом, – подчеркивает Брендан Симмс. – Она была вовлечена в непрекращающиеся конфликты на протяжении всех Средних веков: между императором и папой, между основными монархами, между городами-государствами и территориальными принцами, между различными баронами, между соперничавшими городами, между крестьянами и землевладельцами. Католическое единство находилось под атаками лоллардов в Англии, гуситов в Богемии, альбигойцев в Южной Франции и множества других сект»[63].

Истоки плюрализма этого следует искать в «темных веках», характеризовавшихся исчезновением римской власти и отсутствием какой-либо еще. Как подчеркивает Норманн Дэвис, именно «беспорядок породил феодализм… В этой системе ключевыми стали лошади, вассальная зависимость, пожалование леном (поместьем), (юридическая) неприкосновенность, личные замки и рыцарство»[64]. Именно потребность содержания большой прослойки высококвалифицированных кавалеристов – шевалье, кабальеро, рыцарей, шляхты – связала землю со службой. Король наделял землями своих ближайших сподвижников. За это новая знать должна была обеспечить в случае необходимости войско королю. Земля, передаваемая в собственность, получила название феода (лен, надел), что и дало название общественно-экономическому строю.

Теоретически король продолжал владеть землей, но на практике она становилась наследственной собственностью феодала, который был связан лишь клятвой. Королевская власть, таким образом, подразумевала негласно договорный характер отношений правителя и подчиненного, и эта идея никогда не умирала в Западной Европе. Это предопределяло слабость феодальных монархов и монархий. Центральной административной фигурой франкской Европы становился граф – местный родовитый помещик или назначенный правитель, который собирал налоги от лица сюзерена и своего собственного, председательствовал в суде и руководил местным ополчением в военном походе. Слияние военных и гражданских функций являлось фундаментальным принципом европейского феодального общества.

Западноевропейское общество оказывалось исключительно иерархическим. Верденский договор 843 года исходил из принципа, что «каждый человек должен иметь господина». Теоретически свободными были только император и римский папа, но и они считались слугами Господа. Это давало человеку точку координат, четкую ячейку в обществе, создавало определенную защищенность, но также формировало жесткую систему подчинения.

Однако плюрализм пробивал себе дорогу в виде возраставшего партикуляризма, развития системы иммунитетов, расширения системы договорных отношений между монархами и их вассалами. Сложная система бенефиций, соглашений, пожалований, хартий, договоров создавала взаимозависимость между крепостным и его господином, даже между рабом и высокопоставленным придворным, включая самого короля. В конечном счете монархам удастся всех подчинить, но в процессе противостояния дворянство добилось многих прав, прежде всего, права на собственность, которая считалась неприкосновенной.

Присутствовали относительно самостоятельная аристократия, крепкое крестьянство, небольшой, но значимый торговый класс. Конечно, ни о какой демократии в Средние века речи не шло, но европейские элиты, по большому счету, были свободными, и требования политических прав были распространены и среди небедной части населения[65].

Ни одна другая современная цивилизация не имеет тысячелетней истории представительных органов. Исландский альтинг – наверное, самый древний парламент и судебное собрание на планете (а сейчас, пожалуй, и самый маленький по размерам своего здания) был учрежден в 930 году. Смысл сословного представительства заключался в обсуждении жалоб и получении от сословий вотума на ассигнования центральной власти. С его помощью аристократия, высшее духовенство, а в ряде случаев и города вступали в «договор безопасности» с королем, которому обещали военную помощь и поддержку в обмен на защиту от врагов и гарантии земельных прав. «Все, что происходит, не имеет силы, пока сословия это не санкционируют, и никакой институт не существует здраво и основательно, если поднимается против них или действует без консультации с ними», – заявляли французские депутаты в Генеральных штатах 1484 г… Ответная, отнюдь не благоприятная, но столь же показательная реакция власти: «они возомнили себя господами, забыв о том, что являются подданными», – отчетливо отразила неоднозначный характер взаимодействия политических сил, обреченных быть в связке»[66].

В Средние века парламенты не были постоянными органами власти и не принимали законы. В некоторых случаях во времена абсолютизма эти органы были запрещены или их власть существенно ограничили. Но именно сословно-представительные учреждения обеспечили формы представительства, которые в Новое время стали развиваться в институты современной демократии.

Следует подчеркнуть, что определенный плюрализм сохранялся и тогда, когда монархи, конфликтовавшие с феодалами и парламентами, постепенно стали брать верх и монархии становились абсолютными. Но это не означало абсолютизма. Почему? Потому что существовал закон и органы представительства, также ставившие предел верховной власти. Концепция верховенства закона была унаследована от римлян. Точнее, от византийцев, поскольку кодификацию римского права, начиная с эпохи Адриана, осуществил император Византии Юстиниан в VI веке. В конце XI века его «Корпус гражданского права» был заново открыт в Италии и лег в основу канонического права, а также светских занятий юриспруденцией в Болонье, положивших начало первому настоящему университету, а равным образом и западной юриспруденции, распространившись оттуда по всему миру[67]. Законодательство на Западе настолько наполнено римским наследием, что вплоть до ХХ века юристам необходимо было владеть латынью. Большая часть действующего сегодня договорного права, законов о собственности, наследовании, долговых обязательствах, диффамации, а также правила судопроизводства и свидетельских показаний представляют собой вариации на тему римского права. Фарид Закария подчеркивает: «Западную модель управления» точнее всего символизирует не массовый плебисцит, а беспристрастность суда»[68]. Замечу, правление закона, отраженное в Великой хартии вольностей, в магдебургском праве на шесть-семь веков предшествовало появлению выборов.

Одним из главных форпостов западной цивилизации становились вновь начавшие расти города. С XI века наступила эпоха великих романских и готических соборов. Признание особого статуса и роли городов было отмечено началом дарования им королевских хартий. Макс Вебер подчеркивал, что «в городах Северной и Центральной Европы возник известный принцип: «городской воздух приносит свободу»[69]. Городами управляли выборные советы из наиболее зажиточных и влиятельных лиц, которые из своей среды, в свою очередь, избирали бургомистра или мэра.

Западноевропейские города были небольшими по размерам и населению, если сравнивать их с Римом времен его империи или с городами Востока. Рим достиг миллионной отметки на рубеже нашей эры, подсчитал профессор из Стэнфорда Иан Моррис. В следующий раз повторить этот показатель в Европе смог Лондон только в XIX веке. После падения Рима крупнейшим городом на планете стал Константинополь – 450 тысяч жителей в 500 году нашей эры, но затем и его население неуклонно сокращалось, достигнув к 700 году 125 тысяч. Вскоре его обойдут Багдад, Каир, а затем испанская Кордоба, которая в 900—1000-е годы под властью арабов была самым населенным городом европейского континента. Но примерно с конца VI века нашей эры и до конца XVII века крупнейшими на Земле были китайские города, последовательно: Сяньян, Кайфен, Гуаньчжоу, #Нанкин и Пекин. Лишь потом Лондон и Стамбул возьмут кратковременный реванш, чтобы в ХХ веке вновь уступить первенство неевропейским городам[70].