Яков Гордин - Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России Страница 14

Эксперимент этот был чрезвычайно важен. И чрезвычайно важно для нас то обстоятельство, что гласным инициатором его был не Панин или кто-либо из его группы, чье отношение к крепостному праву нам ясно, а именно Алексей Орлов, лидер противостоящей Панину гвардейской группировки. Не только, стало быть, конституционалисты, но и сторонники самодержавия понимали необходимость найти форму мирных отношений с собственным народом, основанную на договоренности, а не на штыках и палашах.

Орлов был не одинок. Эйзену были представлены списки всех имений, пожалованных в последний период частным лицам. И для каждого в отдельности пастор должен был составить арендный контракт.

Вдохновленный Эйзен засел за эту кропотливую работу…

Надежд было много.

Через три недели после переворота, 18 июля, Екатерина выпустила специальный манифест против коррупции, в котором обличалось и проклиналось всяческое лихоимство и объявлялись тяжкие кары за таковое. Еще через три месяца, 19 октября, объявлено было, что "тайных розыскных дел канцелярия уничтожается от ныне и навсегда". (Тайная канцелярия продолжала существовать, переименованная в Тайную экспедицию.)

К этому времени дворянство хотело уже не только неограниченной власти над крестьянами, но и безопасности от своих крестьян. И каждый мыслящий человек понимал, что обеспечить эту безопасность только силой оружия невозможно. Можно сурово покарать за убийство помещика. Но как предотвратить это убийство?

Распустив в 1763 году депутатов комиссии Уложения, собранных Елизаветой, Екатерина указала созвать новую комиссию для той же цели. Причем, кроме дворянских и купеческих депутатов, в комиссии должны были заседать и представители государственных крестьян. Это было небывалое новшество, тоже внушающее немалые надежды на установление политического равновесия и социального мира в стране.

Надежд было много. Никогда еще не было столько надежд на обновление российской общественной жизни, надежд на установление справедливого и рационального государственного устройства.

Антикрепостнические эксперименты, отмена тайной полиции, обличение "скверного лакомства и лихоимства" — все это делалось явно и громко. А рядом шла другая — тихая — деятельность.

Едва ли не первым крупным государственным деянием Екатерины было обуздание Сената, ликвидация елизаветинского "сенатского конституционализма".

При этом надо иметь в виду, что идея дальнейшего усиления Сената, прямого противопоставления его опасности деспотизма была достаточно популярна в 60-е годы. Известный просветитель, друг Новикова С. Десниц-кий предлагал императрице создать Сенат из шестисот или восьмисот человек. Причем этот многочисленный Сенат должен был включать представителей не только дворянства и духовенства, но и разночинцев…

В начале 1764 года на пост генерал-прокурора назначен был тот самый князь Александр Алексеевич Вяземский, который подавлял волнения на Урале. Тридцатисемилетний генерал, никогда не воевавший, но исполнявший "тайные поручения", человек весьма ограниченного ума (Екатерина потом жаловалась своему статс-секретарю Храповицкому: "Сколько я из-за него вытерпела! Все говорили, что он дурак"), Вяземский нужен был императрице как противовес участникам и идеологам переворота. Он не обладал самостоятельным влиянием или известностью. Он был всем обязан Екатерине и выполнял ее указания с непреклонной исполнительностью. Это был чистый кондотьер, вельможа-бюрократ. Этот человек должен был ведать Сенатом, финансами, внутренними делами, то есть был одновременно министром финансов, юстиции и внутренних дел. Он подчинялся только самой императрице.

Чтобы понять стиль поведения новой властительницы, достаточно прочитать секретную инструкцию, данную генерал-прокурору при вступлении его в должность.

С Вяземским Екатерине не надо было хитрить, и она, блокировавшаяся с конституционалистом Паниным, созывавшая конституционную комиссию Уложения, сочинявшая знаменитый Наказ в лучших традициях европейского Просвещения, в секретном наказе генерал-прокурору, реализатору ее прагматических намерений, обосновывает необходимость неограниченного самодержавия. Причем обосновывает она этот тезис соображением как примитивным, так и традиционным: "Российская империя есть столь обширна, что кроме самодержавного государя всякая другая форма правления вредна ей, ибо все прочее медлительнее в исполнениях и многое множество страстей разных в себе имеет, которые все к раздроблению власти и силы влекут, нежели одного государя, имеющего все способы к пресечению всякого вреда и почитая общее добро своим собственным, а другие все, по слову Евангельскому, наемники есть".

Все здесь глубоко значимо: и установка на концентрацию власти, и представление о благе государства как о "собственности" самодержца, и полное непонимание представительного принципа — трактовка всех, кроме государя, как наемников, а не органичных представителей страны. Между тем написано это было в канун съезда депутатов от сословий.

Холодная и расчетливая политическая игра Екатерины началась уже тогда.

Что же до Сената, то императрица наставляет своего "сильного человека": "В Сенате найдете вы две партии, но здравая политика с моей стороны требует оные отнюдь не уважать, дабы им через то не подать твердости и оне бы скорее тем исчезли, а только смотрела я за ними недреманным оком, людей же употребляла по их способностям к тому или другому делу. Обе партии стараться будут ныне вас уловить в свою сторону. Вы в одной найдете людей честных нравов, хотя и недальновидных разумом; в другой, думаю, что виды далее простираются, но не ясно, всегда ли оныя полезны. Иной думает для того, что он долго был в той или другой земле, то везде по политике той его любимой земли все учредить должно, а все другое без изъятия заслуживает его критики, несмотря на то, что везде внутренние распоряжения на правах нации основываются. Вам не должно уважать ни ту ни другую сторону, обходиться должно учтиво и беспристрастно, выслушивать всякого, имея только единственно пользу отечества и справедливость в виду, и твердыми шагами идти кратчайшим путем к истине".

Уроки политического прагматизма и лицемерия она решалась тогда преподавать немногим. Ибо знала, что у нее найдутся сильные оппоненты. Много позже незаурядный деятель и мыслитель екатерининской эпохи Семен Романович Воронцов, тщательно продумавший опыт двух царствований, предшествовавших александровскому, писал: "Страна слишком обширна, чтобы государь, будь он хоть вторым Петром Великим, мог все делать сам при существующей форме правления без конституции, без твердых законов, без несменяемых и независимых судов". Воронцов декларировал это в 1801 году, ибо политические и экономические итоги прошлого столетия оказались удручающими.

После 1762 года перед властью появилась возможность выбора вариантов. Игра общественных сил была столь разнообразна, что можно было найти союзников для политики самого разного толка.

Екатерина выбрала петровский путь — концентрация власти и ужесточение (казалось бы, куда больше!) крепостного права.

Параллельно с подготовкой комиссии Уложения Екатерина издавала антикрестьянские указы, один из которых лишил крепостных последнего права — права жаловаться на своих помещиков, а второй дал помещикам новое право — отправлять крестьян без суда на каторгу. Эти указы, соседствовавшие с просвещенным Наказом и заседаниями комиссии, увенчали чреватое тяжкими катаклизмами здание рабства в России.

Часто толкуют о том, что Екатерина только уступила давлению крепостников, которые единодушно высказались за рабство. Это не совсем верно.

Во-первых, указы о праве помещика без суда отправлять крестьян на каторгу, ссылать в Сибирь и сдавать в солдаты были обнародованы до заседаний комиссии в 1765 и 1766 годах. В те самые годы, когда близкие тогда к императрице и достаточно влиятельные люди разрабатывали способы смягчения рабства, реформирования крепостного права с перспективой в будущем его отмены. Во-вторых, из двадцати выступавших на комиссии по крестьянскому вопросу депутатов — 12 были безоговорочно за рабство, а 8 занимали разные позиции иного толка. Кроме того, существовали группировки Паниных — Дашковой, был Алексей Орлов с его окружением. Расстановка сил была отнюдь не единообразной. Дело было не в этом.

Я. Зутис совершенно справедливо писал: "В историографии существует мнение, что именно во время составления Наказа произошел перелом во взглядах императрицы на крепостное право. "Более половины мною зачеркнуто, разорвано и сожжено, и Бог ведает, что станет с остальным", — писала Екатерина II в начале февраля 1767 года, имея в виду сопротивление ее либеральным идеям, которое оказали защитники крепостного права. При этом делается ошибочный вывод, будто одинокая императрица противостояла или пыталась противостоять всему дворянству. В действительности перед нами борьба между двумя группировками… Победила та группа дворянства, которая считала образцом, достойным подражания, остзейские порядки (барщинный принцип. — Я. Г.), а потерпела поражение группа Орлова — Эйзена, мечтавшая о насаждении в России аграрных отношений по образцу Зап. Германии и Франции…"[22]