Джеймс Шульц - Сын племени навахов Страница 14

Их привел военный вождь Огоуоза - Облачная Ветвь, который узнал, что Начитима ушел в пуэбло Тонкое Дно. Наши воины хотели идти на охоту, и Огоуоза просил Начитиму отправиться на следующий же день. Решено было начать охоту утром на склоне горы Обсидиан. Начитима взял свой мешок с молитвенными палочками и ушел в дальнюю пещеру, чтобы ночь перед охотой провести в уединении.

Вечером я заметил, что Чоромана задумчива и грустна.

- Что с тобой? - спросил я.

Она ничего не ответила, и я не стал настаивать. Но когда я поужинал и вышел из пещеры, она последовала за мной. Мы уселись на земле под нависшей скалой, и Чоромана шепнула мне:

- Мой будущий муж, Огота меня пугает.

- Что он сделал? - спросил я.

- Смотри!

Она протянула мне руку, и я увидел большой синяк чуть-чуть повыше локтя.

- Я собирала хворост на берегу ручья; он подошел ко мне, схватил за руку и зашипел: "Эй, ты! В последний раз я тебе говорю: брось эту собаку наваха! Я, Огота, буду твоим мужем!" Он хотел еще что-то сказать, но в это время к ручью спустились женщины. Огота до боли сжал мне руку, повернулся и ушел.

Я задрожал от гнева:

- Этому нужно положить конец!

Я хотел было встать, но она удержала меня и воскликнула:

- Нет, нет! Не ходи к нему! О, зачем я тебе рассказала? Я знаю, что Огота не может причинить мне зла. Больше мы никогда не встретимся с ним наедине. Подумай, что будет, если ты отдашься гневу и убьешь его! Его друзья убьют тебя, а мой отец, Начитима и Потоша захотят отомстить. О, неужели ты не понимаешь, что должен держаться от него подальше?

Это я понимал и обещал сегодня не говорить с Оготой, но добавил, что проучу его, если он посмеет снова ее обижать.

- Чоромана, - сказал я, - этому нужно положить конец. Пойдем к твоим родителям, скажем им, что я хочу быть твоим мужем, а ты - моей женой. Тогда Огота не посмеет тебя тронуть.

- О, если бы мы могли это сделать! Но ты забыл о клятве, которую я дала моему деду. Этой клятвы я не нарушу, да и моя мать не согласится, чтобы я стала твоей женой, пока ты не вошел в Патуабу.

- Но зачем, зачем старик взял с тебя эту клятву?

- Он очень меня любил, вот почему ему хотелось, чтобы мой муж был великим человеком и вождем.

- Тяжело у меня на сердце. Кажется мне, что не миновать нам беды, - сказал я.

Ночь спустилась в долину. В пещере развели костер, мы встали, и Чоромана шепнула мне:

- Не бойся. Быть может, нас ждет немало тяжелых испытаний, но я уверена, что все уладится.

В ту ночь я почти не спал. На рассвете вернулся Начитима и, переговорив с Огоуозой, объявил, что пора собираться на охоту.

Вскоре после восхода солнца все охотники выстроились на площадке перед пещерами. Пятерым Начитима велел остаться в разрушенном пуэбло и охранять женщин, а остальным приказал следовать за ним. Включая моего брата, нас было сорок шесть человек; у двадцати четырех имелись не только лук и стрелы, но также и ружья. Мы вышли из долины и поднялись на поросшее лесом плоскогорье. Отсюда ясно видна была вершина священной горы Обсидиан. Казалось, гора находится совсем недалеко и мы дойдем до нее задолго до полудня.

Все шли гуськом по лесой тропинке. Мы с братом старались ни на шаг не отставать от Начитимы. Вдруг Одинокий Утес наступил на развязавшийся шнурок своего мокасина и оборвал его. Пришлось остановиться и починить ремень. Мы с братом остановились, а остальные охотники обогнали нас. С ними был Огота, который злобно посмотрел на меня, но я сделал вид, будто не замечаю его. Я боялся встретиться с ним глазами, так как не надеялся на свою выдержку.

Вскоре мы догнали отряд, но не стали пробираться к Начитиме, а пошли сзади. На широкой просеке Начитима и Огоуоза сделали остановку, но нигде не видно было ни лосей, ни оленей, и через несколько минут мы тронулись дальше. Мы с братом пересекли просеку и только что вышли на лесную тропу, как вдруг раздались выстрелы, громкие крики, и на наших охотников напал отряд индейцев, разукрашенных перьями и разрисованных черной и красной красками. Я узнал их с первого же взгляда - это были уты, близкие друзья навахов; много раз видел я индейцев этого племени в лагере моего отца. В первую минуту я испугался, думая, что на нас напали навахи, но, убедившись в своей ошибке, очень обрадовался. Я увидел, как упали трое из нашего отряда, услышал голоса Огоуозы и Начитимы, призывавших нас стрелять в неприятеля. Я побежал вперед; брат ни на шаг от меня не отставал. Вскоре мы пробились в первые ряды наших воинов и бросились на утов. Военный вождь Огоуоза громко кричал:

- Вперед! Смелей! Стреляйте, стреляйте!

8. ДВЕ СТРЕЛЫ ПОПАЛИ В ЦЕЛЬ

Один только раз видел я, как люди сражаются и убивают друг друга, и это зрелище показалось мне отвратительным. Было это в тот день, когда тэва взяли меня в плен. Сейчас я сам участвовал в битве, но снова испытывал отвращение, хотя и был очень взволнован и возбужден. Мы начали стрелять в неприятеля, находившегося шагах в пятидесяти от нас, и подстрелили несколько человек, но остальные продолжали наступать. Я понял, что не успею зарядить ружье раньше, чем они подойдут к нам вплотную и, следовательно, смогу пользоваться им только как дубинкой. В эту минуту мой брат вскрикнул и уронил лук и стрелы. Я увидел, что у него перебита левая рука.

- Беги, беги назад! - крикнул я ему.

Свое ружье я положил на землю, поднял брошенный им лук и снял колчан, висевший у него за спиной. Больше я не чувствовал отвращения к битве. Меня охватил гнев против этих утов, я хотел жестоко отомстить им за рану, нанесенную брату. Я выстрелил в одного из воинов; стрела вонзилась ему в грудь, и он ничком упал на траву. Многие уты были ранены. Шатаясь и прихрамывая, брели они в лес и прятались за деревьями. Но остальные продолжали наступать. Их вел высокий стройный человек, который размахивал испанским копьем и прикрывал грудь большим щитом, украшенным орлиными перьями. Несколько стрел вонзилось в его щит. Я прицелился, изо всех сил натянул тетиву и выстрелил. Стрела вонзилась ему глубоко в шею. Он выронил копье и щит и обеими руками схватил древко стрелы, стараясь ее вытащить. Потом опустился на колени, покачнулся и упал на бок. Огоуоза и Начитима громко закричали и повели нас в атаку.

Потеряв вождя, уты растерялись. Видя, что мы наступаем, они повернули и побежали в лес. Бегали они хорошо. Мы их преследовали, но догнать не могли.

Наконец наш военный вождь остановил нас. В изнеможении воины опустились на траву. Я оглянулся и увидел, что за моей спиной стоит Одинокий Утес. Здоровой рукой он сжимал ружье, из левой руки струилась кровь.

- Начитима, иди сюда! - крикнул я. - Смотри, он ранен, рука у него перебита, и все-таки он не отставал от нас.

В эту минуту брат покачнулся, теряя сознание; я успел его поддержать и осторожно положил на землю.

Начитима, Кутова, Огоуоза и другие воины подбежали к нам. Военный вождь опустился на колени и, осмотрев руку брата, сказал Начитиме:

- Самайо Оджки, твои сыновья - храбрые юноши!

- Да, да, они храбрецы, - подхватили все остальные.

- Я благословляю судьбу, которая привела их в мой дом, - ответил Начитима.

Вместе с Кутовой он стал вправлять сломанную кость, пока брат был без сознания и не чувствовал боли. Но Одинокий Утес очнулся и сел раньше, чем рука была перевязана. Мужественно перенес он страшную боль и даже не застонал.

У наших воинов только и было разговору, что о битве. Кто-то сказал:

- Если бы не был убит этот вождь с копьем, многие из нас погибли бы сегодня.

- Да! Их было гораздо больше, чем нас, и дрались они храбро, пока вождь был с ними. Пожалуй, они могли бы всех нас перебить.

- Не знаете ли вы, кто его убил? - спросил Огоуоза.

- Может быть, я, - сказал один воин. - Я три раза в него стрелял.

- Я видел, что он упал после того, как я в него выстрелил, отозвался другой.

- Мы узнаем, кто его убил, когда вернемся на просеку, - вмешался третий.

Я хотел было крикнуть, что убил его я, но вовремя спохватился. Ведь в него стреляли многие, и, быть может, не моя стрела оказалась роковой. Мне хотелось поскорей вернуться на просеку, и я с трудом мог усидеть на месте.

Огоуоза и Потоша сделали перекличку, чтобы узнать все ли воины налицо. Пятерых не было с нами.

- Где Тэтиа? - спросил Потоша.- Никто его не видел?

- Он убит, - отозвался кто-то. - Я видел, как он упал.

- Нет и нашего летнего кацика! - воскликнул Огоуоза. - Неужели и он убит?

Все мы любили старика-кацика, и весть о его смерти произвела тяжелое впечатление, но вдруг один из воинов крикнул:

- Он жив, я его видел! Он не мог поспеть за нами и присел на пень, чтобы перевести дух.

- А Огота? Его здесь нет. Он - шестой.

Никто не ответил. Мы вопросительно посматривали друг на друга. Наконец кто-то сказал:

- Я его не видел с той минуты, как завязался бой.

- Я тоже! Я тоже! - подхватили остальные.

Мы недосчитались еще одного человека и решили, что в бою погибло семеро. Затем мы отправились в обратный путь, но шли медленно, так как брату трудно было за нами поспеть. Вскоре увидели мы кацика, ковылявшего нам навстречу. Бедняга запыхался, старые ноги отказывались ему служить. Он был огорчен, когда узнал, что нам не удалось догнать неприятеля.