Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых Страница 14

Седьмого августа император Карл VI собрал своих тайных советников, и после обсуждения этого вопроса они согласились, что все следует предоставить воле царевича. А 12 августа Толстому и Румянцеву разрешили ехать в Неаполь для встречи с Алексеем. Из-за сильных и беспрерывных дождей агенты Петра добрались до цели лишь 24 сентября.

На следующий день их принял вице-король Неаполя. Он устроил встречу царевича Алексея с Толстым и Румянцевым в своем дворце, пытаясь придать ей непринужденный характер. Однако, несмотря на присутствие гостеприимного хозяина дома, царевич трепетал от страха, а посланцы Петра с места в карьер потребовали от Алексея покориться отцовской воле и немедленно ехать в Россию.

Произошло еще четыре встречи, во время которых ласками, посулами и угрозами наконец удалось уговорить царевича ехать домой. Толстой даже сказал, что Петр не остановится перед применением силы против Австрии, если вопрос возвращения Алексея не будет решен.

Алексей просил только об одном — разрешить ему обвенчаться с Ефросиньей, которая была на четвертом месяце беременности. Согласие на это было дано от имени Петра, поскольку именно Ефросинья уговорила Алексея возвратиться в Россию.

Съездив в недалекий от Неаполя город Бари и поклонившись там мощам святого чудотворца Николая Мирликийского, Алексей 14 октября отправился на родину. Ефросинья ехала вместе с ним, по потом отстала, чтобы продолжать путь не спеша и не подвергать себя опасности выкидыша или неблагополучных родов.

Алексей с дороги писал ей письма, пронизанные любовью и заботой. Он советовал Ефросинье обращаться к врачам и аптекарям, беспокоился! удобный ли у нее экипаж, тепло ли она одета; посылал ей немалые деньги, а потом и бабок-повитух, которые могли бы хорошо принять роды.

Тридцать первого января 1718 года Алексей прибыл в Москву, а Ефросинья в середине апреля — в Петербург. К сожалению, никаких известий о том, когда состоялись роды и кто родился, до нашего времени не дошло.

Зато хорошо известно, как ждал Ефросинью Алексей Петрович, как надеялся, что отец все-таки разрешит им обвенчаться и позволит жить вместе в одной из деревень под Москвой. Но этому не суждено было статься. Как только Ефросинья вернулась в Петербург, ее тут же арестовали, заключили в крепость и приступили к допросам. Ее не пытали, а Петр всячески выказывал ей свои симпатии, чтобы добиться ее искренности. Данные Ефросиньей показания окончательно погубили царевича.

Первое свидание Алексея с отцом состоялось 3 февраля. Царь приказал собраться в Столовой палате Кремлевского дворца церковным иерархам, сенаторам, другим высшим чинам. Вошел царевич вместе с Толстым и, увидев царя, повалился ему в ноги. Он просил простить его, даровав жизнь, и отрекался от всех прав на престол.

«Я окажу тебе милость, — сказал Петр, — но только с тем, чтобы ты показал самую истину и объявил о своих согласниках, которые тебе присоветовали бежать к цесарю».

Алексей тут же назвал имена многих своих соучастников, и после этого Петр немедленно начал розыск.

В Преображенском приказе оказались главные сообщники Алексея — Александр Кикин, Никифор Вяземский, Иван Афанасьев, Василий Долгоруков и Семен Нарышкин, а вслед за ними допросам и пыткам подверглись более пятидесяти человек.

Следствие проходило до середины июня 1718 года, когда да очных ставках Алексея и Ефросиньи установили сугубую вину царевича, а он сам попал в каземат Петропавловской крепости и был подвергнут пыткам.

Четырнадцатого июня Алексея привезли из Москвы в; Петропавловскую крепость, в Трубецкой бастион. Через пять дней его начали пытать и за неделю пытали пять раз. Больной, слабый духом и смертельно напуганный Алексей сознавался и в том, чего не было, стараясь, чтобы пытки прекратились как можно скорее. Он даже наговорил на себя, что хотел добыть престол при помощи армии австрийского императора.

Двадцать четвертого июня верховный суд, состоявший из 127 человек, единогласно постановил предать царевича смерти. Выбор казни был отдан на усмотрение отца.

Уже после вынесения смертного приговора Петр приехал в Трубецкой бастион, чтобы еще раз пытать сына.

По одним данным, на последней пытке присутствовали только Петр и пользующийся его особой доверенностью генерал-аншеф Адам Адамович Вейде. Вейде посоветовал Петру отравить царевича. Петр согласился, и Вейде заказал, аптекарю сильный яд. Царь и Вейде вместе отнесли яд Алексею, но царевич наотрез отказался принимать снадобье. Тогда они повалили Алексея на пол, оторвали половицу, чтобы кровь могла стекать под пол, и топором обезглавили потерявшего сознание царевича, истощенного мучениями и страхом. Существует версия, что на этом трагедия не окончилась: на авансцене истории появился еще один персонаж — фрейлина Екатерины Анна Ивановна Крамер, которой Петр доверял не меньше, чем генералу Вейде.

Анна была в особом «кредите» у Петра. Именно она приехала вместе с Петром и Вейде в Петропавловскую крепость, где переодела мертвого царевича, в приличествующий случаю камзол, штаны и башмаки, а затем искусно пришила к туловищу его отрубленную голову, замаскировав страшный шов большим галстуком.

По другой версии, 26 июня на последнюю трехчасовую пытку царевича Алексея приехали Петр, Меншиков и другие сановники, а через семь часов после пытки царевич скончался. Есть свидетельства, что по приказу Петра Алексея удушили подушками четверо офицеров, а руководил всем этим Александр Иванович Румянцев.

Академик Н. Г. Устрялов, посвятивший изучению жизни царевича четырнадцать лет, приводит девять версий его смерти. Наиболее достоверной ему представляется смерть от последовавшего в результате пыток апоплексического удара.

Но всяком случае 13 декабря 1718 года Румянцев был пожалован сразу двумя чинами — майора гвардии и генерал-адъютанта, и ему были отданы две деревни, ранее принадлежавшие сторонникам убитого царевича.

Царского благоволения за особые заслуги была удостоена и Анна Крамер. Как только царевича похоронили, Анна Крамер уехала в свою родную Нарву, где и прожила до 1770 года, умерев на семьдесят шестом году.

Желая показать, что смерть Алексея для него ничего не значит, Петр 27 июня, на следующий день после его гибели, пышно отпраздновал девятую годовщину Полтавской битвы. В официальных бумагах все чаще стало появляться имя единственного сына Петра и Екатерины — трехлетнего великого князя Петра Петровича. Родители видели в нем законного наследника престола и радовались тому, что мальчик растет крепким, веселым и разумным. Но судьба распорядилась иначе: после недолгой болезни 25 апреля 1719 года мальчик умер.

На траурной службе по умершему неосторожно рассмеялся родственник Евдокии Лопухиной Степан Лопухин. Причину смеха объясняли тем, что теперь наследником мог стать царевич Петр Алексеевич, внук Петра, ровесник своего умершего дяди Петра Петровича. В глазах очень многих он имел все права на наследование российского престола.

Разумеется, был розыск и пытки — Петр I решил сделать все, чтобы трон не достался Лопухиным и их родственникам.

Однако прошло почти три года, пока царь сумел воплотить задуманное в официальный документ — «Устав о наследии престола», по которому царствующий государь мог отдавать после себя престол кому угодно из родственников, игнорируя права по рождению.

Устав был издан 5 февраля 1722 года, и лишь 15 ноября 1723 года появился манифест о предстоящей коронации императорской короной Екатерины. Хотя в нем не говорилось, что именно Екатерина становится наследницей престола, было ясно, что Петр тем самым делает важный шаг на пути к реализации «Устава о наследии престола».

Поэтому, когда в мае 1724 года в главном храме России — Успенском соборе Московского Кремля — состоялась коронация Екатерины, французский посол Кампредон особо отметил следующее: «Над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, — что этим она признана правительницей и государыней после смерти императора, своего супруга». Императорскую корону на голову Екатерины возложил сам Петр.

Новелла 7

Мученица Евдокия и великомученик Степан

В то время, как Алексей только начинал свой крестный путь, в Москве, Петербурге и Суздале произошли многочисленные аресты подлинных и мнимых сообщников царевича.

Во всех этих городах офицеры — преображенцы и семеновцы — на время превратились в полицейских агентов.

В Суздаль к Евдокии направили капитан-поручика Преображенского полка Григория Скорнякова-Писарева с солдатами. 10 февраля, оставив солдат неподалеку от обители, он прибыл в Покровский монастырь.

Скорняков сумел незамеченным пройти в келью к Евдокии и застал ее врасплох: Евдокия была в мирской одежде — телогрее и повойнике, что потом ставилось ей в вину, ибо было нарушением монашеского устава.