Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время Страница 14

Но политические струи ясно видны даже в бурном шампанском потоке «Зеленой лампы»: и там видим мы будущих декабристов — А. И. Якубовича, князя С П. Трубецкого и других. Дело уже не ограничивалось одним веселым препровождением времени: в посланий к П. П. Каверину Пушкин сетует о том, что чернь не понимает,

…Не ведает, что дружно можно жить.С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом;Что ум высокий можно скрытьБезумной шалости под легким покрывалом.

Письмо Пушкина к П. Б. Мансурову, лихому поручику лейб-гвардии Конно-егерского полка, совершенно явственно приоткрывает это покрывало:

«Зеленая лампа» нагорела — кажется, гаснет — а жаль — масло есть (т. е. шампанское нашего друга)… Поговори мне о себе — о военных поселеньях. Это всё мне нужно — потому, что я люблю тебя — и ненавижу деспотизм. Прощай, лапочка».

В сентябре Пушкин танцует на веселом осеннем балу у директора Публичной библиотеки в Петербурге А. Н. Оленина, в его усадьбе Приютино под Петербургом. Среди все растущих новых знакомств юного Пушкина мы видим И. А. Крылова, Н. И. Тнедича, скульптора Ф. П. Толстого, Ф. Ф. Вигеля. В сентябре же Пушкин был введен Н. Н. Раевским-младшим, своим приятелем из гвардейских офицеров Царского Села, в семью генерала Н. И. Раевского, героя Бородина, где Пушкина встретили и очаровали сестры Раевские — Мария, Елена, Софья и в особенности старшая, Екатерина.

В те же времена бывает, что Пушкин с другом своим Дельвигом, переодевшись простолюдинами, шумно пируют в дешевом трактире в Толмазовом переулке…

Среди этих встреч, работ, все новых и новых знакомств крепнут и политические настроения: в Москве возникает новое общество «Союз Благоденствия», которое вскоре, в связи с передвижением гвардий из Москвы в Петербург, переходит в столицу.

В апреле 1819 года Пушкин, приглашенный Чаадаевым, читает стихи в «Союзе Благоденствия».

И в то же время Пушкин — посетитель регулярных суббот у Жуковского, жившего в Зимнем дворце.

Политические ноты в общественных настроениях звучат все настойчивее, все яснее, чему содействует поднимающийся накал исторических обстоятельств.

На весь мир прозвучала тронная речь императора Александра на сейме в Варшаве: даруя конституцию народу польскому, Александр в полный голос обещал конституцию и для России.

В доме Тургеневых Пушкин в октябре того же 1819 года присутствует при чтении Николаем Тургеневым «Гамбургской газеты», где цитировалось заявление императора Александра. что «все народы должны освободиться от самодержавия», и то, что он, царь, сделал в Польше, он сделает во всех своих владениях. Александр дал при этом своему собеседнику, генералу Мезону, «честное слово», что таковы его прямые чувства, и просил его верить, что он, «Александр, честный человек!»

Тайные общества исподволь развертывают свою работу, собирают сторонников, хотят привлечь и Пушкина: его друг по лицею И. И. Пущин пытался это сделать, но вскоре решает, что Пушкин для заговора по своему характеру не подходит.

Тогда же, в том раннем своем Петербурге, Пушкин уже обнаруживает еще один путь сближения с народом, тратит на него и время и сердце: театр для него не только «очаровательные актрисы», не только «почетное гражданство кулис». Припомним, что скоро явится народная драма «Борис Годунов».

Пушкин позже так вспоминал то время своей театральной юности:

Волшебный край! там в стары годы,Сатиры смелый властелин,Блистал Фонвизин, друг свободы,И переимчивый Княжнин;Там Озеров невольны даниНародных слез, рукоплесканийС младой Семеновой делил;Там наш Катенин воскресилКорнеля гений величавый;Там вывел колкий ШаховскойСвоих комедий шумный рой…

Тогда в Пушкине уже зарождались неясно те мысли и впечатления, которые позднее, в 1830 году, будут запечатлены им в неоконченных статьях о народной драме.

«Драма родилась на площади, — пишет Пушкин, — и составляла увеселение народное. Народ, как дети, требует занимательности, действия… Народ требует сильных ощущений, для него и казни — зрелище. Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством. Но смех скоро ослабевает, и на нем одном невозможно основать полного драматического действия. Древние трагики пренебрегали сею пружиною. Народная сатира овладела ею исключительно и приняла форму драматическую — более как пародию. Таким образом родилась комедия, со временем столь усовершенствованная. Заметим, что высокая комедия не основана единственно на смехе, но на развитии характеров, и что нередко близка подходит к трагедии». Когда писались эти строки (в 1830-м), уже учился грамоте драматург, который позднее создал шедевры русской комедии и драмы, такие, как «Свои люди сочтемся» (1846), «Гроза» (1859), выполнив заветы Пушкина во всей их силе.

Постоянный посетитель театра в ураганное время своего первоцветения, чего там ищет Пушкин? Чистого искусства? Веселых похождений? Нет. Он всегда ищет то, что он любит, — живую толпу, массу, народ, он ищет ее, потому что толпа, народ в своем внутреннем активе удивительным образом всегда бесконечно больше суммы составляющих ее людей. Театр — театр только тогда, когда он полон публики, театр — это великая мастерская писателя и актера, это наглядная проверка его связей с народом, когда слово, жест, шутка, гнев, скорбь, слезы усиливаются тысячекратно приемом и отдачей в душах зрителя. Пушкин любил толпу — пышный бал, и раут, и базар, и ярмарку, масленичное гулянье на Неве, вербу, гулянье на Святой, Екатерингофское гулянье на первое мая, пасхальную заутреню, деревенские престолы, монастырские ярмарки. Для Пушкина всякое народное сборище, в какой бы форме оно ни было, — прежде всего торжество, торжество жизни.

И как охват совокупности всех этих впечатлений, как пышную торжественную оправу всех этих своих смутных могучих переживаний Пушкин прежде всего полюбил Петербург. Первые три года жизни в Петербурге задают тон в этом отношении всему последующему творчеству Пушкина. Петербург не только город, не только адрес поэта где-то у Калинкина моста. Петербург — столица, олицетворение всего государства.

Таков беглый итог впечатлений первых трех молодых лет жизни Пушкина в Петербурге.

Однако, как внешне ни была занята, как ни бурна была петербургская жизнь молодого Пушкина, она не поглощает его всего, у него есть еще другая, невидимая свету жизнь. Он очень скрытен, этот Пушкин.

Поэт должен иметь время для своего творчества, и Пушкин находит это время. Обычно по утрам, до службы, он пишет поэму «Руслан и Людмила».

Из разнообразного материала крепко свивается, возникает пестрая, увлекательная, говоря современным языком, приключенческо-фантастическая стихотворная повесть, веселая по тону, бурная по содержанию, русская по бодрому, цветистому общему колориту, древнеисторическая по фону и в то же время изукрашенная царскосельской утонченностью,

Поэма — первая своеобразная дань Пушкина русской истории, которую пока он видит еще издалека, но перед которой уже преклонен в поэтическом восхищении… В фантастике «Руслана» Пушкин в легкой форме дает как бы наброски исторических картин и образов, которые позже предстанут пред читателем.

Вот описание старого Финна, впоследствии развернувшееся в чудесный образ летописца Пимена:

В пещере старец; ясный вид,Спокойный взор, брада седая;Лампада перед ним горит;За древней книгой он сидит,Ее внимательно читая.

Следует рассказ Финна о варягах, и мы находим в нем опять намеки на знакомые нам со школьных лет строки:

Мы весело, мы грозно бились,Делили дани и дары,И с побежденными садилисьЗа дружелюбные пиры.

Вспоминаем: то же сделает и Петр в «Полтаве». Вот Руслан ложится «на мягкий мох»; но заснуть не может и говорит старцу:

Не спится что-то, мой отец!

И мы вспоминаем: так в «Онегине» скажет Татьяна няне.

Все эти первичные образы кипят, клубятся где-то в безднах души поэта, готовясь к жизни. И поэма растет и растет, облекается в сияющую пушкинскую форму. Исчезнувшая из града Киева дочь князя Владимира просыпается после похищения из брачной своей постели и находит себя «среди подушек пуховых, под гордой сенью балдахина»… Следует небольшая веселая заминка во вкусе Парни:

Вы знаете, что наша деваБыла одета в эту ночь,По обстоятельствам, точь-в-точьКак наша прабабушка Ева.Наряд невинный и простой!Наряд Амура и природы!Как жаль, что вышел он из моды!

Описания легкие, пожалуй, чуть соблазнительные, плещут, текут, сверкая и смеясь, словно каскады в царскосельском парке, и полтора уже века льются в душу миллионов слушателей и читателей. Сад волшебника Черномора оказывается у Пушкина удивительно схожим с садом зачарованного доброго чудовища из сказки об Аленьком цветочке Аксакова. Что же у них общего, у двух этих авторов? Ответ прост: и первый и второй сады, и пушкинский и Пелагеин, — нарисованы по одному образцу садов в дворянских имениях, а те, в свою очередь, сами ослабленные сколки с садов царскосельских, то есть русифицированных версальских… Изысканная красота хлещет здесь одинаково вольно и широко и у петербургского поэта, и в уфимской дальней степи, в усадьбе Багрова-внука.