Режин Перну - Ричард Львиное Сердце Страница 14

читаем в «Жизнеописании» Гийома Марешаля, который собирался в Святую землю, дабы исполнить обет «юного короля».

Глава четвертая

ГРАФ ПУАТУ И ГЕРЦОГ АКВИТАНИИ

Смерть «юного короля» вызвала немалые потрясения в королевстве Плантагенета, и прежде всего в лоне его собственного семейства. Мать усопшего первой в глубинах души своей почувствовала утрату, поняла, что обольстительного наследника, сына неисправимого и притягательного больше нет; за ночь до его смерти ей приснился вещий сон — распростертый на ложе своем «юный король» с двумя царственными венцами: одна корона — золотая, та самая, которой он был увенчан в день своей коронации, другая — из света, неведомого средь смертных, подобная Святому Граалю[25].

Когда к королеве прибыл архидиакон церкви Уэльса, коему поручено было объявить о смерти ее старшего сына, она прервала его на полуслове; Алиенора заведомо знала, что он собирается сказать, и ей довольно было сонного видения, посланного в Солсберийский донжон, где ее держали взаперти и под неусыпным надзором вот уже девять лет…

Что же касается Генриха II, чей деспотизм поспособствовал злосчастьям сына, оставленного без крупицы власти, то и он не остался безучастным к постигшей его утрате. Жизнеописание трубадура Бертрана де Борна повествует о трогательных подробностях его встречи с королем некоторое время спустя после скорбного происшествия: Бертран хвастался, что у него довольно ума, чтобы не беспокоиться о своем замке — уж его-то он всегда оборонит от любого нападения; Генрих, взяв штурмом Отфор, не удержался от насмешки: «Бертран, вам придется пустить в ход весь свой ум!»[26]. Тот отвечал, что утратил весь ум, когда умер «юный король». И король заплакал о своем сыне и простил Бертрана, повелев облачить его и одарить землями и почестями. Все оплакивали «лучшего короля из всех, когда-либо рожденных матерью, великодушного и красноречивого, нравом прекрасного и видом смиренного»[27].

Среди обетов, данных «юным королем» перед смертью, между прочим, имелось и намерение решительно потребовать от отца возвращения королеве, супруге своей, полнейшей свободы. Некоторое время спустя ее дочь Матильда пересекла Ла-Манш со своим супругом, чтобы навестить Алиенору, а через год королеве было дозволено ответить на этот визит, посетив Винчестер, где Матильда разрешилась сыном, которого нарекли Гийомом (то есть Вильгельмом). В 1184 году произошло всеобщее примирение: память святого Андрея вся семья отмечала в Вестминстерском дворце. Генрих II Плантагенет по этому случаю преподнес своей супруге в дар прекрасную пурпурную мантию на беличьем меху с отделанными мехом и расшитыми золотом рукавами. Противоречия, разделившие было Алиенору с ее самым любимым сыном Ричардом, незадолго до этого удалось сгладить, и это примирение на День святого Андрея, как и семейное собрание в дни Рождества, завершилось совместным появлением всех Плантагенетов на людях. Вскоре Алиенора преподнесла дары монастырю в Фонтевро — и это было в первый раз с тех пор, как она засвидетельствовала таким образом свое благоволение этой обители задолго до своего супружества с Плантагенетом.

Вопрос о наследовании оставался в подвешенном состоянии. Аквитания пребывала тогда в мире, граф Эймар Лиможский безропотно согласился сдаться 24 июня 1183 года, вскоре после смерти «юного короля», когда Бертран де Борн, подавленный скорбью, сочинил два трогательных «плача» на погребение юного принца, по которому все горевали. Ибо, несмотря на все свои изъяны, безмерную расточительность и вспышки беспричинной ярости, у Генриха Младшего было обаяние, за которое его любили, и он умел со всеми держаться любезно и учтиво. По общему мнению, природа не поскупилась на дары для обоих старших сыновей Плантагенета: оба были красивы, щедры, со вкусом к поэзии и музыке. Но все же именно в Ричарде ярче, по-особенному ощущалась южная чувственность, унаследованная от матери. Истинный аквитанец, со вкусом к изяществу, со страстью к приключениям, с врожденным чувством ритма, которое он иногда обнаруживал несколько неожиданным образом. Например, сообщает летопись, если вдруг монахи в церкви пели не так, как ему хотелось, он поднимался на клирос и начинал руководить хором посредством «голоса и жеста». Подобно отцу, он был решителен в действиях, быть может, проявлял в бою чрезмерную суровость, чего никогда не позволял себе Генрих Младший. В Аквитании говаривали про него так: «Ни единая гора, сколь бы высока и крута она ни была, ни единая башня, сколь бы ни была она неприступна и вознесена, не бывала препятствием для него; столь же сноровистого, сколь дерзкого, столь же смекалистого и упорного, сколь порывистого». Великолепный в своем блеске рыцарь, впрочем, исполненный ревностного стремления к поддержанию порядка и правосудия, он явно был счастлив в этой земле, слывшей плодоносной и ухоженной, жить в которой хорошо и приятно. Английский хронист того времени Рауль из Дицето оставил восторженное ее описание в сочинении, которому он дал название «Образы истории»: «Богатая и изобилующая всякими древностями и редкостями; одна из богатейших провинций Галлии, из числа счастливейших и плодороднейших, с возделанными полями, с городами, с лесами, изобилующими дичью, с весьма здоровыми водами»; и далее летописец описывает русла Гаронны и ее судоходных притоков, текущих с Пиренеев к океану; что же до населения, то люди в этом краю речисты и склонны к чревоугодию — эти же определения он прилагает и к обитателям Медока или Дордони. Жители Пуату любят хорошую говядину и доброе вино, замечает он, и предпочитают кушанья с перцем и чесноком; он обращает внимание и на их пристрастие к охоте на диких уток, на которых они ставят силки, — известно, что еще и в нынешние времена жители края развлекают себя ежегодной охотой на диких голубей. Их запекают на кострах, в которые бросают хворост виноградной лозы. Наконец, хронист присовокупляет, что страна изобилует реками и ручьями, в которых водятся миноги и осетры.

Нрав Ричарда, во всех оттенках и подробностях, вполне укладывался в то представление об аквитанцах, которое возникало из рассказов его современника: принц дорожил услугами своего повара и знал толк в яствах. К тому же цитированный выше хронист был близок Ричарду, и мы еще встретимся с ним на коронации Ричарда в Лондоне.

Зная все это, легко представить себе, как мог повести себя граф Пуату и герцог Аквитании, узнав о намерении отца передать Аквитанию самому младшему сыну, Иоанну Безземельному. Ричарда отнюдь не устраивало обещанное ему взамен островное королевство; нет, Аквитания должна была остаться его личным фьефом. Обуздав ярость, охватившую его при известии о предложении отца, он попросил время на размышление, а сам поспешил вернуться как раз в Аквитанию, откуда и прислал ответ с недвусмысленным отказом. Итак, новая распря: на этот раз Ричарду противостояли Джеффри и Джон (Иоанн); эти двое призвали нескольких бывалых военачальников, служивших Генриху Младшему. В числе прочих явился знаменитый Меркадье, надолго запомнившийся обывателям Перигора и всей области Бордо.

Однако во время двух собраний двора: на День святого Андрея и на Рождество, мир (хотя и не доброе согласие) между тремя братьями удалось восстановить. Генрих II, в свою очередь, смог достичь соглашения с королем Франции; встретившись в Три, они договорились, что крепость Жизор — едва ли не вечное яблоко раздора! — остается королю Англии, как и его нормандский домен, при условии выплаты компенсации в 2750 ливров в анжуйской монете. Генрих также успокоил Филиппа Августа относительно участи сестры последнего, Аделаиды, которая жила в Вестминстере; она выйдет замуж за «одного из сыновей короля Англии». В завершение Генрих II, согласно обычаю и без каких бы то ни было оговорок, повторно принес подобающую присягу своему сеньору, королю Франции, за свои материковые владения.

Несколько позже и все еще в видах умиротворения Алиеноре было дозволено посетить Руан, где покоился ее сын Генрих Младший. Ричард сопровождал ее и согласился уступить ей, пока она жива, сюзеренитет над Аквитанией. В конце концов, дело касалось лично их, и глубокое согласие, царившее между матерью и сыном, никак не нарушалось, разве что мимолетно: Ричард продолжал осуществлять свои права графа Пуату и герцога Аквитанского, не спуская глаз ни с единого из своих вассалов. Он утвердил основание монастыря Фонтенле-Комте по уговору с аббатом Мейезэйским: последний получил фьеф в Кулянже, тогда как Ричард заложил новый город Сен-Реми-де-ля-Ай и издал хартию его привилегий. Еще он возобновил различные привилегии, пожалованные приходу в Шизе, а также тем, кто имел права на пользование лесом Монтрей.

В 1185 году Генрих II созвал Рождественскую ассамблею в Донфроне. Собрание вышло пышное и запомнилось еще и тем, что Плантагенету был предложен венец короля Иерусалимского: Балдуин IV Прокаженный преставился 16 марта того же года двадцати четырех лет от роду, в краткую жизнь свою познав страдания и украсив ее подвигами. Генрих II уже принимал крест двенадцатью годами ранее; он не стал с порога отказываться от короны, однако его притязания, судя по всему, не простирались так далеко и не были столь возвышенны.