Оскар Райле - Секретные операции абвера Страница 14

Окончательное согласие дать Скупому я не мог. Но я был уполномочен пообещать ему две-три тысячи рейхсмарок в польской валюте на тот случай, если первая его поставка с виду будет выглядеть как подлинная и отвечать интересам нашей службы. Скупой торговался ловко и долго о цене, словно от этого зависела вся его жизнь. Наконец мы сошлись, и он, довольный, уехал.

В последующее время — 1927–1929 годы — Скупой появлялся регулярно каждые три-четыре месяца и доставлял все доступные ему секретные документы. Среди них были и обещанные им мобилизационные таблицы. Каждый раз, когда я затем выдавал ему вознаграждение, он очень медленно и неторопливо пересчитывал купюры. Сама персонифицированная скупость сидела передо мной!

Когда после первой поставки выяснилось, что в лице Скупого мы располагаем очень важным источником, для помощи мне подключили сотрудника сектора I[15] в Восточной Пруссии. До сих пор я работал со Скупым один с глазу на глаз. Представлялось просто необходимым подключить еще одного сотрудника абвера, могущего далее вести ценного источника в случае, если бы я заболел или по каким-либо иным причинам не смог прийти на встречу со Скупым.

В тот период в Восточной Пруссии и Данциге задача выстраивать шпионскую сеть в Польше для военной и политической разведки была поручена только троим. Если обер-лейтенант Раух из Мариенбурга, а я из Данцига пытались решить эту задачу, то и сотрудник сектора I отдела абвера по Восточной Пруссии в Кёнигсберге работал над тем же поручением. Кроме того, он являлся экспертом по всем входящим донесениям относительно иностранных армий и военно-воздушных сил. Этот третий сотрудник — Ганс Горачек, служивший без перерыва в абвере до самого конца войны в 1945 году и дослужившийся до звания подполковника, — и был направлен в помощь мне в деле Скупого. Вместе с ним мы начали и провели очень много операций абвера, по-товарищески одинаково делили удачи и поражения.

Я был рад, что Ганс, как звали его друзья, принимал участие в переговорах с паном Скупым, все время клянчившим денег. У Ганса уже был опыт в ведении тайных контактов. Кроме того, он хорошо подходил для переговоров с информаторами и агентами, поскольку его, обладавшего великолепной выдержкой, было непросто вывести из равновесия. Он сумел деловито и уверенно поставить Скупого на место. При этом Ганс не был ни в коей мере ни холоден, ни циничен. Благодаря отличному самообладанию он быстро оценил ситуацию. Его доброжелательный ровный характер не позволял и предполагать, что он способен сформулировать нечто оскорбительное.

И Скупой довольствовался тем, что отныне им занимаются двое представителей абвера. В дальнейшем он доставил немало доступных ему польских секретных документов. Тогда возросло и его вознаграждение. Когда однажды он тщательно пересчитывал гонорар за очередную порцию документов, я сфотографировал его. Он настолько углубился в это занятие, что даже не услышал щелканья камеры. Алчность и скаредность явственно проступали на его лице. Если бы Мольер знал нашего Скупого, его Скупой был бы еще более захватывающим и потрясающим персонажем!

До конца 1928 года все шло по плану. Скупой регулярно являлся на встречи, приносил материал и огребал за это свои деньги. Мы часто меняли места встреч и соответственно предпринимали все необходимые меры предосторожности, так что в Польше против Скупого не возникало подозрений. Но однажды он не явился. Вскоре после этого пришло письмо, написанное разработанной специально для него тайнописью, в котором он сообщал, что более не собирается сотрудничать, поскольку достаточно заработал!

Что тут было делать? Секретные службы неохотно выпускают людей, попавших к ним в руки и поставляющих ценную информацию. Если они хотят прекратить работу, на них пытаются оказать давление для продолжения сотрудничества. К такому решению пришли и в отделе абвера в Восточной Пруссии. Итак, составили соответствующее письмо и тайным каналом переправили Скупому. Он совершенно ясно представлял себе, что его ожидает смертный приговор, если абвер решит подбросить в руки польских служб доказательства его предательской деятельности. Несмотря на это, письмом он ответил буквально следующее: «Я же знаю, что имею дело с немецкими офицерами, а не шантажистами. Еще раз большое спасибо…» Информатор рассчитал точно: абвер не стал ничего против него предпринимать.

Скупой — редкий из крупных шпионов, который предательством заработал себе состояние и с умом вложил его. Позднее абвер выяснил это через своих доверенных лиц. Но нажитое предательством состояние Скупого в конце концов снова исчезло. Во время германо-польской кампании 1939 года его имение было полностью разрушено. Но сам он уцелел. Это Ганс Горачек лично установил на месте во время войны.

Инцидент «контакта со Скупым» чувствительно ударил по абверу. Между тем Раух, Горачек и я после провала польских поручиков Пионтека и Урбаняка не сидели сложа руки. Нам удалось в 1928–1929 годах найти в Польше новые источники, то есть завербовать новых людей для секретной работы. И другие коллеги по абверу в Бреслау, Берлине и Штетгине успешно устанавливали контакты.

К сожалению, большинство документов по работе абвера того периода утрачены. О множестве контактов, происходивших в то время, будет далее рассказано несколько примечательных эпизодов.

В мою тогдашнюю сеть информаторов среди прочих входил и уже упомянутый польский комиссар полиции в Торне, которому абвер присвоил псевдоним Кокино. Торн — административный центр воеводства Поморья, и Кокино служил там в одном из отделов местной полиции. В 1920-х годах под предлогом уголовно-полицейских дел он нередко наведывался в Данциг.

Фактически между Данцигом и Польшей существовало корректное сотрудничество в борьбе с тяжкими и профессиональными преступлениями. В те годы многие преступники после совершения преступления в Польше пытались сбежать за границу через Данциг, в который можно было попасть без длительного оформления выездных документов. Многие карманники и международные мошенники, избиравшие полем своей деятельности Германию, Францию, Великобританию или северные страны, были схвачены в Данциге и выданы Польше. В этой чисто криминально-полицейской сфере, насколько мне известно, никогда не возникало никаких трений между Польшей и вольным городом Данцигом.

Однажды Кокино обратил на себя внимание данцигского уголовного полицейского тем, что тот поддерживает в районе гавани отношения с личностями, подозревающимися в нелегальной торговле наркотиками. Очень быстро наблюдение за Кокино дало основание для подозрения, что он участвует в наркоторговле. Но решающих улик еще не было. Но вероятно, на основании следственных данных соответствующий судья мог выдать ордер на его арест.

При таком положении вещей двое коллег, находившихся со мной в дружеских отношениях, решили пригласить Кокино пообедать и при этом неожиданно объяснить ему, что он находится перед выбором между работой на абвер или арестом за торговлю наркотиками.

Кокино окаменел, сраженный, когда перед ним это открылось. Однако ему не потребовалось много времени на обдумывание. Уже через несколько секунд после шока он дал свое согласие на сотрудничество с разведкой, если за это что-нибудь заработает. Кокино утверждал, будто у него много долгов, с которыми ему нужно расплатиться. В действительности же он согласился в основном из страха потерять свое место, если в Данциге против него возбудят уголовное дело.

Кокино выполнял для абвера ценную работу, в первую очередь донося о возникавших подозрениях против определенных лиц, имевших связь с германской разведкой. Благодаря этому некоторые информаторы абвера смогли уберечься от ареста службой польского контршпионажа.

Кокино за вознаграждение долгие годы оказывал неоценимые услуги. Внезапно он бесследно исчез. Абвер не смог прояснить тайну его дальнейшей судьбы. Неподтвержденные донесения свидетельствовали, будто бы его разоблачил польский контршпионаж и уничтожил без суда и следствия.

Служба военной разведки Польши сумела первое десятилетие своего существования лучшим образом использовать для того, чтобы выстроить мощную организацию и основательно обучить своих сотрудников. Сверх того, ей удалось углубить сотрудничество с разведками западных держав, которое началось в 1919 году, в особенности в направлении разведки в Советском Союзе.

Разведка польской военной секретной службой Германии в 1929 году, как и прежде, велась главным образом из филиалов в Познани и Бромберге. Но между тем создавались новые отделения, например в Диршау и Гдыне. Они в основном работали против Восточной Пруссии и Померании.