Владислав Петров - Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… Как воспитывали детей в Древней Греци Страница 14

По всей Греции славились кормилицы из захваченных Спартой областей Лаконии. В богатых афинских семьях брать их в качестве нянек и кормилиц считалось особым шиком. Они, по словам Плутарха, были «заботливые и умелые» — так что хоть в чем-то детям лакедемонян повезло. «…Иной раз даже чужестранцы покупали кормилиц родом из Лаконии, — пишет Плутарх в “Сравнительных жизнеописаниях”. — Есть сведения, что лаконянкой была и Амикла, кормившая афинянина Алкивиада…[6]»{41}. Лаконянки — сказывалась система, отбраковывавшая человеческий материал с малейшими изъянами, — отличались крепким здоровьем, исполнительностью и отсутствием сантиментов. Родители могли быть спокойны, что поблажек в воспитании их дети не получат: чрезмерно баловать потомство в Древней Греции — повсюду, а не только в Спарте — было не принято.

«Между тем, — добавляет Плутарх, — спартанских детей Ликург запретил отдавать на попечение купленным за деньги или нанятым за плату воспитателям…»{42}И это тоже понятно: власти полиса, поставив воспитание на государственную основу, были принципиально против того, чтобы доверять детей частным лицам — всем без исключения, в их круг включались даже отец и мать. До семи лет спартанский ребенок рос в семье, но за действиями родителей неусыпно следили многочисленные контролеры. «…Отец не мог воспитывать сына, как ему заблагорассудится»{43}, — замечает Плутарх. При таком раскладе невозможно представить при ребенке, рожденном в семье гомея, не то что женщину, происходящую из-за пределов Лаконии, но и просто неродную няньку из местных или рабыню.

Между прочим, спартанская идея о присмотре за родителями нашла отражение в педагогических воззрениях Аристотеля. Ничего не имея против домашнего воспитания до семилетнего возраста под руководством отца, он полагал необходимым учредить должность специальных государственных надзирателей за процессом воспитания — педономов (греч. παιδόνομος — буквально «руководитель ребенка»); так, кстати, назывались воспитатели в Спарте. И категорически выступал против того, чтобы воспитателями малолетних детей в возрасте, когда закладываются основы личности, были рабы, по сути своей неспособные взрастить человека вольного, но в то же время осознающего свои обязанности перед обществом.

В Аттике поставщиком кормилиц, если говорить о свободнорожденных женщинах, служили неимущие слои населения. Если вспомнить, как решалась в полисах судьба новорожденных, то можно предположить, что хватало таких женщин, чью грудь распирало молоко, а их собственные дети по решению мужей остались на съедение диким зверям где-нибудь в лесу. Охотно принимали на себя обязанности кормилиц и свободнорожденные и вольноотпущенные из бедных семей, сохранившие своего ребенка, — это давало некоторый заработок. Другое дело, что производить достаточно молока для полноценного кормления сразу двоих детей была способна далеко не каждая мать, и тогда уж приходилось решать, какого младенца выкармливать — чужого или обречь на голодную смерть своего. В ситуациях, когда новорожденный не был у женщины первенцем, выбор в свете всех подробностей древнегреческого быта очевидным уже не кажется…

И понятно, что совсем просто решался вопрос, если кормилицей назначалась рабыня, которой семья владела безраздельно: рожденного ею ребенка почти всегда ожидала печальная участь.

Продолжать грудное кормление рекомендовалось как можно дольше. Детей, преодолевших первые несколько недель земной жизни, прикармливали коровьим или козьим молоком, в которое добавляли мед. Повсеместно применялся и такой способ кормления: разжеванный кусок хлеба заворачивали в тряпку и давали младенцу пососать. Ревнители гигиены, несомненно, найдут, что сказать по этому поводу, но вспомним, положа руку на сердце, что примерно так же еще совсем недавно поступали в русских деревнях.

Обращение древнегреческих кормилиц с грудными детьми не так уж сильно отличалось от того, что мы видим в современных семьях. Вот что пишет Платон: «…И для тела, и для души младенцев, возьмем за первоначало кормление грудью и движения, совершаемые по возможности в течение всей ночи и дня. Это полезно всем детям, а всего более самым младшим, — так, чтобы они постоянно жили, если это возможно, словно на море. Всячески надо стремиться именно так поступать с новорожденными младенцами… Когда матери хотят, чтобы заснуло дитя, а ему не спится, они применяют вовсе не покой, а, напротив, движение, все время укачивая дитя на руках»{44}.

Воспитание — с первых дней

Как уже говорилось, воспитывать детей, по мнению древних греков, следовало с младенчества. «После речи о рождении детей мужского и женского пола, — замечает Платон, — всего правильнее было бы сказать об их воспитании и образовании», ибо только «надлежащее воспитание должно оказаться в силах сделать и тела и души прекраснейшими и наилучшими… Чтобы тело стало прекраснейшим, нужно, думаю я, просто-напросто взрастить его с малых лет наиболее правильным образом»{45}.

«Начальное воспитание мы поручаем вести матерям, кормилицам и дядькам…»{46} — говорит законодатель Солон (ок. 640 — ок. 560 до н.э.) в изложении Лукиана Самосатского (120–180). Платон воспитательницам-кормилицам отводит особую роль: «…Кормилиц мы под страхом наказания принудим законом постоянно выносить младенца в поля, или к святилищам, или куда-нибудь к родственникам до тех пор, пока он не сможет стоять на ногах. Но и тогда кормилицам надо остерегаться, как бы малолетние дети не искривили свои члены, когда они сильно опираются на что-то; кормилица и тогда должна еще чуть-чуть потрудиться и носить ребенка, пока он не достигнет трех лет. Она должна по возможности обладать силой и не быть одна при ребенке»{47}. При этом Платон несколько перегибает палку, утверждая, что детей следует «пеленать до двухлетнего возраста».

Спартанцы — при всем том, что немало заботились о детях, которых герусия признала годными для жизни, — подобными предосторожностями пренебрегали. Они вообще, пишет Плутарх, «детей не пеленали, чтобы дать свободу членам тела, растили их неприхотливыми и неразборчивыми в еде, не боящимися темноты или одиночества, не знающими, что такое своеволие и плач…»{48}. Спартанских детей, независимо от времени года, купали в холодной воде. Даже зимой, по понятиям гордых сынов Лакедемона, маленький ребенок должен был обходиться минимумом одежды, а об обуви вовсе не думали. Это вело к простудным заболеваниям и иногда заканчивалось летальным исходом, но зато те, кто при таких методах закалки выживали, навсегда обретали столь необходимый воину в походной жизни иммунитет от насморка или, страшно сказать, пневмонии.

Афиняне склонности к тепличному воспитанию тоже не испытывали, но на эксперименты такого рода смотрели не без содрогания. Для них было важно во всем сохранять баланс. «Изнеженность делает характер детей тяжелым, вспыльчивым и очень впечатлительным к мелочам, — говорит Платон. — Наоборот, чрезмерно грубое порабощение детей делает их приниженными, неблагородными, ненавидящими людей, так что в конце концов они становятся непригодными для совместной жизни»{49}. Во второй части цитаты чувствуется прямая полемика со спартанскими обычаями, при том, что великий философ во многом почитал Спарту за образец.

Платон продолжает: «…В правильной жизни и не надо стремиться к наслаждениям, и в свою очередь не следует совсем избегать страданий. Надо довольствоваться чем-то средним… обозначив это как радостное… Я утверждаю, что тот из нас, кто намерен стать божественным человеком, должен стремиться к подобному состоянию, так, чтобы ни самому не стремиться к одним только удовольствиям (ибо не миновать ему и страданий), ни всем нам остальным — старикам и юношам, мужчинам и женщинам — не позволять стремиться к тому же, а всего меньше по мере сил новорожденному ребенку. Ведь главные черты характера каждого человека складываются в силу привычки именно в этом возрасте… Следовательно, для малолетних воспитанников будет очень полезно, если к ним будут не между прочим, но очень тщательно применять все эти правила вплоть до достижения мальчиком или девочкой трехлетнего возраста»{50}. И в самом деле, правила на древнегреческих просторах были одинаковы для всех, от мала до велика. Так, кроме всего прочего, с младых ногтей воспитывалось уважение к закону и ответственное отношение к гражданским обязанностям. В Афинах, когда сыну исполнялся год, отец брал его с собой на агору и демонстрировал членам своей филы. Этот был своеобразный ритуал — нечто вроде подачи заявки на введение мальчика в сообщество равных. С этого момента он проходил этап за этапом, и наконец по достижении им восемнадцати лет, демарх (выборный глава дема — с конца VI века до н.э. основной административной единицы в Аттике) заносил его имя в особый список, а еще через два года он становился полноправным гражданином полиса, имеющим право голосовать, занимать выборные должности и вносить на обсуждение народного собрания проекты законов.